Джонатан Франзен - Свобода
Он говорил о «новой клевете», циркулирующей в арабском мире, — 11 сентября в башнях-близнецах якобы не было евреев — и о необходимости в это тревожное время противопоставлять злобную ложь благодатной полуправде. Он говорил о Платоне так, как будто лично получил просветление, припав к его афинским стопам. Он называл членов президентского кабинета по именам, объясняя, как «мы полагались» на президента, который должен был использовать этот уникальный исторический момент, чтобы разрубить геополитический узел и радикально расширить сферу свободы. В нормальное время, говорил он, большая часть американского общества была разрозненной и невежественной, но теперь у «нас» появилась уникальная возможность — первая с конца холодной войны — принять «философа» (какого именно философа, Джоуи то ли не понял, то ли не расслышал), который объединит страну единой миссией, чью праведность и необходимость доказала его философия.
— Нам надо гибко подходить к фактам, — с улыбкой сказал он дядюшке, который слегка заспорил с ним о ядерных возможностях Ирака. — Современные СМИ представляют собой расплывчатые тени на стене, и философу придется быть готовым управлять этими тенями ради высшей правды.
Между мгновенным желанием поразить Дженну и его обрамлением в слова прошло лишь одно ужасающее мгновение свободного полета.
— Но откуда вы знаете, что это и есть правда? — спросил Джоуи. Все головы повернулись к нему, и его сердце застучало.
— Никогда нельзя знать наверняка, — сказал отец Дженны, улыбаясь. — Вы правы. Но когда мы понимаем, что наше понимание мира, основанное на том, к чему лучшие умы десятилетиями приходили опытным путем, абсолютно совпадает с индуктивным принципом всеобщей свободы, — это хороший знак, что мы мыслим в правильном направлении.
Джоуи энергично кивнул, чтобы выразить свое полное согласие, но неожиданно для себя заявил:
— Но ведь, как только мы начнем лгать по поводу Ирака, мы будем ничуть не лучше арабов, которые лгут насчет евреев и 11 сентября?
— Вы очень умный юноша, не так ли? — спросил отец Дженны, совершенно не смущаясь.
Джоуи не понял, было ли это сказано с иронией.
— Джонатан говорит, что вы очень хорошо учитесь, — нежно продолжал глава семьи. — Вам наверняка приходилось досадовать на людей, которые не так умны, как вы. Людей, которые не только не могут, но и не хотят понять некоторые вещи, логика которых для вас очевидна. Людей, которым безразлично, что их собственная логика хромает. Вам знакома такая досада?
— Но ведь все дело в том, что они свободны, — сказал Джоуи. — Для этого и нужна свобода — чтобы все могли думать что хотят. Хотя это и правда иногда бесит.
Все засмеялись.
— Это правда, — сказал отец Дженны. — Свобода действительно иногда бесит. И именно поэтому мы обязаны воспользоваться возможностью, которая представилась нам этой осенью. Заставить нацию свободных людей избавиться от неверной логики и приобрести правильную, что бы для этого ни потребовалось.
Не в силах более находиться в центре внимания, Джоуи еще более энергично кивнул:
— Вы правы. Конечно, вы правы.
Отец Дженны продолжил излагать факты и мнения, но Джоуи уже ничего не слышал. Он весь трепетал от восторга: он говорил, и Дженна его слышала. Утерянное осенью чувство владения игрой возвращалось к нему. Когда Джонатан встал из-за стола, он неловко поднялся и пошел за ним в кухню, где они наполнили недопитым вином два больших стакана.
— Чувак, красное и белое не смешивают, — заметил Джоуи.
— Это розовое, тупица, — ответил Джонатан. — С каких пор ты заделался энофилом?
Они отнесли переполненные стаканы в подвал и выпили вино, играя в аэрохоккей. Джоуи по-прежнему пребывал в эйфории и не опьянел, что пригодилось, когда к ним спустился отец Джонатана.
— Как насчет партии в ковбойский бильярд? — спросил он, потирая руки. — Джонатан ведь уже научил тебя нашей домашней игре?
— Да, и у меня ничего не получается, — ответил Джоуи.
— Это королева всех видов бильярда, в ней сочетаются все их лучшие качества, — заявил старик, расставляя по местам первый, третий и пятый шары. Джонатана, казалось, вводило в ступор присутствие отца, что удивляло Джоуи — он-то думал, что только его родители могут вводить окружающих в ступор.
— У нас есть дополнительное домашнее правило, которое я сегодня применю к себе, — сказал глава семьи. — Джонатан? Что скажешь? Мы его придумали, чтобы крутые игроки не могли спрятаться за пятеркой и нагнать счет. Вы-то можете так делать, пока попадаете по битку, а мне надо будет отыгрываться или загонять другой шар в лузу каждый раз, как я загоню пятерку.
Джонатан закатил глаза:
— Звучит отлично, пап.
— Ну что, зажжем? — сказал его отец, натирая кий мелом. Джоуи и Джонатан переглянулись и одновременно прыснули. Старик даже не обратил на них внимания. Джоуи не нравилось чувствовать себя таким лузером. Воздействие вина стало заметным, когда старик дал ему несколько указаний, после чего он стал играть еще хуже. Джонатан играл очень сосредоточенно, и на лице его была смертельная серьезность, которой Джоуи раньше не видел. Во время особенно долгой серии ударов старик отвел Джоуи в сторону и спросил, что он думает делать летом.
— Лето еще далеко, — ответил Джоуи.
— Не так уж и далеко. Чем вы в основном интересуетесь?
— Мне надо заработать денег, не покидая Вирджинию. Я сам плачу за свою учебу.
— Джонатан мне рассказал. Весьма примечательная целеустремленность. Простите, если я вмешиваюсь, но моя жена сказала, что вы заинтересовались своей религией, потому что вас вырастили не в вере. Не знаю, повлияло ли это на ваше решение самому пробивать себе дорогу в жизни, но если это так, мне бы хотелось поздравить вас за самостоятельность мышления и храбрость. Со временем вы даже сможете вернуться к своей семье и наставить их.
— Мне ужасно жаль, что меня никогда ничему не учили.
Старик, как и его жена раньше, неодобрительно покачал головой.
— Наша традиция — самая чудесная и старая в мире. Наверное, для современной молодежи она должна быть особенно притягательна, потому что вся построена на личном выборе. Никто не указывает еврею, во что ему верить. Надо выбирать самому, выбирать, так сказать, свой пакет услуг.
— Это и правда интересно, — подтвердил Джоуи, хотя, как правило, его тошнило от елейности, с которой старики пытались угадать потребительские предпочтения молодежи.
— Что еще вы планируете? Интересует ли вас бизнес, как и всех остальных в наше время?
— Интересует. Я планирую специализироваться на экономике.
