Рут Озеки - Моя рыба будет жить
Lolicom73 стал гордым обладателем моих трусиков. C.imperator проиграл. Я пошла в туалет, наклонилась над унитазом и меня стошнило — но, по крайней мере, у меня все аккуратно попало внутрь.
Я вернулась в гостиную. Записка все еще лежала на книге, где я ее оставила. Я подобрала ее, скомкала в кулаке и бросила через всю комнату, но бумажка срикошетила от дивана и упала на ковер. Мне хотелось, чтобы это был камень или бомба. Мне хотелось, чтобы эта штука оставила огромную дыру у нас в гостиной или вообще разнесла в клочки все это дурацкое здание. Но бомбы у меня не было, так что я подобрала первый том «Великих умов философии Запада» и швырнула его в балконную дверь. Книга была тяжелая, но стекло тоже было такое толстое, и книга просто отлетела от него и шлепнулась на пол заглавием вниз. Это меня еще больше взбесило, и я подняла книгу опять, только теперь я раздвинула двери балкона, прежде чем кинуть. И пока я наблюдала, как эллинисты кувыркаются над перилами балкона, взъерошенные страницы, как перья под мышками у последнего архиоптерикса, я чувствовала неимоверное облегчение. Я слушала, считая моменты до тихого стука внизу, но их прошло уже что-то слишком много.
— Эй!
Я замерла. Голос доносился снизу, с улицы.
— Эй! Не пытайся спрятаться. Я знаю, ты там, наверху!
Это был молодой женский голос, и звучал он не слишком сердито, так что я шагнула на балкон и заглянула через перила. Снизу на меня смотрело симпатичное круглое личико. Это была одна из хостесс, живущих по соседству. Я узнала ее по общественным баням. У нее всегда находилась для меня улыбка, и теперь она тоже меня узнала.
— О, это ты, — сказала она. Книгу она держала в руках. — Это ты уронила?
С виду с ней все было в порядке, поэтому я кивнула.
— Тебе надо бы поосторожней, — сказала она, будто ничего особенного не случилось. — Могла и убить кого-нибудь.
— Извините, — сказала я. Голос меня все еще не очень слушался, так что не знаю, слышала она меня или нет.
— Короче, я просто оставлю ее здесь, ладно? — Она положила книгу на низкую бетонную стенку, которая шла между зданием и тротуаром. — Ты бы лучше сошла вниз и забрала ее, а то ее может взять кто-нибудь.
Она посмотрела на название.
— Или, может, нет. В общем, я ее просто оставлю здесь, ладно?
— Спасибо! — прошептала я, но она уже повернула за угол и исчезла.
Они промыли папе желудок, чтобы уж точно ни одной таблетки не осталось внутри, и он-таки не умер, даже близко к тому не было. Мама вернулась домой из больницы и сказала, что с ним все будет в порядке. Я не сказала ей о записке в Сократе.
Когда папу выписали, мы все собрались в гостиной для еще одного разговора по душам, или, если хочешь, можно назвать это семейным советом. Папин голос звучал монотонно, будто он затвердил свои реплики, в которые совершенно не верил. Он извинился передо мной. Он сказал, что это вышло случайно, он был такой усталый, но заснуть не мог. Он потерял счет, сколько таблеток принял. Это не повторится. Ни записку, ни аукцион он не упомянул.
Мама внимательно наблюдала за представлением, а когда он добрался до конца, голос у нее звучал облегченно:
— Ну конечно, это вышло случайно, — сказала она, обращаясь ко мне. — Мы это и так знали, правда, Нао?
Она повернулась обратно к папе и стала его журить:
— Глупый папа! Ну как можно быть таким рассеянным? Теперь мы с Наоко будем хранить для тебя твои лекарства, и, если тебе понадобится таблетка, тебе надо будет попросить. Правда ведь, Нао-чан?
Меня в это не втягивай, подумала я, но сама только кивнула, разглядывая при этом посекшиеся концы волос. Я не могла смотреть ни на кого из них. После того как семейный совет был окончен и мама пошла спать, я вручила папе лист бумаги Gloomy Bear, аккуратно сложенный в три раза. Выглядело это точь-в-точь как его Сократская записка, и он побледнел, и только открывал и закрывал рот, как умирающая рыба.
— Ты бы лучше прочел это, — сказала я.
Он развернул листок и стал читать. Там было две фразы. Когда он закончил, то кивнул и снова сложил бумагу.
— Да, — сказала он. — Ты права.
Вот какой была моя первая фраза:
Твой дядя Харуки № 1 не облажался бы так уже в который раз.
И вторая:
Если собираешься что-то сделать, делай это как следует.
Иногда нужно высказать то, что у тебя на уме.
В ту ночь, когда родители наконец заснули, я потихоньку пробралась в ванную, вооружившись парой ножниц и электрической машинкой, которую мама купила папе, когда ему еще не был безразличен собственный вид, личная гигиена, устройство на работу и все прочее. Обрезать волосы так, чтобы их можно было потом сбрить, заняло долгое время. Я воткнула машинку в розетку и включила. Шум был ужасный! Я быстро выключила машинку и прислушалась, но из спальни не доносилось ни звука, так что я прикрыла дверь и обмотала машинку полотенцем, чтобы заглушить шум моторчика. Покончив с бритьем, я собрала все мои длинные волосы и спрятала их в мусоре в бумажном пакете, а потом протерла раковину туалетной бумагой. Я прикрыла свою голую голову капюшоном худи и заползла обратно в футон. Это было ужасно странное чувство, и я все продолжала притрагиваться к макушке.
Я сидела в дзадзэн под одеялом весь остаток ночи, и, как только небо просветлело, я оделась и вышла из квартиры. Худи я надела под школьный блейзер, что было совершенно против правил, но мне надо было спрятать свою голую голову. Было еще так рано, что я решила купить кофе из автомата и посидеть на каменной скамейке в саду перед храмом, чтобы убить время. Монах вышел разровнять граблями камешки. Он поднял взгляд и увидел меня. Может, он понял, что происходит у меня под капюшоном — что-то между нами проскочило, и он мне кивнул. Я поставила банку кофе на скамейку, стянула капюшон, а потом хорошенько поклонилась ему, правильным буддийским поклоном: ладони сложены вместе, глубоко, как учила меня Дзико. Выпрямившись, я увидела, что он отставил грабли и возвращает поклон, тоже как следует. Мне стало от этого хорошо; вот поэтому-то я так и люблю монахов и монахинь. Они знают, как быть вежливыми с каждым, неважно, насколько этот каждый болен на голову.
Я подождала, пока не прошло время последнего звонка, а потом пробежалась остаток пути до школы. На площадке никого не было, и я скользила по пустым коридорам тихо, как призрак, пока не добралась до своего класса. Поскольку сквозь стены я ходить все еще не умела, вместо этого я с треском распахнула дверь. Сэнсей как раз был на середине переклички, но я не стала просить прощения за то, что прервала его или за то, что опоздала. Кто-то из банды Рэйко начал хихикать, и краем уха я уловила «аукцион», и «трусики», и «чистая прибыль». Мне стало понятно, что каждый в классе слыхал об Инциденте с трусиками и следил за аукционом в последние несколько дней. Это был общий проект всего класса.
