Петер Ярош - Тысячелетняя пчела
— Чего это ты сегодня трепался про бога? — спросил Пиханда.
— И ты мне поверил? — засмеялся Вавро Масный.
— Вон ты каков! — Пиханда отодвинулся от товарища, старательно завернулся в шинель и склонил голову.
На него нашла дрема. В видениях предстала перед ним большая пуховая перина, больше липтовской деревни. На перине он увидел себя — рядышком с Марией Радковой. Оба были голые, теплое летнее солнышко светило им, а возле перины стоял большой круглый стол. И был он до того большой, что за ним удобно восседали все словаки и дружно уписывали первосортные яства. Наевшись, они принялись возле стола сооружать огромное здание — общее жилище. Только Петер и Мария продолжали разлеживать на мягкой перине. Он то вежливо ее обихаживал, то грубо лез к ней, а Мария смеялась и не упорствовала…
Петера Пиханду внезапно разбудила разорвавшаяся неподалеку граната. Рудольфа Карбанца из Микулаша убило, а его легко ранило в руку. На вид Карбанец и солдатишкой-то был самым что ни на есть никудышным и запоминался только своей худобой. Он выглядел так, словно был замордованным побегушкой в убогой бакалейной лавке.
— Вавро! — крикнул Пиханда.
— Жив! — отозвался Вавро Масный.
— Пора, бежим к русским!
— Я не пойду! — отказался Вавро.
— Почему, дурачина?
— Плена боюсь больше войны.
— А я иду! — решил Петер Пиханда. — Живи тут, как знаешь, а я и вправду пошел! Прощай, Австро-Венгрия, честь имею, война!
Петер Пиханда обнял Вавро Масного, отбросил винтовку и выглянул из окопа. Русские атаковали на левом фланге, а здесь, на правом, было временное затишье. Петер Пиханда выпрыгнул из окона и поднял над головой руки. Побежал. Возле него бежали другие солдаты с поднятыми, руками, оглядываясь, спотыкались, падали, опять вставали, но бежали вперед… Вскоре он достиг первых русских окопов.
— Стой, австрияк! — окрикнул его русский солдат и упер ему в грудь штык.
— Я славянин! — завопил Петер Пиханда. — Словак!
Русский схватил его за шинель и втащил в окоп.
На другой день Петера Пиханду вместе с остальными пленными погнали в русский тыл. Конвойный вдруг крикнул им: «Вот вы уже в России, вам теперича хорошо, сволочь австрийская!»
Петер Пиханда оглянулся — он и не заметил, как они перешли русскую границу. Засмеялся — в мыслях всплыло, как он когда-то представлял себе границу. Это была бескрайне длинная красная линия, впрочем, даже не линия, а длинный красный, поперченный кусина сала, от которого в любое время можно отрезать шматок… А чтоб такая была граница?! — Он поглядел снова под ноги, потом назад…
…Нигде ничего, лишь ровная земля, снег, мерзлая трава, кусты и вдалеке отдыхающая пахота…
Карола Пиханду погнали на войну прямо со школьной скамьи. Он и месяца не проучился в Пражской Академии художеств, как пришлось надеть военную форму. Горестно простившись с родителями и упрятав книги, рисунки и картины в деревянный сундук на чердаке, отправился он в Кошице в распоряжение 9-го гонведского полка[117]. В первый же день встретил там двух земляков, Павола Жуфанко и Юрая Вицена, брата Яна Вицена, точившего в Дебрецене пушечные снаряды.
Каролу было так грустно, горько и тоскливо, что уже в поезде он украдкой всплакнул. А в просторном помещении кошицкой казармы, снова встретившись со своими земляками, он и вовсе разрыдался. Они не успокаивали его, не унимали его всхлипов. Павол Жуфанко с пониманием похлопал его по плечу и тяжело вздохнул.
— Пройдет! — сказал он сочувственно. — Обвыкнешь! Нам с Юраем тоже не сладко пришлось, а видишь, теперь нас и слеза не прошибает… Да мне-то что говорить? Сперва я честь по чести оттрубил на военной три года мирных, а нынче настоящая война завязалась, и кто знает, когда этот кошмар кончится?! Я жениться хотел, дом отремонтировать, детей растить, а вот изволь — воюй… Поплачь, Карол, хоть полегчает тебе. Как бы там ни было, но никогда еще не бывало так худо, чтобы не могло быть хуже…
Не будь рядом Павола Жуфанко и Юрая Вицена, Карол Пиханда, пожалуй, что и выкинул бы. Чуткая его душа трудно свыкалась с грубой солдатской муштрой. Если бы не дружеское попечение и поддержка земляков, кто знает, не посягнул ли бы Карол на свою жизнь или не сотворил бы какой иной глупости. Через месяц — если выдавалась свободная минутка — он начал рисовать. Умелой рукой сделал наброски солдат в роте и рисунки им роздал. Потом рисовал уже для себя. Это были либо сцены из военной жизни, либо его видения, сны и прекрасные романтические образы довоенного прошлого. Солдаты добывали ему бумагу, карандаши, и многие часами глядели, как он рисует и что рисует…
Но долго в казарме они не прохлаждались. Их перевели на русский фронт в Бессарабию, и там провоевали они десять месяцев без передышки. Все трое были ранены — правда, легко. После излечения их снова возвращали на фронт. Осенью тысяча девятьсот пятнадцатого года Карол лежал под созревающей грушей и мысленно подводил итоги своим годовым военным впечатлениям. Вдруг он испуганно вскочил и закричал: «Дикий я, грубый и жестокий человек, клянусь богом! Право слово, я еще хуже, чем эта война!» Словно помешавшись в рассудке, он бросился к своему деревянному армейскому чемоданчику, раскрыл его и начал комкать, рвать и кромсать свои рисунки. Жуфанко и Юрай Вицен подскочили к нему, оттащили от чемодана, прижали к земле коленями и поднесли ко рту открытую бутылку палинки.
