Аллен Курцвейл - Часы зла
«Если следовать логике Томаса Манна, утверждавшего, что „время есть не что иное, как среда повествования“, разве не должны мы сделать все от нас зависящее, чтобы повернуть вспять стрелки часов, управляющих литературой?»
Этот риторический вопрос настолько смутил меня, что я уже начал сомневаться, стоит ли мне работать на автора данной статьи. Я сидел и раздумывал, есть ли смысл просматривать «Уличные вирши и песенки в творчестве литературного компилятора Джонсона» и «Пигмалионизм и повествовательная жизнь вещей», как вдруг на плечо мне опустилась рука. Я вздрогнул и обернулся.
— Вы меня напугали.
— Я или что-то в моих трудах? — Джессон протянул руку и закрыл журнал.
— Так вы и Г. Дж., — я похлопал по обложке, — одно и то же лицо?
— О нет, автор этих статей был молод и амбициозен, в то время как человек, стоящий перед вами… он… ну, во всяком случае, уже далеко не молод. — На лице его при этом отразилось искреннее смущение. Я испытал облегчение, и одновременно мне захотелось сделать или сказать что-то ободряющее, но он не дал мне такой возможности. И продолжил: — Время есть суть вещей. Время — самое главное. И мне хотелось бы со всей определенностью знать, будете вы работать над предложенным мной делом или нет?
— Но моя жена… она так ничего и не сказала.
— Что ж, молчание есть знак согласия. Так что, будем считать, ее разрешение у вас имеется. — Из нагрудного кармана жилета Джессон достал еще один бланк требования. Там, где должны стоять имена авторов, значились наши с ним имена, ниже — его адрес. И вместо даты и номера тома было написано следующее: «Шесть часов, понедельник».
— Но здесь нет названия книги, — заметил я.
— Имеются какие-либо соображения на эту тему?
— Что, если назвать так: «Дело бывшего библиотекаря»?
— Означает ли это, что вы принимаете мое предложение? — спросил Джессон.
Я сунул бланк с приглашением в записную книжку, а потом улыбнулся и кивнул.
Глава 9
Мне хотелось получить подтверждение правильности адреса, но Нортон был занят. Тогда я полез в телефонную книгу, однако не обнаружил там никакого Генри Джессона, живущего на Манхэттене. Что ж, неудивительно. В мире смокингов и сотовых телефонов не место человеку в смешной жилетке с ленточкой на спине и чернильницей в кармане. И я ничуть не удивился бы, если б он, допустим, встретил меня в дверях в бриджах до колен, старомодном сюртуке и со свечкой в руках.
Адрес, указанный на требовании, привел меня к элегантному городскому особняку — точнее, то были два соединенных вместе дома — на тихой улочке в Верхнем Ист-Сайде. Увитая плющом кирпичная кладка, плети дикого винограда образуют изящный венок вокруг овальной таблички с выгравированным на ней словом «Festinalente».
Как только пробило шесть, я взялся за медное дверное кольцо в виде кулака, где отсутствовал один палец, и постучал. Распахнулось маленькое окошко для почты, выглянул мужчина с кудрявыми бакенбардами. В следующую секунду окошко захлопнулось, а дверь отворилась.
— Вас ждут, мистер Шорт. Сюда, пожалуйста. — Дворецкий, чьи величественные манеры наверняка заставили бы Финистера Дэпплза усомниться в правильности своих выводов о гербе, провел меня из прихожей с красивым куполообразным потолком в гостиную. — Проходите в салон и устраивайтесь поудобнее, мистер Шорт. Мистер Джессон передает свои извинения, его немного задержали дела.
— Нет проблем, — сказал я, горя желанием как следует осмотреться, прежде чем приступить к работе.
Салон, обитая дубовыми панелями комната, тянулся по всей длине дома и был так набит разным антиквариатом, что я на секунду даже оторопел. И с трудом подавил желание немедленно извлечь заветную книжку и начать составлять перечень хранившихся там сокровищ. Но вовремя вспомнил, что Джессону известно о моем увлечении. Возможно, он даже специально задержался, хотел посмотреть, стану ли я проявлять неумеренное любопытство. Да, скорее всего так оно и есть, вряд ли его задержка продиктована внезапно свалившимися на голову срочными делами.
