Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Мать, обливаясь слезами, принесла батист и чашку с водой.
— Перестань, не плачь! — проговорила Акиле. — Вот сейчас мы расплавим свинец, выльем его в воду, и все как рукой снимет! Есть у тебя кусочек свинца?
— Нет…
— Ничего, у меня найдется. А ты брось плакать, успокойся. Все пройдет, все будет хорошо, ей-богу!
Она мочила батистовый лоскут и прикладывала его ко лбу девочки.
— Слышь, Ферхад, — произнес Муртаза, подойдя к проходной. — Знаешь, что со мной случилось?
— Что произошло, Муртаза-эфенди? — спросил сторож, оглядывая надзирателя в командирской форме.
— Пропал я, совсем пропал… Плохи мои дела! Как посмотрю моему директору в глаза?
— Да что у тебя стряслось?
— И не спрашивай, Ферхад. Уж лучше бы меня убили!
Они молча глядели друг на друга.
— Нуха знаешь? Так вот, он застал дочерей моих спящими за станком. И знаешь, что мне сказал? «В чужом глазу ты соринку заметишь, а в своем…» Это он мне?! Да как он смеет мне говорить такое? Он, никудышный надзиратель, обязанностей своих не знающий, — он ведь даже курсов не кончал! Да у меня кровь в жилах даже остановилась! Сердце зашлось. И я должен слушать такие насмешки! От обиды и злости я так стиснул зубы, чуть не переломал их. Как могли мои дочери спать на работе? А?
— И вправду, как это они посмели! — воскликнул Ферхад.
— Лучше бы всадили мне в сердце пулю, чтоб я помер, Ферхад!
Он подошел к выходу, потом вернулся.
— Знаешь, что сделает теперь Нух? Пойдет к техническому директору и скажет, что поймал дочерей Муртазы-эфенди, когда они спали за станком, и заставит наложить на меня штраф. Штраф меня не беспокоит, но как я теперь посмотрю моему директору в глаза? Он мне теперь скажет: «Поздравляю, Муртаза-эфенди! Вот уж не ожидал от тебя. Ты — человек серьезный, курсы окончил, получил строгое воспитание. А как же ты детей своих воспитал?..»
Он подошел к выходу и снова вернулся.
— Лучше помереть, чем услышать такие слова от начальника. Как-никак, а я службу крепко знаю! И да будет тебе известно, обо мне знают не только в нашем городе! — Муртаза прищурил глаза и сделал паузу. — И не догадаешься где… Аж в самом Измире! — Он испытующе посмотрел на сторожа и продолжал: — Есть в Измире богатый человек, так вот он велел передать, что для своего сына возьмет в жены дочь Муртазы-эфенди, и никого больше! Потому что ему известно, что я получал от начальства одни только благодарности. «Я готов пожертвовать свои оливковые рощи ради этой свадьбы», — сказал он.
— Поздравляю! Значит, скоро обручение?
— Я еще не решил окончательно.
— Выходит, сват у тебя богатый человек?
— Говорят, у него оливковые рощи, сады, дома и овчарня. Чуть ли не самый богатый в Измире. Вот передают, что он так и сказал: «Хочу породниться с Муртазой-эфенди, ибо слышал, что этот человек никогда не допускал бесчестия или подлости. Есть у меня дома и в Измире, и в Манисе, есть овчарни. Пусть Муртаза-эфенди возьмет то, что ему приглянется, только чтоб дочь свою нам отдал!»
И глаза Муртазы вдруг сверкнули, будто изумруды.
— Давай, Ферхад, покурим, что ли?
Он зашел в будку, уселся на низенькую скамеечку. Сторож и надзиратель закурили, Муртаза с жадностью затянулся, ноздри его дрожали.
— Знаешь, чего бы мне теперь хотелось? Чтоб были у меня дом и овчарня. Вот бы жил не тужил. Запрягал бы коляску, и на прогулку! Каждый бы вечер с товарищами беседовал, пил водку и вино! Эх, Ферхад! Били бы барабаны, боролись пехливаны, а тут же, рядом, на кострах жарились бы барашки на вертеле. Пей, гуляй! А потом по коляскам, и пусть город оглохнет от наших песен!
Глаза Муртазы заблестели от набежавшей слезы. Он вздохнул горестно и произнес:
— Ох-ох-ох, Ферхад. Все-то мне известно, как можно весело жить, да что толку, коли такое житье не про нас. Масло сливочное, сыр да мед мы только на витрине магазина видим. Люди и первые помидоры, и первые баклажаны вкушают, а мы их едим тогда, когда скоту их скармливают…
Лицо Муртазы помрачнело, жалкая улыбка тронула губы, блеск в глазах погас, легло выражение великой обиды на судьбу.
— Все, все я знаю, да не про нас такая жизнь, руки коротки!
В будке неожиданно замигала тусклая лампочка. Муртаза тяжело поднялся и подошел к фабричным воротам. Только он собрался закурить, как вдруг подбежал небольшого роста человек и закричал, размахивая палкой:
— Чего вы тут стоите, когда вашу фабрику грабят!