— Выпей! — предложил ему Юрай Вицей. — У румынского корчмаря свистнули…
Карол Пиханда еще чуть подергался на земле, потом начал пить. Прихлебывал, глотал, а когда докончил бутылку и земляки его отпустили — заплакал. Год спустя после первых слез на войне…
10
Из газетных сообщений (вторник 2 марта 1915 — вторник 9 марта 1915).
Амстердам, 26 февраля. Корреспондент «Таймс» сообщает из Вены: видный австрийский финансист заявил, что Австро-Венгрия сверх всякого ожидания легко переносит условия мировой войны. «Уже шестой месяц мы пребываем в состоянии войны, но Вена продолжает оставаться такой же, как прежде. Кафе и театры переполнены, нехватки продовольствия не ощущается. Мы сильный народ, даже не предполагавший прежде — до какой меры».
Официальное сообщение нашего генерального штаба. 26 февраля, 18.00. В Польше, восточнее Пшедбора, завязалась оживленная артиллерийская дуэль. На остальных участках фронта — севернее Вислы и в западной Галиции — в основном царило спокойствие. В Карпатах — в долине Ондавы, равно как и севернее перевала Воловецкого — атаки русских не имели успеха. При штурме одной высоты в Южной Галиции нами захвачено в плен 1240 человек.
Стамбул, 25 февраля. Сегодня в девять часов десять крупных кораблей начали обстрел входа в Дарданеллы. Огонь продолжался до половины шестого вечера. Корабли отошли затем в направлении Тенедоса. Турки полагают, что один корабль тина «Агамемнон» был потоплен орудийным огнем с анатолийского побережья.
Берлин, 26 февраля. Над Кале появился цеппелин, сопровождаемый двумя аэропланами. Он сбросил бомбы, в результате чего погибло 10 человек. Линия на Дюнкерк вновь прервана.
Роттердам, 26 февраля. В Гавр прибыло множество суфражисток, выразивших готовность служить в армии на телефоне, телеграфе и сигнальных аппаратах.
Берлин 26 февраля. Транспортировка тяжелораненых французских и немецких пленных через Швейцарию начнется 3 марта. Командование армии предоставит Красному Кресту санитарные поезда. Французские составы отправятся до самого Лиона. В каждом поезде разместится 250 тяжелораненых. Французов предполагается 2500 человек, количество немцев пока неизвестно.
Амстердам, 26 февраля. Британское адмиралтейство сообщает, что начиная с 18 февраля немецкими подводными лодками было потоплено семь британских кораблей, между тем как в британские воды вошло 708 кораблей под различными национальными флагами. За восемь недель — до 24 февраля — вошло 5742 корабля, вышла 5507.
Кёльн, 26 февраля. Вчера в Милане в «Театро лирико» состоялась большая демонстрация в поддержку войны. Из 20 000 участников лишь немногие протестовали против войны, это были в основном социал-демократы.
Официальное сообщение германского верховного командования от 27 февраля. В Шампани вчера и сегодня французы снова вели атаки крупными соединениями. На отдельных участках бои продолжаются. На остальных — атаки отбиты. Севернее Вердена мы атаковали часть французских позиций. Бои продолжаются. Северо-западнее Гродно, западнее Ломжи и южнее Прасныша[118] в бой введены новые силы русских. На Скроде, южнее Кёльна, нами взято 1100 пленных.
Официальное сообщение нашего генерального штаба. 27 февраля, 18.00. На польско-галицийском фронте местами происходила артиллерийская перестрелка. В Карпатах — ситуация не изменилась. На участке Тухоля — Вышкув шли кровопролитные бои. Новые атаки противника на наши позиции в Опортале были отбиты в результате жестоких боев с большими для него потерями. Атаковавший Девятый финский полк потерял 300 человек убитыми и столько же ранеными. 730 человек этого же полка взято в плен. Бои в Юго-Восточной Галиции продолжаются с неослабевающим упорством.