Вот предметы, которые прежде всего бросились в глаза: клавесин, семь яблок, выстроившихся в ряд на резной каминной полке, глобус на подставке в виде лапы, трехстворчатая ширма времен какого-то из Людовиков с изображением трогательной встречи отца и сына и шахматный столик из слоновой кости и черепахового панциря. И все в салоне вроде бы стояло на своих местах. Именно это и создавало впечатление неестественности, столь характерной для профессионально декорированных домов. Яблоки на каминной полке подсохли, сморщились и издавали резкий запах. Капли свечного воска застыли на тканых подставках под позолоченными настенными канделябрами. На клавесине лежали ноты — вариант для исполнения в четыре руки симфонии Гайдна номер сто один в ре миноре, имевшей название «Часы», на полях виднелись пометки, сделанные характерным почерком Джессона. На столике расставлены шахматные фигуры, партия прервана на середине.
Я присмотрелся к королю черных и вздрогнул. Шишка на носу, неровные зубы, мелкие морщинки в уголках глаз… Не хватает только жилетки, и фигура будет точной копией моего хозяина. Я присмотрелся внимательнее и увидел, что и король белых тоже являет собой точную копию Джессона в миниатюре. Что ж, справедливо, — мужчины играют в мужские игры, вот только по каким правилам, я пока что не понял.
Где-то вдали еле слышно запели скрипки. Незамысловатая мелодия на два счета. Я слабо разбираюсь в классической музыке, но ноты, лежавшие на клавесине, помогли прийти к выводу, что я слушаю запись знаменитого произведения Гайдна «Часы».
Тут с другого конца салона донеслось постукивание, и чары развеялись. Я развернулся и попытался обнаружить источник шума, но поначалу безуспешно. Затем вдруг заметил Джессона — тот стоял в саду, у широких застекленных дверей, и легонько постукивал костяшками пальцев по стеклу. Эта рама и стекло делали его похожим на музейный экспонат.
Он отворил дверь и вошел, а потом указал на глобус, стоявший в центре салона.
— Начало шестнадцатого века, — сказал Джессон и легонько крутанул шар. — И лично мне каждый изображенный здесь объект кажется совершенно завораживающим. Вот взгляните.
Он остановил вращение глобуса и указал на маленький островок, похожий по форме на почку человека.
— Pairidaeza? — прочел я вслух, не слишком уверенный в правильности своего произношения.
— Да. Персидское слово, и переводится оно как «огороженный парк». Когда создавался этот глобус, между географами и церковниками шли жаркие споры о том, где именно находится рай.
— Единственный известный мне рай располагался в двух кварталах от дома, где я вырос. Кинотеатр под названием «Парадайс».
— И насколько я понимаю, его уже не существует?
— Да, давно снесли.
Джессон понимающе кивнул.
— А моим прибежищем в детстве был «Эдем». Его тоже снесли.
— Что ж, по крайней мере у вас есть этот дом.
Комплимент вызвал у него улыбку.
— Да, «Фестиналенте» — это сущий рай на земле.
— А название…
— Оно означает «Поспешай медленно». Мой вызов бездарному современному обществу, чьим главным девизом является бессмысленная суета и спешка.
— Я так понимаю, вы не слишком приветствуете интерактивные технологии?
— «Интерактивные»! О Бог ты мой! Судя по тупым бычьим взглядам и физиономиям тех же компьютерных пользователей, что работают у вас библиотеке, здесь более уместен термин «итрерпассивные». Рискую показаться старомодным, но лично я предпочитаю книги всем этим ящикам из стекла и пластика.
Тут я решил рискнуть сам.
— Наследие Джессона, я так понимаю?
— Простите?..
— Книга в книге. Я видел ваш фамильный герб.
— А вы, как я погляжу, и впрямь работник усердный, — заметил Джессон и снова крутанул глобус. — Если начистоту, то этот герб являлся отчаянной попыткой вернуться в прошлое. — Он нервно притопнул ногой. — Попыткой, которую бы мне не хотелось сейчас обсуждать. — В дверях возник дворецкий. — Кофе, Эндрю… и будь любезен, из зерен «Мандхелинг». — Как только мы снова остались одни, Джессон обернулся ко мне и сказал: — Вообще-то мне действительно надо вернуться.
— Вернуться?
— На Суматру. К сожалению, такие путешествия морем больше не практикуются, а самолеты я терпеть не могу. Вам когда-нибудь доводилось бывать в тех краях?
— Никогда. Дальше «Путешествий Гулливера» ни разу не забирался. А Свифт, случайно, не там поселил своих лилипутов?
— А что, скорее всего да, — кивнул Джессон. Пересек комнату и опустился в одно из кресел. Жестом пригласил меня занять второе. Потом аккуратно расправил складки на брюках, вытянул одну ногу и снова нервно застучал носком туфли.
