Бернар Вербер - Смех Циклопа
Исидор смеется, но вареник-хакао попадает ему не в то горло. Его лицо багровеет, он пытается откашляться, начинает задыхаться. Официантка равнодушно смотрит на него. Лукреция вскакивает и несколько раз энергично ударяет Исидора по спине. Безрезультатно. Исидору по-прежнему катастрофически не хватает воздуха. Тогда Лукреция обхватывает его руками и резко нажимает на живот. Кусочек пищи выскакивает у него изо рта и повисает на стенке аквариума.
Исидор извиняется, с трудом переводя дух. Из его глаз текут слезы, но он вновь начинает смеяться. Лукреция садится на место и спокойно отпивает глоток пива.
– Вот видите, от смеха можно умереть. Вы едва не задохнулись. Вам нужны еще какие-нибудь доказательства?
– Да. Но, тем не менее, спасибо, Лукреция.
Он смеется снова, на этот раз уже с облегчением.
– Скажите, Исидор, что вы считаете смешным? Когда вы в последний раз смеялись от души?
Он наливает пиво в кружку и не спеша пьет. Рассматривает пузырьки в золотистой жидкости.
– Я смеялся, когда в семнадцать лет у меня впервые был секс, и я испытал оргазм, – говорит он. – Девушка подумала, что я смеюсь над ней, ушла и больше не захотела меня видеть. Я нашел другую подружку. Она понравилась мне именно смешливым нравом. В момент оргазма, который мы испытали одновременно, мы оба расхохотались. Наш роман длился целый год.
Зачем он мне это рассказывает? Я прошу рассказать о смехе, а не о постельных приключениях! Может, он хочет заставить меня ревновать?
— Когда мы занимались любовью, вы, кстати, не смеялись…
– Я смеюсь только после «большого» оргазма. Знаете, женщины часто путают эякуляцию и мужской оргазм. Бывает эякуляция без оргазма, и бывает психологический оргазм без эякуляции. Я думаю, и у женщин все происходит примерно так же.
Лукреция чувствует, что краснеет.
Он со мной разговаривает с такой грубой откровенностью, потому что ему неловко. Ему стыдно, что он обязан мне своим спасением. Все мужчины одинаковы! То, что делает он, необыкновенно, а то, что делаю я, – так, ничего особенного. Когда он поджигает театр, чтобы спасти меня, – он герой, а когда я бью его по спине, чтобы спасти его, – я… просто добрый приятель.
Лукреция начинает есть, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
– А кроме секса что-нибудь у вас вызывало смех?
– Наверное, фильм «Монти Пайтон и Священный Грааль»! Впервые я увидел его, когда мне было восемнадцать. То, что скетчи начались прямо с титров, показалось мне ужасно новым и удивительным. Я расхохотался. Больше в зале никто не смеялся, на меня стали шикать, и это рассмешило меня еще больше. Я думаю, что человек смеется до слез как раз тогда, когда смеяться нельзя.
Он вертит в руках палочки для еды.
– Я считаю, что настоящий смех – это бунт против остального человечества. Фильм Монти Пайтона ценен именно умом и дерзостью.
Лукреция ест утку. Она берет косточку и шумно обсасывает ее.
– А что смешит вас, Лукреция?
– Во время секса я не смеюсь. И мне кажется, что, если бы вы в такой ситуации стали бы смеяться, я обиделась бы точно так же, как ваша первая подружка.
Вот так. Я сказала это.
Он улыбается.
– Насколько я помню, больше всего я смеялась над анекдотом, – продолжает Лукреция.
– Так вот откуда ваша вера во всемогущество шутки.
– К врачу приходит пациент в большом цилиндре. Доктор спрашивает: «Что вас беспокоит?» Пациент приподнимает шляпу, под ней лягушка, лапки которой словно приросли к его голове. Врач в ужасе спрашивает: «И давно это у вас?» А лягушка отвечает: «Сначала это была просто бородавка на ступне!»
Исидор хохочет. Лукреция удивлена, что анекдот ему так понравился.
– Отлично! Абстрактный анекдот!
– Я услышала его в четырнадцать лет. У меня тогда как раз были бородавки на ступнях, и я страшно переживала. Анекдот меня несколько успокоил. А у вас какой любимый анекдот?
– Не помню. Я их сразу же забываю.
– Ну, хоть один!
– Ладно, но он короткий. «Доктор, у меня провалы в памяти!» – говорит больной. «И давно?» – спрашивает врач. «Что – давно?» – спрашивает пациент.
– И все? Не смешно.
– А мне смешно потому, что я боюсь болезни Альцгеймера. Это своего рода заклинание, изгоняющее злых духов.
– Юмор действительно обладает терапевтическим воздействием. Когда-то одна шутка чуть не убила меня, а другая спасла от смерти.
– А чуть не убила вас шутка вашей… Немезиды?
Лукреция вздрагивает.
– Может быть, вы так хотите узнать, от чего погиб Дарий, именно потому, что шутка едва не отправила вас на тот свет. Я прав?
Он понял. Он все чувствует. Он гораздо внимательнее к собеседнику, чем остальные. Меня это очень трогает. Другие мои любовники говорили только о себе и ничего не слушали. Они делали вид, что интересуются мной, чтобы я ими заинтересовалась. А Исидору действительно важно не только мое тело, но и душа. А я не ценю это и считаю вторжением в личное пространство. Я неправа. Рассказать ему все?
— Я могу сказать вам только, что это произошло первого апреля.
Неожиданно она прерывается и смотрит на экран телевизора.
– Черт! Сегодня двадцать седьмое марта.
– Ну и что?
Лукреция показывает на экран, где идет новостная программа. Журналист ведет репортаж, стоя у входа в «Олимпию». На огромной афише изображен знаменитый глаз с сердечком. У дверей концертного зала толпится народ.
Лукреция встает.
– Скорее, – говорит она.
– Ну, что еще? Неужели нельзя в кои-то веки спокойно поесть?
– Сегодня вечером в «Олимпии» большое шоу, посвященное памяти Циклопа!
107
Маленький циклоп спрашивает отца:
– Папа, а почему в школе только у меня один глаз?
Папа завтракает, читает газету и ничего не отвечает.
– Ну, папа! Почему у всех два глаза, а у меня один?
Папа опускает газету и говорит:
– Потому что ты – циклоп, а у циклопов один глаз.
Ребенок задумывается, а потом снова спрашивает:
– А почему у циклопов только один глаз? А?
Папа отгораживается от сына газетой.
– Папа, скажи! Папа, ну, скажи, почему у циклопов один глаз? А? Почему?
Папа резко опускает газету и в бешенстве кричит:
– Долго ты мне тут будешь яйцо выкручивать?!
Отрывок из скетча Дария Возняка «Жизнь артиста»
108
Сердечко в глазу.
Знамя Дария реет над входом. На фасаде «Олимпии» сияют огромные неоновые буквы: «Шоу памяти Циклопа». Один за другим подъезжают черные лимузины. Из них выходят знаменитости, на которых тут же нападает толпа фотографов.
Порядок поддерживается образцовый. У входа стоят не «розовые громилы» из «Циклоп Продакшн», а парни в черных костюмах из службы безопасности Стефана Крауца.
