Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
— Ну ты и шутник! У тебя забыл разрешения спросить.
— Закон запрещает насильно входить к людям в дом. Да пусть он хоть губернатором будет, все едино не имеет права ломать двери и нарушать неприкосновенность жилища. Ясно? Знаешь, что существует неприкосновенность жилища?
— Да что ты пристаешь со своими вопросами? Поди спроси у того, кто ломал дверь.
— Мой шурин однажды хотел силком открыть дверь у одной вдовушки, да тут…
— Муртаза дверь высадил и ворвался в дом, а ты тут сказки рассказываешь.
— Он чего, рехнулся, что ли?
— Это ты у него сам спроси.
Из дома слышались брань, женские вопли, повелительный голос Муртазы: «А ну, шагом марш! Не разговаривать!»
Немного погодя показался Муртаза, подталкивавший в спину невысокого худого человека в нижнем белье, с ворованной тканью, еще сырой, кое-как свернутой. За ними босиком бежала женщина и молила:
— Обожди малость, дай ему хоть штаны надеть!
Околоточный остановил Муртазу у дверей калитки и строго спросил:
— На каком основании ты…
Увидев перед собою бывшего коллегу, Муртаза сердито перебил его:
— Чего тебе, друг служака? Чего надо?
— На каком основании ломал ты дверь у людей?
На этот вопрос Муртаза выложил квартальному все сведения о собственной персоне, подробно объяснил, какие полномочия он получил от господина технического директора, и в конце концов спросил:
— Понял ты наконец, кто я есть?
— Кто бы ты ни был, хоть сам губернатор, не имеешь никаких прав ломать чужие двери!
— Я? Это я-то? — задыхаясь от гнева, орал Муртаза.
— Да, ты! — кричал околоточный.
Муртаза, прищурившись, пристально поглядел на околоточного.
— Тебе ведомо, что есть служба?
— Не знал бы, не носил этой формы.
— Курсы кончал?
— Какие еще курсы?
Муртаза оглядел собравшихся вокруг жителей квартала, с сожалением покачал головой и сказал:
— Ну так и нечего с тобой разговаривать, коль ты курсов не кончал, строгого воспитания не получил. Получил бы, не задавал глупых вопросов. Сам понимал бы, что есть воспитание, что есть строгая дисциплина. Ясно? — И еще раз презрительно окинув взглядом квартального, добавил: — Знал бы тогда, что служба выше чести!
Околоточный молча стоял перед Муртазой, а тот продолжал:
— Во время несения службы не должно для тебя ничего другого существовать. Ни семьи, ни детей, ни родных-близких! Понял? Знаешь, что мне говорил комиссар? «Муртаза-эфенди, не было у меня в участке другого такого ученого, как ты! От твоего глаза ничто не скроется!» Вот так-то! — И, повернувшись к вору, который переминался с ноги на ногу и лязгал зубами от холода, скомандовал: — А ну, двигай вперед, недостойный гражданин!
За ними повалил весь народ: жена пойманного, Дети, околоточный и любопытные обитатели квартала, сопровождавшие их до полицейского участка.
Пока в участке снимали допрос и совершались необходимые формальности, Муртаза заспешил к дому технического директора.
Кямуран-бей жил за городом, на даче, за крепкой железной оградой. Белокаменный дом с бежевыми ставнями и карнизом стоял в роскошном саду, где росли лимонные и апельсиновые деревья. Дачу построил дядя Кямурана, владелец фабрики, по проекту итальянского архитектора и подарил племяннику. В народе ее называли «Дворец со львом» — в саду стояла высеченная из гранита скульптура огромного льва. Вдоль аллеи высились и другие скульптуры — волка, лани, курчавого арапчонка; повсюду пестрели цветочные клумбы, а в глубине сада расположились теннисный корт и танцевальная площадка. По вечерам тут частенько устраивались приемы. После роскошного ужина гости ночами напролет развлекались, разгуливали по саду, освещенному гирляндами разноцветных лампочек, танцевали до упаду.
И в эту ночь на даче было полно гостей. Собрались сливки общества: местные помещики, фабриканты, дельцы, крупные торговцы. Веселились до позднего часа, особенно смеялись, когда Кямуран изображал голос и повадки нового надсмотрщика-переселенца.
В три часа ночи у ворот раздался звонок. Его никто не услышал, только два огромных пса подбежали к воротам и начали с лаем кидаться на железные прутья ограды. Еще долго раздавались звонки и собачий лай, нарушавшие тишину ночи, напоенной благоуханием цветов, ароматом апельсиновых и лимонных деревьев. Директор лишь повернулся в своей пуховой постели с одного бока на другой, пробурчал что-то во сне и заснул еще крепче, положив руку на белоснежное плечо жены.
