Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов
Только внешний мир не заставил себя долго ждать: я была глупа, полагая, что он не нагрянет, стороной обойдет…
Однажды утром, заканчивая занятия кюдо, я краем глаза заметила А Чона. Он стоял возле стрельбища и не проронил ни слова, пока Аритомо не выпустил вторую стрелу и не опустил лук.
– Люди у ворот стоят, хотят видеть вас, сэр.
Аритомо все свое внимание сосредоточил на матто: стрелы его чуть-чуть отклонились от центра мишени.
– Я никого не жду. Скажи им, чтоб уходили.
– Они просили передать вам, что приехали из Токио. Они из…
А Чон глянул на кусок бумаги у себя на ладони и попытался прочесть то, что было на нем написано. Но уловив нетерпение Аритомо, он передал бумажку мне. Я с трудом разобрала японские иероглифы и медленно прочитала:
– «Ассоциация по возвращению на родину павших воинов Императора».
Солнце выкатилось из прорехи в облаках. В отдалении птицы беззвучно слетели с дерева, словно листья, сметенные сильным порывом ветра. Аритомо оглядел стрельбище, словно увидел нечто, чего не замечал прежде. Благовоние, которое он возжег, чтобы отметить отведенный нам на стрельбу час, догорело до конца. Последний завиток дыма, уже ни с чем не связанный, таял в воздухе.
– Пусть подождут перед энгава, – распорядился Аритомо. Домоправитель кивнул и удалился.
Садовник обратился ко мне:
– Пойдешь со мной.
Повесив лук в глубине стрельбища, я, обернувшись, глянула на него в упор:
– Я не хочу встречаться с этими людьми.
И хотела пройти мимо, но он схватил меня за кисть руки, сжав ее на секунду, прежде чем выпустил. Подошел к урне с благовонием и тихонько дунул в основание пепла. Пепел разлетелся по краям урны и взлетел в воздух вокруг нее. Порыв ветра, пролетая мимо, подхватил его и рассеял в потоке света…
Женщина стояла поодаль от трех мужчин, все они внимательно разглядывали сад каре-сансуй и вполголоса делились впечатлениями. Все обернулись, когда Аритомо окликнул их: я была удостоена лишь взгляда мельком. Мужчины были в черных костюмах и галстуках приглушенных тонов, кроме одного, совершенно лысого и облаченного в обычный для священника серый наряд. Женщине было за пятьдесят, одета в отлично пошитые изумрудную блузу и бежевую юбку. Жемчуг вокруг ее шеи был изящен, как утренняя роса, высыпавшая на паутине.
Первый мужчина поставил на землю портфель, сделал полшага вперед и поклонился.
– Я Секигава Хисато, – представился он по-японски. – Нам следовало бы оповестить вас о своем визите заранее, и мы признательны, что вы согласились принять нас.
Ему было за пятьдесят, узкоплечий, он придавал себе важности, изображая руководителя группы. «Привычен, видно, к такому положению», – подумала я. Другие кланялись, когда Секигава по очереди представлял их. Бритоголового звали Мацумото Кен. Женщина, миссис Маруки Йоко, улыбнулась мне. Последний мужчина, Иширо Йуро, попросту безразлично кивнул.
– «Ассоциация по возвращению на родину павших воинов Императора» была создана четыре года назад, – пояснял Секигава, пока они размещались на татами вокруг низкого столика. Я почувствовала, как он задержал на мне взгляд, пока я усаживалась в позу сейдза[216]. – Мы посещаем все места, где наши солдаты сражались и погибали.
А Чон вышел на веранду с подносом чая. Как только Аритомо разлил напиток, Секигава принюхался к своей чашке и изумленно вскинул брови:
– «Благоухание одинокого дерева»?
– Да, – кивнул Аритомо.
– Какое чудо! Какая изысканность! – Гость сделал глоток, задержал чай во рту на мгновение, прежде чем проглотить. – Я такой только до войны пивал. Где вы его достали?
– Я привез несколько коробок этого чая с собой, когда переехал сюда, но он почти закончился. Надо будет еще заказать.
– Вам больше его не заполучить, – сказал Секигава.
– Отчего же?
– Плантация… чайные поля, склады… все было уничтожено в войну.
– Я… я не слышал об этом…
Совершенно неожиданно вид у Аритомо стал потерянным.
– Хай, очень печально. – Секигава покачал головой. – Владелец и вся его семья, до единого человека, были убиты. Очень печально.
Миссис Маруки поменяла положение тела и сказала:
– Мы приехали сюда, чтобы отыскать… – она умолкла и, словно сомневаясь, посмотрела на меня.
Аритомо взял себя в руки:
– Юн Линь вполне сносно говорит на нихон-го.
Миссис Маруки кивнула.
– Мы приехали сюда, чтобы отыскать останки наших солдат, перевезти их на родину и похоронить надлежащим образом.
– Они будут находиться в Ясукуни с душами всех наших солдат, погибших в Тихоокеанской войне, – добавил Мацумото.
– Пляжи Кота-Бахру и местность вокруг города Слим-Ривер, – отозвался Аритомо, немного подумав. – Там велись самые тяжелые бои между британцами и японцами.
– Мы уже побывали там, – ответила миссис Маруки. – Мой брат был убит у Слим-Ривера.
Она выжидающе умолкла. Аритомо не сказал ничего, и я тоже промолчала. Что-то в этой группе людей вызывало беспокойство. Я искоса глянула на Аритомо, но у того лицо было непроницаемо.
– А как вы отличаете останки британских военных от японских? – спросила я. – Сомневаюсь, чтобы семьи британских солдат одобрили перенос их останков в какое-то языческое святилище.
Голова миссис Маруки дернулась назад, будто я ей в лицо плюнула. Щеки ее покраснели.
Тут же вмешался Секигава, он примирительно заговорил голосом закаленного миротворца:
– Данный акт – символический. Мы берем только что-то из останков с каждого места, которое посещаем. – Он сжал воздух между большим и указательным пальцами до узкой щелки. – Очень маленькие кусочки.
– Семьи всегда признательны за то, что останки сына, брата или отца перевозятся на родину, – сказала миссис Маруки.
– В Югири нет павших солдат, – заявил Аритомо.
– Разумеется, разумеется. Нам это известно, – ответил Секигава. – Мы надеялись, что вы, возможно, укажете нам другие места, о которых могли слышать, места, о которых нам не удалось получить никаких сведений.
– Мы посетили все известные места сражений, – подала голос миссис Маруки. – Но мы хотим посетить и неизвестные, забытые. В том числе и гражданские пересыльные центры.
– Гражданские пересыльные центры? – вскинулась я. – Вы имеете в виду трудовые лагеря для рабов? Уверена, их местоположение вы найдете в документах вашей армии.
– Армия уничтожила все свои… ненужные документы, когда стало ясно, что войну мы не выиграем, – заговорил молчавший до сего момента Иширо Йуро.