Наталия Терентьева - Чистая речка
– Ты откуда? – Маша теребила рукав моей куртки, не обращая внимания на недовольство мамы.
– Я… – Я замялась, не уверенная, стоит ли говорить, и все же сказала: – Я была на службе.
– Да? – удивилась Маша. – Так и мы туда идем. Мам, Руся из церкви идет!
– Я очень рада за нее, – сухо сказала ее мать. – Догоняй, – и пошла, не оглядываясь, уверенная, что Маша ее догонит.
– Не может успокоиться насчет пальто, да? – спросила я. – Думает, что я имею к этому отношение?
– Ой! – Маша махнула рукой. – Потом поговорим.
– Служба уже кончилась, – сказала я.
– Да мы просто… ходим иногда, когда на душе кошки скребут. Мама за бабушку волнуется.
– Понятно, – кивнула я. – У меня тоже на душе скребли и кошки, и собаки, и волки, поэтому я пошла.
Маша засмеялась, и мне показалось – вот моя подружка. Вот человек, с которым я могу быть откровенной. Которая мне верит, верит всему, что я говорю, с которой можно обходиться без удобного вранья.
– Ты иди, – сказала я, – догоняй ее. Я теперь есть ВКонтакте, кстати. Хочешь, напиши. У меня же в новом телефоне есть Интернет. И деньги пока там есть. Пиши, хорошо?
Маша неожиданно чмокнула меня в щеку и убежала за матерью, которая остановилась впереди и стояла, не оборачиваясь на нас, ждала Машу.
Я услышала сигнал сообщения.
«Я выезжаю за тобой. Что-то не могу дозвониться. Ты готова?» – написал Виктор Сергеевич.
Подумав секунду, я набрала его номер.
– Виктор Сергеевич…
– Да, Руся! Ну что же ты не отвечаешь!
– Я не поеду с вами в монастырь.
– Почему? – удивился он. – Ты заболела?
– Нет. Просто…
– А просто – так и не выдумывай ничего. Я уже еду.
– Я… в поселке.
– Да? – не очень удивился Виктор Сергеевич. – А где ты?
Я вздохнула. Вообще-то я не люблю, когда на меня давят, но мне трудно было объяснить даже себе самой, почему я решила не ехать. Из-за того, что вчера познакомилась с мальчиком и влюбилась в него, как мне показалось? Я двадцать слов с ним сказала в общей сложности. Я совсем его не знаю. Он маленький – его посадили и увезли домой. И он даже не написал мне ничего. Ведь меня найти легче. Хотя они, наверно, ехали всю ночь… Или, наоборот, встали где-нибудь в безопасном месте и поспали, разложив сиденья в своей огромной машине… С утра мне все казалось по-другому. Я помню, как опрокинулось небо, как пересохло во рту, как стучало сердце… Помню, как если бы смотрела фильм. А наступило утро, и вчерашнее казалось сном.
Все это пронеслось у меня в голове за секунду, и я ответила:
– У меня будут проблемы в детском доме, если я поеду.
– Не будет проблем, – сказал Виктор Сергеевич. – Я позвоню. Кому надо звонить? Директору?
– Воспитателю. Только… скажите, что с нами еще кто-то едет из школы.
– Тайны Мадридского двора, как же все сложно! – засмеялся Виктор Сергеевич. – Хорошо!
Смеялся он зря, нас двести раз предупреждали и пугали – не заводить отношений, никаких – серьезных, несерьезных, неважно, – со взрослыми мужчинами. Чтобы не пришлось потом отдавать новорожденного ребенка в дом малютки. Так было с той нашей девочкой, которая родила, сама еще не выпустившись из детского дома. У нее малыша забрали и отдали в другой детский дом. А куда бы она дела ребенка? Как его растить? А выпустившись, она его не забрала, потому что ей самой жить и есть не на что, а не то что растить ребенка.
Хотя я не понимаю, какая разница, от кого забеременеть – от Виктора Сергеевича или от Паши Веселухина. Только про Виктора Сергеевича все сразу начинают кричать и ужасаться, а про Пашу только смеются, и даже некоторые Паше как-то симпатизируют в этой ситуации. А в чем разница? Я не понимаю. Наоборот, у Виктора Сергеевича хотя бы тормоза есть в голове. Вон он с самим собой какую воспитательную работу проводит, разговаривает с собой, ругает себя…
Не прошло и трех минут, рядом показалась бордово-красная знакомая машина. Дверь в мою сторону открылась.
– Садись, привет! – улыбнулся Виктор Сергеевич.
Он чмокнул меня в щеку. Просто так. Как бы чмокнул брат. И я немного успокоилась.
Может быть, ему обо всем и рассказать? О вчерашнем Пашином срыве, о дяде Грише, вовремя пришедшем мне на выручку, о приезде шефа, только об Андрее ничего не говорить. Или сказать… Интересно, как он отреагирует, поверит, что так бывает? Может, сразу высадит меня и скажет: «Дальше иди пешком, мне с тобой неинтересно!»
К одному нашему мальчику как-то приезжали родственники, не близкие, кажется, двоюродный дядя и его жена. А мальчик – еще маленький, лет десять, и довольно нервный ребенок. Они поехали с ним в город, хотели ему что-то купить из одежды или какую-нибудь игрушку. Не знаю, что именно произошло, и никто толком не знает, но рассказывали, что он стал в машине так ругаться матом, что родственники высадили его из машины, и он шел пешком обратно. А поскольку он маленький, то пошел не в ту сторону. У нас заблудиться трудно, если идешь по одной-единственной дороге, ведущей в детский дом. А на развилке есть указатель. Так он на этой развилке свернул к колонии.
Пришел туда, и оттуда его уже на тюремной машине привезли, еще долго смеялись, что сам себе дорожку туда протоптал. Не знаю, правда, что здесь такого смешного. Мне его было жалко, хотя он вредный и неуправляемый, и мои подопечные Витя и Леша, с которыми я бегаю по утрам, часто страдают от него и боятся его.
Я увидела в телефоне какой-то незнакомый номер и осторожно ответила:
– Ало.
Почему-то я подумала, что это звонит Андрей.
– Руся! – услышала я слабенький девичий голос. – Это я… Ты где?
– Люба? – удивилась я.
Я знала, что у нее нет телефона.
– Я попросила телефон у вашего Артема.
Молодец Люба, нашла у кого попросить, и он не отказал незнакомой малявке! Мне кажется, Артем вообще никого не знает, он ведь никогда ни с кем не общается. Телефон, однако, мой записал. Он все соображает, только как-то по-своему.
– Руська, Руська… – заторопилась Люба. – Тут такое делается. Бегает, как ненормальный, Пашка, ищет тебя, воспитательница ругается…
– Вы не позвонили пока в детский дом? – спросила я Виктора Сергеевича.
– Нет еще, а это срочно?
– Срочнее не бывает!
Так интересно было наблюдать, как врет Виктор Сергеевич – ради меня, по моей же просьбе. Значит, и мне он тоже может врать – так же искренне, убедительно…
– Все, не переживай, – он повернулся ко мне. – Поехали?
У меня было странное чувство. Мне хотелось делать наперекор им всем – Веселухину, воспитательнице, Серафиме, которая, конечно, была бы сейчас против меня, наперекор нашей и.о., которая учила меня общаться с Виктором Сергеевичем, – как могла, так и учила, что знала, то и говорила, а также наперекор Андрею и тому чудесному чувству, которое вчера у меня возникло. Зачем мне мальчик, которого можно взять, как плюшевого мишку, и увезти?