Девушка-служанка, спавшая на первом этаже, сквозь сон услышала звонки и приподняла голову с подушки. Когда наконец раздался еще один продолжительный, настойчивый звонок, служанка вскочила, подбежала к окну. За оградой стоял какой-то человек, а Карабаш и Сары с громким лаем носились около ворот.
Девушка открыла створку окна и спросила:
— Кто там?
— Я!
— Кто ты?
— Я, Муртаза.
— Какой Муртаза? Я не знаю тебя.
— Я — Муртаза, ночной контролер с фабрики.
— Что тебе нужно?
— Хочу видеть моего директора.
— А кто у тебя директор?
— Ты что, не знаешь моего директора?
— Откуда я знаю, кто у тебя директор…
— Неужели ты не знаешь технического директора нашей фабрики?
— Так тебе Кямуран-бея?
— Конечно! Пойди и скажи, что я хочу засвидетельствовать свое почтение, выразить глубокое уважение…
— Чего тебе нужно от Кямуран-бея?
— Хочу выразить свое глубокое уважение, а это значит…
— Говори короче, чего тебе надобно? Уф!..
— Ты скажи моему директору…
— В это время не полагается будить бей-эфенди!
— А ты разбуди…
— В такое время не будят!
— Дело важное, не разбудишь — потом на себя пеняй!
К воротам, ковыляя, подошел садовник, могучего сложения старик с пышными длинными усами. Он появился в длинной рубахе и кальсонах с завязками на щиколотках. Почуяв знакомый запах, собаки умолкли и, виляя хвостами, подбежали к нему.
Садовник внимательно оглядел Муртазу в форме начальника военно-спортивной команды и, приняв его за офицера, вежливо сказал:
— Слушаю, бей!
— Мне надобно увидеть господина директора, — многозначительно проговорил Муртаза. — У меня весьма важное для него сообщение.
— А какая у тебя должность?
— Меня зовут Муртаза. Я осуществляю ночью контроль за фабрикой.
— А я-то думал, что ты…
— Чего?..
— Думал, ты чин какой-нибудь, офицер!
— Я не офицер. Я служил рядовым во Фракии…
— В каком году?
— Пошел в армию из рекрутов, которых вовремя не призвали.
— А, солдат республики, значит?
— Так точно.
— Э-э-э! Разве тогдашняя служба была военной службой? Так, сыр с маслом, а не служба. Вот когда мы служили в Йемене, в Газе! Вот это было время. Ох-хо-хо!.. Так чего тебе технический директор понадобился? Он поздно лег и не проснется теперь ни за что.
Садовник посмотрел на окно, в котором виднелась служанка.
— Так ведь, Первин? Пойди скажи-ка бею.
Та не пожелала даже ответить.
— Ведь объясняют тебе, что нужно его разбудить. Сходи разбуди! — Потом, повернувшись к Муртазе, садовник сказал: — Такая упрямая, плутовка. Дрянь, а не девка. Сладу с ней никакого, брат… Пойди разбуди!
Вместо ответа служанка захлопнула окно и исчезла. Около ворот остались Муртаза и садовник.
— Видал!.. Во как! Да, такие теперь времена настали, — проворчал садовник и, понизив голос, добавил: — Сам директор девку испортил, вот она и позволяет себе.
Муртаза снова нажал кнопку звонка.
Рассерженный директор вскочил с постели и распахнул окно:
— Кто там? Что случилось? Что за звонки в такое позднее время?
— Это я, мой директор! — подал голос Муртаза. — Свидетельствую свое почтение и глубокое уважение.
— Чего нужно?
— Мне, слава аллаху, ничего не надо! На фабрике произошло воровство, и я пришел, чтоб доложить вам лично.
— Какое еще воровство?
— Ткань украли.
— Ткань? Как украли?
— Вытащили через водосточную трубу, из крахмального, мой директор…
— Ну и что потом?
— Потом я погнался за ними, задержал вместе с тканью…
— В участок сообщил?
— Так точно, мой директор! Сдал собственноручно вместе с тканью.
— Ну и ладно… Что же ты в такой поздний час, до утра не мог подождать?
Муртаза собрался сообщить еще о своих дочерях, заснувших на работе, но технический директор захлопнул окно.
— Значит, ты задержал вора? — спросил садовник.
— Конечно.
— Сам, один?
— А зачем мне еще кто-то?
— Ну, молодец!
— Я кончил курсы, суровую науку превзошел.
— Значит, ты кончил лицей-милицей? Ишь ты. А не боялся, что они по тебе вдарят?
— А чего бояться?
— Ну, вдруг ненароком и кокнут?
