Петер Ярош - Тысячелетняя пчела
«Будапешти-Хирлап»[121] выражает свое неудовольствие по поводу того, что ученый мир Германии размышляет над вопросами, которые после успешного окончания войны потребуют безотлагательного решения, в том числе якобы большое внимание уделяет Венгрии. «Эти ученые немецкие мужи», сетует далее «Будапешти-Хирлап», «причину слабости, приписываемой нашей монархии, видят в национальных неурядицах, в разногласиях и прежде всего в том, что в Венгрии якобы в ущерб интересам народностей происходит насильственная мадьяризация и что новый избирательный закон несправедливо лишает эти народности представительства в законодательных органах… Судьбу монархии и Венгрии решаем и можем решить лишь одни мы. Времена «sine me de me»[122] прошли, против подобного положения мы решительно выступили в нынешней смертельной схватке», — комментирует «Будапешти-Хирлап».
Милан, 3 марта. Корреспондент «Газета дель Пополо» имел беседу с русским атташе в Риме. Атташе сказал: «Россия никогда не помышляла пройти победным маршем до Берлина, ибо Германия — страна организованная и сильная. Русский «паровой каток» лишь досужая выдумка газетчиков. Тактика Россия — сосредоточить военные действия в Польше. Варшаву немцы не займут. Что же касается военного снаряжения, то недостатка русские ни в чем не испытывают. Японцы предоставили России 400 тяжелых орудий, чей расчет отбыл на родину. Ныне Россия располагает 4 миллионами солдат, участвующих в боевых операциях, а в апреле к ним добавится еще 800 000. Россия едина в мысли бороться до победного конца. Четкой договоренности между союзниками относительно Стамбула не существует. Русская армия вскоре будет в Мидии, дабы оттуда двинуться на Стамбул.
Дополнительная мобилизация. Военный министр разослал правомочным лицам уведомление, которым объявляется дополнительная мобилизация, и именно для лиц 1873, 1874, 1875, 1876 и 1877 года рождения.
Мартовские холода. На полях сражений в России в последние дни стало значительно холоднее. В Западной Галиции и в Карпатах мороз не смягчился даже тогда, когда шел густой снег. В Кракове было 6 градусов ниже нуля по Цельсию, а с воскресенья еще более похолодало. Метеорологи предсказывают, что в ближайшие дни температура не изменится ни в Западной, ни в Центральной, ни в Восточной Европе.
11
Адвокаты Валент Пиханда и Ян Слабич, призванные с месяц назад в армию и работавшие в Ружомберке при военном суде, зашли как-то вечером в армейский клуб. В его просторных помещениях буйствовала пьяная мужская шатия. Валент и Яно, пораженные, остановились в дверях. Посреди комнаты сидел на стуле перепуганный кандидат в адвокаты Мирослав Лауко, родом из Ликавки[123], а вокруг него галдя кружили с початыми бутылками и рюмками в руках патриотствующие купцы, профессора и адвокаты, ныне офицеры австро-венгерской армии.
— Ты прохвост! — взревел один из адвокатов кандидату в лицо. — Ты готовишь тайный заговор! Признавайся!
— Нет! — закричал Лауко и боязливо вытянул вперед руки.
Один из профессоров ударом опустил ему руки и, обойдя его, зашипел сзади:
— Не отпирайся, я видел, что ты на станции проделывал! Считал поезда с нашими ранеными и записывал в блокнот поезда с солдатами, что шли на фронт!
— Нет! — снова вскричал Лауко.
— В пользу кого ты шпионишь? — подскочил к кандидату пьяный купец и встряхнул его так, что чуть не оторвал воротник шинели.
— Я не шпионю! — стоял на своем Лауко.
— Брось, я знаю, для кого ты шпионишь! И кому запродался! — орал купец. — Сраным французам, русским и сербам! Вот потому ты и хихикаешь в кулак от радости, когда видишь поезда с нашими ранеными! Потому и подаешь тайные сигналы русским аэропланам, летающим над Ружомберком! Ты тоже из этой вражьей славянофильской своры!
— Нет! Нет! Нет! — уверял, скрестив на груди руки и чуть не плача, кандидат Лауко.
Валент Пиханда нагнулся к Яно Слабичу и хотел было ему что-то сказать, но сзади, совсем рядом, увидел улыбающегося тайного агента, который льстиво поклонился ему.
— Потеха хоть куда, — заметил он.
— Мне что-то не очень весело! — отозвался Пиханда.
— А мне напротив, напротив! — улыбнулся шпик.
Слабич схватил Пиханду за руку и предостерегающе подмигнул ему. Оба опять огляделись вокруг. К Лауко подошел с торжественным видом патриот-адвокат и, расставив ноги, стал над ним.
— Вижу и слышу, что ты отрицаешь все, в чем тебя здесь обвиняют, — сказал адвокат. — Но мы не поверим тебе, пока ты не оправдаешься и не дашь клятву! Становись на колени и клянись!
