Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Глубокомысленно изъяснялись и соблюдали приличия до тех пор, пока многие не напились. Ловили в пруду золотых рыбок и всех выловили. Раздели какую-то «листерманку» и вымазали ее черной икрой: слизывали и запивали ледяной водкой. Глазели на живые статуи, а потом кто-то, кажется, сам быстро захмелевший Рогачев, предложил «расстреливать» их лежащими в корзинах фруктами. Расстреляли подчистую: люди, изображающие статуи, не выдерживали, соскакивали с постаментов и с воплями бегали, уворачиваясь от метких рогачевских гостей. Одним словом, занимались тем, что в светской хронике обычно не показывают. Свинством.
Гера вел себя прилично. Вроде как и со всеми вместе, а палку не перегибал, не зажигал и выпил самую малость. Подобраться к Рогачеву, возможность, конечно, была, но что толку? На розливе спиртного стояли специально обученные люди из кейтеринговой службы, вокруг было полно народу, и сделать то единственное, зачем он пришел, и то, чего сейчас в своем далеком Домодедове ждал генерал Петя, не представлялось возможным. Гера был спокоен, сосредоточен, и это не укрылось от пусть и пьяного, но не теряющего цепкости взора Рогачева. Он подошел к Герману:
— Ну как ты, веселишься?
— Да, — Гера через силу улыбнулся, — веселюсь, конечно. С днем рождения вас, Петр Сергеевич, дорогой. Дай вам бог здоровья. Больше-то вам и пожелать нечего.
Рогачев хотел что-то ответить, но послышался шум: приехали «Роллинги» и Дженнифер Лопес. Старики из «Катящихся камней» были таковыми лишь внешне, и то Мик отработал свое выступление так, что у людей от переполнявшего их восторга и избытка эмоций сами собой выступали на глазах и катились по щекам слезы. Какие еще могут быть ощущения, когда сам Мик Джаггер размахивает над головой серебристой штангой микрофона и умудряется точно в него, без провалов и хрипоты, словно трассирующие пули в цель, укладывать слова «Satisfaction»? «Роллинги» прекрасно знали, что именно от них ждали все эти очень дорого стоившие русские: только старые хиты, только великие песни. Под конец Джаггера, на бис и только под акустическую гитару спевшего «Satisfaction» еще один раз, одуревшая от счастья толпа стащила со сцены и на руках понесла к автобусу. Охрана группы не вмешивалась. Она привыкла и видела кое-что похлеще, когда «Роллинги» по наплевательскому отношению Мика к собственной жизни и жизни своих замечательных стариков приехали выступить на свадьбе Пабло Эскобара. Вот тогда — да: толпа людей с автоматами в руках, устраивающая пальбу в моменты экстаза, и никакой гарантии, что случайная пуля не попадет участнику группы в лоб. «Роллинги» торопились. Их ждал самолет, впереди была следующая вечеринка где-то в Австралии: в поколениях, выросших на музыке «Роллинг стоунз», хватает тех, кто может себе позволить пригласить любимую группу спеть на собственном празднике.
Дженнифер Лопес оказалась совершенно отвязной и зажигающей не по-детски девушкой. Она вместе со всеми отрывалась под музыку «Роллингов» — видимо, тоже вместе с материнским молоком впитала их песни. Гости Рогачева были не из тех, кого можно было бы чем-то удивить в этой жизни, но выпивка и рок-н-ролл — это самые чудесные в мире средства, которые из кого угодно сделают человека. Пусть ненадолго, но атмосфера на празднике стала по-настоящему светлой. Вся эта разношерстная толпа денежных тузов, куртизанок, бюджетных воров и прочих героев нашего времени вдруг разом превратилась просто в отряд фанатов с чистыми душами, открытыми навстречу музыке. Так казалось Гере со стороны, и так было на самом деле, пусть лишь только несколько мгновений.
Лопес вышла на сцену и, будучи уже немного нетрезвой, сняла туфли и выкинула их куда-то в сторону зрительской трибуны. Затем она что-то такое сказала музыкантам, прикрыв ладонью микрофон. Те, соглашаясь, закивали, и Дженнифер, почти без перерыва, на едином дыхании исполнила весь свой знаменитый испанский альбом от начала и до конца. Это были не «Роллинги», но это была сама страсть. Определенно, на родном испанском она пела гораздо лучше, чем на английском, и песни словно зажигали в людях факелы темперамента…
Кончился концерт не вполне традиционно. Приглашенный народ настолько перевозбудился, что устроил непристойную оргию, сопровождаемую раздеванием всех участников праздника до состояния ню и поголовным занятием свальным грехом. Лопес от приставаний какого-то сенатора из горячей южной автономии и молодого губернатора каких-то северных провинций спасли телохранители, образовавшие вокруг звезды живой щит и выведшие ее с этого поля всеобщей… Не стоит здесь употреблять этого слова. Зачем грязнить грязь?
К двум часам ночи народ стал потихоньку отползать от запретного плода в сторону дома и в состоянии, надо признаться, весьма помятом. Не хочется никого обидеть и полунамеком, и лишь оттого, что все были настолько «хороши», что никто особенного к себе отношения, в общем-то, не заслужил. Не все принимали участие в бесстыдной оргии, были и такие, кто просто продолжал пить и горлопанить какие-то песни, порой, случалось, и блатные. И нет ничего странного в том, что кто-то в самых лучших, расшалившихся от виски чувствах затягивал «Таганку» и «Гоп-стоп». Это нормально, когда у человека, который зарабатывал свои первые деньги, имея в руках утюг, паяльник или автомат, под хмельком проглядывает наружу его истинная, настоящая гангстерская порода.
Наконец, как в кукольном театре, исчезли со сцены актеры: важные толстяки из папье-маше, вертлявые симпатичные ведьмы с нарисованными на тряпичных головах лицами, арлекины и пираты, циркачи и акробаты — все покинули сцену, и остался на ней один уставший и сонный юбиляр да Гера, сидевший все это время в зрительном зале и бывший единственным зрителем этого сумбурного, но все же волшебного спектакля. Что остается делать двоим, один из которых не знает, что он актер-марионетка, а другой понимает, что пришло время показать этому актеру его место в сценарии?
— О, Гера… Это хорошо, что ты остался. Ты видел это стадо скотов? — Рогачев пнул чей-то оставленный в пылу страсти бюстгальтер. — А все, между прочим, нужные люди. Разгромили мне тут все на хрен. Ты Высоцкого застал?
— Немного… Мама все время слушала на катушечном магнитофоне.
— У меня тоже катушечник был. У тебя какой?
— Черт его знает. Вроде какая-то «Соната», что ли.
— А у меня «Ростов». Девятьсот рублей стоил. Между прочим, большие деньги. Так вот у Высоцкого концерт был в записи. Он там рассказывал о съемках картины «Красная палатка» с Шоном Коннери. Как тот прилетел в Москву, потом собрал банду в «Метрополе»… Сейчас я тебе процитирую: «И остался он один, у разбитого стола. Сидел и думал: «Что же это за загадочная страна?» Вот и я также остался. Спасибо, что не ушел. Пойдем, может, выпьем?
