Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов
– Магнус, я не ребенок, – сказала я.
– Ты слышала Ли: та женщина могла убить тебя. Езжай домой, в К-Л. Ты всегда сможешь снова вернуться сюда, как только снимут Чрезвычайное положение.
– И когда такое произойдет? – съязвила я. – Может, вы мне скажете?
Эмили тронула Магнуса за руку, и тот, с видимым усилием, взял себя в руки. Вздохнул.
– Пошли, Лао Пуо, – сказал он Эмили. – Прекрати утомлять ее своей болтовней – пусть глупая девчонка отдохнет немного.
При неохотном содействии сестры я доковыляла до кабинета д-ра Йео, чтобы позвонить отцу. Кабинетом служила большая солнечная комната в конце длинного коридора, и у меня пот градом катился со лба, когда я туда добралась. Доктора не было, и сестра, после выраженного ею беспокойства и резких слов с моей стороны, наконец-то ушла обходить больных.
– Слава богу, ты цела, Линь! Я прямо извелся, переживая за тебя, – сказал отец. – Завтра я еду в Сингапур. Не знаю, сколько там пробуду, но я пошлю своего шофера за тобой в Маджубу. Только дай мне знать, когда тебя выпишут.
– Я в полном порядке. Ничего серьезного.
– Ничего серьезного? На тебя совершено нападение! Тебя ножом ударили! Я считаю, что ответственность за это несет Магнус.
– Это я убедила Магнуса позволить мне пожить самостоятельно, отец. Надеюсь, ты не сказал маме про случившееся?
– Не сказал. Только в любом случае от этого никакого проку: она больше не узнает ни меня, ни Хока.
«И ты должна быть здесь, чтобы ухаживать за ней», – вслух он этих слов не произнес, но я умела слышать его мысли.
– Магнус предлагал нам безопасное место, чтобы спрятаться на время войны, – сказала я. – Ты мне об этом ни разу не говорил.
– Под опекой его японского дружка? Это было неприемлемо, – отрубил отец. – А ты… работать на японца! После того, что они нам причинили…
– Юн Хонг была бы сейчас жива, если бы ты принял предложение Магнуса. Мы все были бы невредимы. И мама не была бы… Она и сейчас была бы в отличном здравии.
– Думаешь, я не искал вас? Не делал всего, что было в моих силах, чтобы выяснить, что сталось с тобой и Хонг? Я счет потерял тому множеству джапов, которых я умолял сообщить мне, что с вами. Я давал им столько денег, сколько они просили. Но они дурили меня! Говорили, что знать ничего не знают. Уверяли, что вы ни в каких их документах не значитесь.
– Не хлопочи посылать сюда своего шофера, отец, – сказала я. – У меня нет никакого намерения уезжать отсюда.
Ответом мне было молчание.
Потом он повесил трубку.
Когда в тот же день вечером я проснулась, Аритомо сидел на том же стуле, на каком прежде сидел Магнус. Он отложил книгу («Трепет листа» Сомерсета Моэма) и подошел к тумбочке, на которой стояли судки. За окном было уже темно.
– Который час? – спросила я, усаживаясь среди подушек.
– Седьмой пошел.
Он раскрыл судки, извлек верхнюю кастрюльку и подал ее мне. Я заглянула в нее и улыбнулась, покачав головой. Движение вызвало болевые судороги на лице.
– Суп из птичьего гнезда, – выговорила я, когда боль отступила. – Я живо вновь вернусь к работе!
– Значит, ты остаешься?
– Монсун еще не начался.
Он подошел к окну. Вплотную приблизив лицо к стеклу, вглядывался в небо. И сказал:
– Думаю, в этом году он задержится.
Он навещал меня в больнице каждый день, пока я выздоравливала. Всегда приносил с собой судки с супом из птичьих гнезд и следил, чтобы я непременно его съедала. Потом он вывозил меня в кресле-каталке в больничный сад.
Сад этот представлял собой всего лишь широкий, идущий под уклон газон, обсаженный по бокам кустами гортензии. Пока он катил меня по дорожкам, мы, раз за разом, планировали и перепланировали этот садик.
– А Чонг завтра женится, – сообщил как-то вечером Аритомо. – На какой-то девушке из Танах-Раты. Это его мать устроила. Он пригласил нас, но, учитывая, в каком ты состоянии, я счел за лучшее отказаться.
– Ты должен дать ему денег, – сказала я. – Положи их в красный конверт.
– Уже сделал, – сказал он, открывая судки.
К тому времени я была по горло сыта супом из птичьего гнезда, но помалкивала, не желая обижать его. Поэтому была очень удивлена.
– Что это? – спросила, заглянув в первую кастрюльку и уловив исходящий из нее запах.
– От А Чона. Морское ушко. Еще – суп из акульего плавника. И кусочек поджаренного на решетке лобстера. Похоже, его братец обеспечивает едой свадебный стол. Очевидно, владеет рестораном в К-Л. Я и знать не знал, что у него сводный брат есть. – Улыбка Аритомо была столь быстра и мимолетна, что я ее едва успела заметить.
– А ты знала?
В мой последний день в больнице сестра привела Магнуса в сад. Он нес букет лилий и широко улыбнулся, увидев, как Аритомо помогает мне передвигаться на костылях. Лилии он вручил мне.
– Малость поздновато подносить мне цветы, а? – с улыбкой произнесла я, когда мужчины помогли мне добраться до скамейки. – Меня завтра выписывают.
– Это от Фредерика. Он только два дня назад узнал о том, что случилось.
Некоторое время мы болтали о всяких пустяках. Не раз я замечала, что Магнус нервничает. Наконец он, обратившись ко мне, произнес:
– Вчера мне звонил твой отец.
– Уф, ради всего святого! Я уже попросила его не присылать шофера.
– Он не за тем звонил. Он хочет, чтобы я запретил тебе жить одной в Маджубе. – Магнус потер крепеж повязки у себя на глазу. – И после того, что произошло, Юн Линь, я вынужден был с ним согласиться.
– Вы просите меня выехать из коттеджа «Магерсфонтейн»? – резко выпалила я.
– Эмили упаковала твои вещи и перевезла их обратно в наш дом.
Я понимала, в какую неприятную передрягу он попал, и все же бешено злилась на него:
– Я поищу себе другое пристанище. Вне Маджубы.
Магнус беспомощно повернулся к Аритомо:
– Может, ты уговоришь ее быть хоть немного разумной?
Несколько мгновений Аритомо хранил молчание. Наконец произнес:
– Ты можешь жить у меня.
Я снова взялась за работу в Югири через месяц. Аритомо давал мне повседневные задания полегче, откладывая те, что потяжелее, на будущее, когда я наберусь сил. Магнус с Эмили пытались отговорить меня от того, чтобы жить в Югири. Я махнула на их увещевания рукой. Я понимала: люди станут языки чесать и через несколько дней слухи докатятся до отца, зато с того самого момента, как я переехала в Югири, я почувствовала себя закрытой ото всего мира, даже самых дальних его пределов. Невзирая на убийства, происходящие по всей стране, впервые за многие годы я ощутила умиротворение.