Бернар Вербер - Смех Циклопа
– Сожалею, но вы не можете пройти.
Лукреция показывает журналистское удостоверение.
– Сожалею. Пригласительные билеты именные, вас нет в списках.
– Я лично знаю Стефана Крауца, – настаивает Лукреция. – Спросите у него, если не верите.
Охранник соглашается позвонить ответственному по связям.
– Сожалею, но билеты кончились три дня назад. Мы всем отказываем.
– Я сотрудник «Современного обозревателя».
– Сожалею. Кстати, от вашего журнала уже есть представители. Госпожа Тенардье или что-то в этом роде.
Исидор и Лукреция вынуждены признать поражение. Обогнув здание «Олимпии», они подходят к служебному входу, рядом с которым, пытаясь согреться, отбивает чечетку группа курильщиков.
– Придется нарушить закон, – говорит Лукреция.
Она замечает пару клоунов в розовых костюмах подходящего размера. Под предлогом интервью она уводит их в ближайший подъезд и, угрожая оружием, заставляет снять одежду. Затем связывает и затыкает им рты.
Исидор старается немного ослабить веревки и оставляет в пределах досягаемости мобильные телефоны, чтобы пленники смогли позвать на помощь.
– Сейчас не время любезничать, – замечает Лукреция.
– Но это они оказали нам любезность, одолжив костюмы. С моей стороны это элементарная благодарность.
Переодевшись, Исидор и Лукреция входят в театр, затерявшись среди других розовых клоунов. Едва они оказываются внутри, как охранники закрывают двери, чтобы не допустить вторжения журналистов.
– Отлично, отступать уже некуда.
– Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Главные действующие лица уже здесь.
– Осторожно, вот как раз один из них.
Перед ними «розовый громила», похожий на питбуля. Он явно ищет кого-то или что-то. Исидор и Лукреция отступают, чтобы не попасть ему на глаза, и чувствуют, как их хватают за руки.
– Господи, вот вы где! Наконец-то! Мы вас везде ищем. Торопитесь, через несколько минут начинаем.
Они понимают, что ассистент заметил большие цифры у них на спинах. Исидор и Лукреция смотрят на свои номера. У них обоих это цифра «девятнадцать».
– Наверное, дуэт, – вздыхает Исидор. Он чувствует растущее беспокойство.
Но «розовый громила», похожий на питбуля, продолжает шнырять поблизости. Выбора не остается.
Ассистент заталкивает Исидора и Лукрецию в большую комнату, где много клоунов в таких же розовых костюмах. Исидор и Лукреция наносят грим, приклеивают красные носы, надевают черные повязки. Затем вместе со всеми они толпятся в коридоре. Все комики, даже знаменитости, наряжены в клоунов с повязкой на глазу. К ним подходит возбужденный ассистент с наушниками.
– Все должны помнить текст! Напоминаю, суфлеров тут нет.
Ассистент предлагает напитки. На экране видна сцена. Лукреция замечает Феликса Шаттама. К счастью, он так занят заучиванием текста, что не обращает на нее никакого внимания. Раздается голос из громкоговорителя:
– Две минуты.
Напряжение нарастает. «Розовый громила», похожий на питбуля, не двигается с места, словно что-то учуял. Он топчется у двери.
– У меня такое чувство, что я лечу в самолете и нужно прыгать с парашютом, – говорит Лукреция. – Вот только парашюта у меня нет.
– Лукреция, я задам вам глупый вопрос, на который вы можете не отвечать. Так ли уж нам было нужно приходить сюда?
– Я тоже развиваю «женскую интуицию», Исидор.
– Очень хорошо. И кого вы подозреваете?
– Одного из клоунов. Все-таки очень полезно понаблюдать за таким количеством потенциальных убийц, собравшихся в одном месте, в одно время и при обстоятельствах, довольно схожих с обстоятельствами гибели Дария. Знаете поговорку: «Преступник всегда возвращается на место преступления».
Исидор пожимает плечами. Слова Лукреции его не убеждают.
– Тридцать секунд, – раздается голос из громкоговорителя.
Лукреция указывает на пожарного, сворачивающего самокрутку:
– Кстати, именно этого пожарного, Франка Тампести, я первого опрашивала после убийства. Доверьтесь мне хотя бы раз, поведем расследование моими методами.
Исидор поднимает брови.
– Не уверен, что это хорошая идея. Меня терзают нехорошие предчувствия. Как только питбуль отвернется, нужно убираться. И понаблюдать из какого-нибудь укрытия.
Громкоговоритель снова оживает.
– Пять, четыре, три, два, один. Тишина на площадке. Мотор! Начали!
Звучит симфоническая музыка. Один-единственный прожектор освещает медленно разворачивающийся над сценой гигантский портрет Дария.
Церемониймейстер Стефан Крауц выходит к публике. Зал аплодирует. Он ждет тишины.
– Когда я впервые увидел Дария, то сказал ему: «У вас ровно три минуты, чтобы рассмешить меня» – и включил хронометр. Он заставил меня расхохотаться через пятьдесят шесть целых и две десятых секунды. Его уже нет с нами, но магия его жива. Двадцать лет спустя я не боюсь сказать, что Дарий смешил меня всегда. И будет смешить людей еще долгие столетия.
Зал аплодирует.
– Дарий бессмертен. Он навсегда останется в сердцах тех, кто видел его выступления. Но я хорошо знал его лично, и могу сказать, что за веселой маской клоуна скрывался необыкновенный человек. Человек великой эрудиции, великого благородства, великой смелости. Может быть, поэтому его называли не только Циклопом, но и Великим Дарием.
Зал снова взрывается овацией.
Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.
Он подражает голосу мастера:
– Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….
В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.
– Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, – говорит один из комиков. – Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.
– Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.
– Ты прав, полное ничтожество.
– Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.
Юмористы усмехаются.
– Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.
– Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.
Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.
Исидор шепчет ей:
– А я вам говорил, что комики жестоки.
– Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в «Современном обозревателе» обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?