Мирослав Лауко встал, растерянно посмотрел на суровые лица вокруг себя и опустился на колени.
— Повторяй за мной! — приказал ему адвокат.
— Клянусь, — повторял кандидат Лауко вслед за адвокатом, — что я не являюсь и никогда не буду ни русским, ни сербским, ни французским шпионом! Клянусь, что я ненавижу славянофильскую сволочь и что буду всегда и везде бить ее и уничтожать! Клянусь, что я люблю венгерское отечество и, если понадобится, отдам за него жизнь! Клянусь, что никогда не буду предателем! Да здравствует отечество! Да здравствует наша справедливая война!
— Нарекаю тебя патриотом! — торжественно сказал адвокат и стал поливать Лауко охлажденным вином.
Вся компания, столпившись вокруг коленопреклоненного Лауко, бурно веселилась. Многие поливали его шампанским, вином, коньяком и водкой. Лили водку ему на волосы, на лицо, за воротник, на одежду. Лауко в истерическом смехе широко открывал рот, захлебывал спиртное, но выражение страха все еще не сходило с его лица.
Валент Пиханда и Ян Слабич обменялись понимающими взглядами, чуть приметно кивнули и двинулись к выходу.
— Куда же вы, куда? — окликнул их улыбающийся тайный агент, который от души потешался над перепуганным кандидатом Лауко.
— На свежий воздух! — отрезал Пиханда.
Они вышли из клуба и вздохнули свободнее.
— Свиньи! — процедил сквозь зубы Пиханда и злобно сплюнул.
— Если бы только свиньи! — взорвался Слабич. — Это скоты, шовинисты, бараны безмозглые, извращенцы, хамы! Я бы их!..
— Может, и придет час, — сказал Пиханда. — Но, если даже и придет, все равно ничего ты не сделаешь. Уж такие мы! Еще, глядишь, поблагодарим их, что не относились к нам, словакам, того хуже.
— Это уж брось! — возразил Слабич. — Если бы не эта треклятая война, ты бы увидел…
— Если бы да кабы!..
— Это наше «кабы» однажды сгинет без следа. И придут подвиги! Поразительные подвиги! Но прежде всего необходимо — и немедля же после войны — познакомить с нашими словацкими проблемами в Венгрии всю Европу. Уж кто-нибудь найдется, кто придет нам на помощь!
— Русские — скорей всего, но с ними мы воюем, — вздохнул Валент Пиханда.
— Война вечно длиться не будет, и ей наступит конец, — сказал Ян Слабич.
Скрипнули двери, и друзья поторопились отойти подальше. Сделав шаг, другой, Пиханда оглянулся и, увидав выглядывавшего из дверей тайного агента, жестом руки подозвал его. Но тот лишь погрозил пальцем и закрыл двери.
— Пойдем ко мне, опрокинем рюмочку! — пригласил Пиханда товарища.
Гермины с сыном дома не оказалось. Пиханда наполнил рюмки, оба выпили.
— Пусть поскорее сгинет этот кошмар! — пожелал Ян Слабич.
— Лишь бы и нам с ним не сгинуть, — сказал Валент Пиханда. — Окопная война пожирает солдат, как сказочный змей. Все это содержится в тайне, но только под Перемышлем, который мы хотели вырвать у русских и тем самым вытеснить их с Карпат, мы потеряли свыше полумиллиона солдат. Еще несколько таких сражений, и на фронт погонят детей и стариков…
Вошла Гермина с сыном. Валент дал понять Яну, чтобы тот пи о чем не говорил, но Гермина бросилась к ним в крайнем смятении.
— Я от вас иду, — сказала она Слабичу, — еле жива со страху. Твоя жена и другие, кто был у вас, клятвенно утверждали, что эти ружомберкские фанатики-патриоты вывезут нас всех на Мадьяры, так как мы, дескать, шпионы и предатели!
— Глупости! — отозвался Пиханда. — Успокойся! Никуда мы отсюда не двинемся!
— Посмотрел бы я, как бы они нас вывезли! — воскликнул Ян Слабич. — Я и впрямь кому-нибудь шею сверну! — Он гневно стукнул по столу, чуть не опрокинув бутылку с водкой.
В дверях раздался звонок. Гермина тихо охнула и судорожно схватила Валента за руку. Валент взглянул вопрошающе на Яна Слабича, улыбнулся жене, сыну и пошел к входной двери. Перед ней стояла Мария Радкова.
— Вы, Мария? — невольно обрадовался Валент. — Входите!
Мария в растерянности остановилась в прихожей, не желая проходить дальше. Гермина, ее сын Мариан и Ян Слабич с любопытством выглянули из комнаты.
— Заходите, посидите с нами! — любезно обратилась Гермина к Марии и, улыбнувшись, слегка коснулась ее рукой.
