Эли Фрей - Мой лучший враг
Она была виновницей всех его несчастий.
Сначала он ненавидел ее за трусость и предательство. А потом стал понимать, что ненавидит ее не за это. Она просто напоминала о его жутком прошлом. О том страшном дне. Она была единственным человеком, который был с ним в те страшные минуты. И каждый раз, глядя на нее, он будто заново переживал весь ужас того дня.
Она напоминала, что когда-то он был другим человеком. Пыталась взывать к его совести. Она бередила его старые раны.
Глядя на нее, он видел тот день. Видел своих мучителей. Причиняя ей боль, наказывая ее, он наказывал своих мучителей, хотя разумом понимал, что это невозможно.
Лучше бы она никогда не возвращалась, так было бы лучше для них обоих.
Он пытался убедить себя, что ему плевать на эту девчонку, что все, что он чувствует к ней, – это злость и ненависть. Если бы она хоть чуточку помогла ему тогда, все могло быть по-другому. Его жизнь не пошла бы по параллельной прямой.
Он пытался убедить себя. Но… Отчего при взгляде на нее что-то до боли скребло у него внутри? Что-то кричало, плакало, рвалось наружу, пыталось пробиться сквозь железную оболочку равнодушия.
Да. Одновременно с ненавистью он испытывал к ней что-то теплое, нежное. Ведь она… его прошлое. Она представляла собой «мир до того дня». А мир до того дня был прекрасным, он это помнил. Все то время было прекрасным. И она. Она прекрасна.
И вот спустя много времени совесть (если она у него есть) что-то промычала ему. И он все-таки решил, что хватит. Эта девчонка получила свое. Пора ее отпустить.
Но тут его гребаные друзья очень не вовремя пришли на помощь со своими не менее гребаными таблетками. Как будто они не знали, что с ним происходит от алкоголя и наркотиков. Однажды компанией они сидели на территории какого-то склада, собирались тихо-мирно посидеть и выпить. В конце дня он проломил башку охраннику этого самого склада, а сам склад поджег. После того случая друзья долго не предлагали ему выпить. Но тот случай, видимо, забылся…
Он посмотрел на синяки на ее руках.
Он понимал, что только он виноват во всем, что только что произошло. Не наркотик и не его друзья. Он прекрасно осознавал, что делает, и в голове у него не было ни единого пробела. Он помнил все четко.
Но само по себе чувство вины? Нет, теперь это чувство перестало существовать… Он давно приказал себе не жалеть ни о чем, что бы он ни сделал. А сделал он за свою жизнь немало всего. Чувство вины просто задушило бы его. Так что он решил просто отказаться от этого чувства. Или убедить себя в том, что отказался.
Сейчас, когда злоба и ненависть постепенно стали заглушаться, он пытался убедить себя в том, что не чувствует своей вины. Равнодушно посмотрел на девочку, лежавшую у его ног. Потрогал пульс, бегло осмотрел раны.
«Жить будет».
Он вспомнил свою семью, какой она была много лет назад. Вспомнил улыбку матери, добрый взгляд отца. Вспомнил веселый смех своей сестренки. Вспомнил субботние домашние завтраки, воскресные прогулки в парке. Все казались такими милыми и счастливыми. Он вспомнил свою маленькую подружку, с которой они были не разлей вода. Он обижался на родителей, которые любили шутить по этому поводу и называли их женихом и невестой. Хотя чего обижаться? К тому времени они были уже мужем и женой, – вспомнил он о шуточной свадебной церемонии, которая случилась в далеком детстве.
А вот сейчас его подружка лежит перед ним без сознания. Замученная и затравленная им же. Подружка? Нет. Неправильное слово. Она – его прошлое. Он отказался от своего прошлого давно. Невозможно жить со всем этим, поэтому он был вынужден просто отказаться.
Но когда она появилась, прошлое снова вернулось к нему. Глядя в ее глаза, он видел его. Видел каждый миг того жуткого дня и будто заново переживал те ужасные мгновения. Это было выше его сил.
«Могли бы мы быть вместе, будь я нормальным?»
Он понимал, что вышел за категорию нормальности после того дня, когда прямая, по которой шла его дорога, резко искривилась в сторону и пошла по параллельной. Или по наклонной? Он не знал. Но знал точно, что это не та дорога.
«Могли бы мы быть вместе в той жизни, которая и сейчас существует, но идет где-то там, параллельно моей?»
Что вообще происходило бы в жизни? Как она развивалась бы, не будь того дня?
Он много рассуждал на эту тему, углублялся в тяжелые мысли, представлял параллельную жизнь.
Он встал и пошел по мосту. Но что-то внутри жалобно замяукало. Он ударил себя в грудь.
«Заткнись».
Но что-то жалобно скулило и просило его… Он оглянулся, посмотрел на маленькое тело на мосту. Тяжело вздохнул. Развернулся и подошел к ней, осторожно взял на руки. Она была довольно тяжелой для своего роста, – а может, ему просто кажется – непривычно кого-то носить на руках.
Он вышел из лесной зоны, оказался в городской черте. Он положил ее на траву у какого-то дома. Посмотрел на нее. Что-то внутри снова мяукнуло. Он издал ворчливый вздох, снял пиджак, подстелил под нее. Вот так она не должна замерзнуть.
Он усмехнулся.
«Какой же я двуличный. Сначала чуть не замучил ее до смерти. Теперь беспокоюсь о том, не замерзнет ли она».
Но он ничего не мог с собой поделать.
Он отошел от нее. Внутри что-то кричало и выло, но он не реагировал. Он сделал для нее все, что мог. Он отошел подальше, спрятался за угол. Стал наблюдать. Минут через десять из дома вышла пара, мужчина и женщина. Увидев девочку, лежавшую на траве без сознания, женщина всплеснула руками. Пара подошла к ней, женщина ощупала ее лоб, потрогала пульс. Мужчина достал телефон, стал набирать номер. Через некоторое время приехала скорая. Ее положили на носилки и загрузили в машину скорой помощи. Машина тронулась с места.
Вот и все. С ней все будет хорошо. Он хмыкнул. С чего вдруг он так беспокоился о ней? Он сам довел ее до такого состояния. Только он, больше никто не виноват. Откуда ж такая забота?
Он засунул руки в карманы и беззаботной походкой направился куда-то. Он попытался не думать о ней. Стал думать о сегодняшних планах на вечер.
«А сегодня намечается туса. И мы нажремся и будем лапать девок. А потом мы, как всегда, че-нить расхерачим на хате, и нас выставят за дверь. А мы пойдем да разобьем чью-нибудь тачку. А потом отмудохаем парочку безобидных гопников, просто так, для поднятия тонуса. А потом будем ржать до посинения и бесцельно шляться по улицам. Это будет клевый день. Да, как же я люблю этот гребаный мир. Жаль, что он меня не любит».
Он пытался убедить себя в том, что он бездушный кусок дерьма, что у него нет чувства вины и все, что он делает, – правильно.
Но внутри все болело и горело огнем, что-то острыми когтями раздирало грудь.
Он ушел, весело насвистывая и напевая какую-то глупую песню, чтобы отвлечься, пиная по дороге какой-то камень.
