Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают
— Это тоже снято на курорте, — сказала миссис Финнерман, разгладив страницу.
Я с удивлением смотрела на мистера Финнермана, который вальяжно расселся на скамье, выкатив загорелую волосатую грудь. Рядом с ним на скамейке стоял Артур, кричал и тыкал куда-то в небо, а миссис Финнерман держала его за ноги, чтоб не свалился.
— Как поживает мистер Финнерман? — спросила я из вежливости. Я никогда его не видела, хотя у меня хранилась фотография, на которой запечатлен один из самых сокровенных моментов из его жизни. После трагедии он ненадолго объявился в Мейн-Лайне, но вскоре после похорон опять куда-то пропал. Похороны. Да, убийц тоже нужно предавать земле. Миссис Финнерман обзвонила всех раввинов в округе, унижаясь и умоляя провести церемонию. Как хоронили Бена, я не знаю. Никто не знает.
— Крейг снова женился, так что… — Она не договорила и отхлебнула из чашки чаю.
— Извините, — смутилась я.
— Да ничего. — К верхней губе миссис Финнерман пристала чаинка.
— Знаете, у меня тоже есть фотография Артура с отцом.
Внезапно солнце вышло из-за туч, и гостиная озарилась ярким светом. Зрачки миссис Финнерман сузились. Теперь я увидела, что у нее голубые глаза.
— Что ты сказала?
Я покосилась на Аарона. Он держал над нами микрофон и даже ухом не повел.
Обеими руками я обхватила кружку с остывшим кофе.
— Фотография, которая стояла у него в комнате… Она у меня.
— Та, что с ракушками на рамке? — взволнованно уточнила миссис Финнерман.
— Да, — кивнула я. — Та, где Артур с отцом.
Лицо миссис Финнерман сразу посуровело. Даже морщины утратили мягкость и резко обозначились, как трещины на стекле.
— Откуда она у тебя?
Я понимала, что нужно соврать, но у меня все выветрилось из головы. Я никак не могла придумать, как выкрутиться, чтобы не огорчать миссис Финнерман. И я сказала правду.
— Мы поругались, и я схватила фотографию, чтобы позлить Артура. Напрасно я это сделала. — Я уставилась на чашку с холодным кофе. — Мне так и не удалось ее вернуть.
— Верни мне ее, — потребовала миссис Финнерман.
— Конечно, верну, — заверила я. — Мне так…
Миссис Финнерман внезапно вскрикнула.
— Ай! — И грохнула чашкой о столик. Мутно-желтый чай выплеснулся на стопку газет. — Ай-ай!
Миссис Финнерман зажмурилась и сжала руками виски.
— Кейтлин! — воскликнул Аарон.
— Миссис Финнерман! — вскричала я.
— Лекарство, — простонала она. — На раковине.
Мы с Аароном метнулись в кухню. Он первым добрался до раковины.
— Не могу найти! — крикнул он, расшвыривая в стороны какие-то бутылки и губки для мытья посуды.
— В ванной! — сдавленно откликнулась миссис Финнерман.
На этот раз я опередила Аарона, потому что знала, где находится ванная. На краю раковины стоял оранжевый флакон с прикрепленным к нему рецептом: «Принять одну таблетку при первых признаках боли».
— Вот. — Я вытряхнула одну таблетку себе на ладонь. Кто-то из съемочной группы протянул бутылку с водой, и миссис Финнерман приняла свое лекарство.
— Опять мигрень. — Раскачиваясь из стороны в сторону и сжимая голову побелевшими пальцами, она зарыдала. — Не знаю, почему я решила, что смогу. Не надо было соглашаться. Это слишком. Слишком.
— Тебя подвезти? — предложил Аарон, когда мы вышли на улицу.
— Я на машине, спасибо, — отказалась я.
Аарон, прищурившись, оглядел дом, освещенный последними косыми лучами заходящего солнца. Когда-то, задолго до того, как тут появился Артур, это было прекрасное изысканное строение. Интересно, каким его видели ученицы пансиона Брэдли, прибывшие сюда из разных уголков страны, чтобы получить первоклассное образование и пустить его в трубу, выйдя замуж и нарожав детей.
— Не хочу тебя обидеть, — промолвил Аарон, — но мне кажется, на ее долю выпало самое тяжкое испытание.
С ветки слетел пожелтевший листок.
— Я не обижаюсь. Я всегда так думала. Остальные хотя бы погибли достойно.
— Достойно? — переспросил Аарон. Помолчав немного, он понимающе кивнул.
— Все жалеют невинную жертву. Но я лишена этой привилегии. — Я едва не расплакалась от чувства жалости к себе.
Я сказала это не Аарону, а Эндрю — вчера вечером, сидя на краю кровати в его бывшей детской. Его родители уехали к морю. Они всегда выезжали в пятницу ночью, чтобы избежать пробок. Может, заедем к нему, выпьем, а потом я вернусь в гостиницу, предложила я, когда мы ввалились в его машину, тяжело дыша после пробежки вверх по школьной лестнице.
Эндрю, нахмурившись, уставился на меня.
— В чем дело? — удивилась я.
— У тебя что-то в волосах. — Он протянул руку к моим локонам и, нащупав что-то, потянул меня за прядь. У меня голова пошла кругом. — Похоже на щепку. Наверное, прицепилась, когда мы прятались под столом.
В доме его родителей мы выпили водки и, пройдясь по комнатам, очутились в бывшей детской. Разговор вновь завертелся вокруг Люка. И вновь я попыталась объяснить, почему Люк является подтверждением того, что я достойный, порядочный человек.
— Люк Харрисон не женился бы на убийце, — сказала я. — Он меня исправит. Мне нужно, чтобы меня исправили.
Эндрю присел рядом, соприкоснувшись со мной бедром. Порой в метро я попадаю в такую давку, что меня сжимают с обеих сторон. У других людей тесный физический контакт с незнакомым человеком обычно вызывает возмущение, а я втайне этому радуюсь. Тепло соседних тел действует на меня успокаивающе, я даже могу задремать на плече у незнакомца.
— Ты хоть любишь его? — спросил Эндрю, и у меня задрожали веки от усталости, пока я думала, как ответить.
Я различаю гнев, ненависть и разочарование, как ткани, на ощупь: вот это шелк, это — бархат, а это — хлопок. Но ощущения от любви к Люку давно забылись.
Я вложила ладонь в громадную лапищу Эндрю, и он повертел мое обручальное кольцо.
— Я слишком устала, чтобы ответить, — вздохнула я.
Эндрю помог мне лечь. Из моих глаз выкатились несколько слезинок, и я громко всхлипнула, безрезультатно пытаясь дышать носом. Я так разнервничалась, что меня бросило в жар. Меня наверняка сочли бы больной и не пустили бы в школу. Эндрю коснулся моего горячего, вспотевшего лба, встал, выключил свет и не без труда приоткрыл окно. Послышался невнятный гул улицы, и через секунду меня окатило прохладой.
— Свежий воздух не помешает, — сказал Эндрю.
Мне захотелось снова поцеловать его. Он прижался ко мне и обвил мое тело большой мягкой рукой. И вдруг — я даже не успела сбросить туфли — на меня обрушился сон, редкостный и восхитительный, как звездопад.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
