Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Ли подал чернокожему бутылку, он поднес ее ко рту, запрокинул. И вдруг начал плеваться и задыхаться, глаза полезли на лоб.
– Гребаный белый! Сукин сын! Ты че, надо мной прикалываешься?
Он все морщился, странно чмокая губами и пытаясь стереть эту гадость рукавом.
Схватив бутыль за горлышко, заключенный долбанул ей по столу, бутылка разбилась, а жидкость пролилась на зеленую униформу Ли. Негр принялся размахивать осколком.
– Я тебя порежу, гад белый!
Ли попятился к двери.
– Рейджен, – прошептал он. – Рейджен, ты где?
Ли ужасно перепугался и надеялся, что Рейджен его защитит. Но тот не пришел. Ли вылетел в дверь и понесся по коридору, а недовольный клиент – за ним.
Рейджен хотел было выйти, но Артур его остановил:
– Пусть его проучат.
– Но я не могу, чтобы его зарезали, – ответил Рейджен.
– Если его не обуздать как следует, – возразил Артур, – в будущем нас могут ждать беды пострашнее.
Рейджен согласился и не стал вмешиваться. А Ли бежал по коридору, вопя в ужасе: «Рейджен, ты где?»
Решив, что с Ли хватит и что риск уже слишком велик, Рейджен вытолкнул его из пятна. Когда негр добежал до больничной каталки, Рейджен развернулся и толкнул ее на преследователя. Здоровяк упал на разбитую бутылку и порезал себе руку.
– Конец! – проревел Рейджен.
Негр подскочил, просто трясясь от ярости. Рейджен схватил его, затолкал в рентгеновский кабинет и ударил о стену.
– Все, – повторил он. – Если не утихаешь, я тебя уничтожу!
Чернокожий опешил от такой внезапной перемены. Вместо перепуганного белого мальчишки перед ним оказался какой-то звезданутый с дикими глазами, разговаривающий с русским акцентом, который зажал его в углу, лицом к стене, сильно надавив на шею.
– Теперь остановка, – прошептал ему на ухо Рейджен. – Надо наладить порядок.
– Да-да, чувак, все хорошо…
Рейджен отпустил противника, тот попятился.
– Все, все, я пошел. Без обид. Все нормально… – и поспешно удалился.
– Это варварский способ решать проблемы, – прокомментировал Артур.
– А ты бы что делал? – спросил Рейджен.
Артур пожал плечами.
– Имей я твою силу – наверное, то же самое.
Рейджен кивнул.
– А Ли? – спросил Артур. – Тебе решать.
– Он нежелательный.
– Да. Какой толк от человека, который всю жизнь лишь прикалывается? Бесполезный андроид.
Ли запретили выходить в пятно. И он, не способный жить без розыгрышей и шутовства, вместо того чтобы прозябать во мраке, исчез совсем.
И после этого долго никто не смеялся.
3
В письмах Томми появились признаки непредсказуемых перепадов настроения. «У меня распухли суставы пальцев», – написал он Марлен и рассказал, как подрался с заключенными, которые крали у него почтовые марки. 6 августа пообещал покончить с собой. Через пять дней попросил прислать акрил, чтобы можно было снова взяться за рисование.
Артур держал четырех пойманных им же мышей. Он изучал их поведение и взялся за объемный отчет о возможности пересадки мышиной кожи для лечения ожогов у человека. Однажды, когда он писал что-то в лаборатории, вошли трое заключенных. Один встал на стреме, а двое подкатили к нему.
– Давай пакет, – начал один из них, – мы знаем, что он у тебя. Отдавай.
Артур покачал головой и вернулся к записям. Двое вошедших обошли стол и схватили Артура…
Рейджен пригнул их к земле, ударил ногой сначала одного, потом второго. Третий, стоявший на стреме, кинулся на него с ножом, и Рейджен сломал ему запястье. Нападавшие бросились прочь, и кто-то крикнул на ходу:
– Миллиган, ты покойник. Я тебя натяну.
Рейджен поинтересовался у Артура, в курсе ли он.
– Требовали пакет, – сказал Артур. – Судя по их поведению, наверное, наркотики.
Он обыскал лабораторию и аптеку. Наконец на верхней полке, за книгами и бумагами, обнаружил полиэтиленовый пакет с белым порошком.
– Герыч? – спросил Аллен.
– Точно смогу сказать только после проверки, – ответил Артур, положив пакет на весы. – Полкилограмма.
Оказалось, кокаин.
– И что будешь делать?
Артур разорвал пакет и высыпал порошок в унитаз.
– Кто-то жутко расстроится, – сказал Аллен.
Но мысли Артура уже вернулись к докладу на тему пересадки мышиной кожи.
Артур слышал о таком состоянии, как «тюремный блюз». Его проходят почти все недавние заключенные. Когда человек теряет независимость и индивидуальность, подпадая под огромное давление, он зачастую сталкивается с депрессией или нервным срывом. У Миллигана в голове началась очередная смута.
Переменились и письма к Марлен. Филип с Кевином, которые раньше рисовали пошлые и порнографические картинки, перестали этим заниматься. Теперь в письмах читался страх безумия. Томми рассказывал о странных галлюцинациях. И о том, что днем и ночью читает книги по медицине. Обещал пойти учиться в медицинский, когда его отпустят на поруки, «даже если на это уйдет пятнадцать лет». Еще дал слово жениться на Марлен, завести дом, заниматься наукой и стать настоящим специалистом. «Доктор и миссис Миллиган – как тебе?»
4 октября из-за проблемы с кокаином Миллигана перевели в блок С, в изолятор. У него забрали книги и портативный телевизор. Рейджен выдрал из стены стальные перекладины, на которых лежали нары, и забаррикадировался, так что впоследствии рабочим пришлось снять дверь, чтобы вывести заключенного.
Началась бессонница, он жаловался на частую рвоту и резкое ухудшение зрения. Время от времени к нему заходил доктор Стейнберг, выписывал успокоительные в небольших дозах, а также антиспазматические препараты. Хотя Стейнбергу казалось, что проблемы у Миллигана в первую очередь психологические, 13 октября он направил его в Главный медицинский центр Коламбуса на лечение.
Аллен написал в Американский союз гражданских свобод просьбу о помощи, но из этого ничего не вышло. На десятый день пребывания в Коламбусе у Миллигана обнаружилась язва желудка. Его посадили на специальную диету Сиппи и вернули в Лебанон, в изолятор. Стало известно, что под залог его не выпустят раньше апреля 1977 года, то есть через полтора года.
4
Закончились зимние праздники, и 27 января 1976 года Аллен присоединился к остальным заключенным в голодовке. Вот что он написал брату:
«Дорогой Джим,
я лежу у себя на нарах и думаю о нашем с тобой детстве. Время идет, а моя душа наполняется ненавистью к жизни. Мне очень жаль, что по моей вине разрушилась твоя семья, частью которой я едва ли являлся. Тебя ждет прекрасная жизнь, у тебя большие цели. Не просри ее, как я. Если ты меня за это презираешь, я прошу меня простить. Ты до сих пор мне дорог, как ветер и солнце. Джим, бог свидетель, я не делал того, в чем меня обвиняют. Господь говорит, что у каждого свое место в жизни и своя судьба. Ну, вот это, наверное, моя! Мне очень жаль, что я так опозорил и тебя, и всех моих близких.