— Чего? — У Муртазы даже сигарета из рук вывалилась.
— Грабят фабрику!
— Какую фабрику?.. Где?.. Кто?..
— Там, напротив ткацкого… Тащат из трубы, по которой спускают воду из крахмального.
— Кто?
— Поди разбери в темноте! Там их четверо.
Муртаза вырвал палку из рук человека и кинулся вдоль забора туда, где выходила труба, но тут же остановился и вернулся в проходную.
— Давай скорее ключи! — крикнул он Ферхаду.
— Какие ключи? — ничего не понял сторож.
— Ключи от ворот, да побыстрее!
Муртаза от нетерпения даже подпрыгивал на месте. Потом, разозлившись на Ферхада, по-прежнему глядевшего на него в недоумении, сам вскочил в будку, схватил со стены ключи и побежал к воротам.
— Ну, что уставился, будто пень? — злобно кинул он сторожу на бегу.
Раздвинув створы железных ворот, он вышел, запер ворота снаружи и затрусил к месту преступления.
За углом фабричной амбулатории кончалась мощеная дорога и начиналось море непролазной грязи. С трудом переставляя ноги — грязь доходила чуть ли не до верха голенищ, — Муртаза, тяжело дыша, пробирался вдоль забора, скользил, падал, проваливался в ямы с водой. Метрах в двухстах он разглядел силуэты людей и прибавил шагу. Где-то раздался пронзительный свист и крик: «Тикай! Облава!..» Муртаза рванулся вперед и заметил, как четыре тени кинулись в разные стороны. Надзиратель схватился за свисток и дал сигнал. Он остановился, не зная, кого преследовать, потом устремился за человеком, на плече которого белела ворованная материя. Человек нырнул в один из проулков рабочего квартала, Муртаза последовал за ним, давая на ходу свистки, крича и ругаясь.
Беглец и преследователь неслись по узкой улочке рабочего поселка. Крики и топот, брань и свистки разбудили обитателей квартала. В домах открывались ставни и окна, высовывались головы любопытных, слышались голоса.
В пылу погони Муртаза не заметил на своем пути глубокой ямы с водой. Когда, чертыхаясь, он вылез из воды, перед ним оказалась черная кошка, неосторожно перебегавшая дорогу. Взбешенный Муртаза что есть силы двинул кошку сапогом, раздался душераздирающий кошачий визг, и кошка осталась лежать на дороге. Муртаза выскочил на перекресток, крича во все горло и отчаянно свистя в свой свисток, и вдруг потерял беглеца из виду. Он остановился, озираясь безумными глазами, тяжело переводя дыхание. Он крутил головой, бранился, проклинал всех воров, топтался на месте, точно взбесившийся буйвол. Откуда ни возьмись, к нему подскочил старикашка, показал на дом, в котором скрылся вор, и тут же исчез в темноте.
Муртаза подбежал к дому, низенькому, кирпичному строению с одним окном, окруженному глухим забором из ржавой жести. Муртаза прильнул к дыре в заборе и стал смотреть на освещенное окно. За занавеской метались тени. Муртаза подошел к калитке и принялся барабанить в трухлявую, качающуюся дверь.
— Эй, хозяева! Слышь, хозяева, откройте!
Он посмотрел в щель, увидел, что тени в окне запрыгали быстрее, и начал трясти калитку.
— Хозяева! Эй, вы, слышите?.. Немедля откройте дверь!
За его спиной уже собирались жители квартала, выскочившие из своих домов, одетые во что попало. Свет в окне погас.
Потеряв терпение, Муртаза ударил плечом в гнилую дверь, сорвал ее с петель и вбежал во двор. Толпа зашумела.
— Кто это?
— Да, видать, Муртаза…
— Вот безобразник!
— А кто он такой?..
— На фабрике ночной надзиратель.
— Какой он надзиратель? Помощник у контролера Нуха…
— Придержи язык, а то еще услышит. Он таких слов не любит.
Свистя в свой свисток, подошел околоточный.
— Чего тут у вас? — спросил он строго. — Что происходит, почему свистки были?
— Право, не знаю, вора какого-то ловят.
— Где?
— Кто свистел?
— Муртаза, ночной надзиратель с фабрики.
— Где он?
— Взломал дверь в калитке и вошел во двор.
— Что-о? Взломал дверь, говоришь?
— Ей-богу. Он еще там, внутри.
— Кто же разрешил ему срывать двери и входить в дом к людям?
— Сломал и вошел, чего тут спрашивать-то?
— Не имеет он такого права, эфенди.
— Ну ты и шутник! У тебя забыл разрешения спросить.
— Закон запрещает насильно входить к людям в дом. Да пусть он хоть губернатором будет, все едино не имеет права ломать двери и нарушать неприкосновенность жилища. Ясно? Знаешь, что существует неприкосновенность жилища?
