Узники вдохновения - Петрова Светлана

Климов вышел из салона, зло хлопнув дверью, но замок оказался электронным, и машина не закрылась. Ключи же предусмотрительная водительница унесла с собой. Бросить дорогую иномарку открытой на многолюдной Маросейке человеку с именем английского короля показалось непорядочным. «Чертова баба!» — выругался он так страшно, как только умел, и облегчил душу. Ладно, сейчас она явится, они распрощаются, и он пойдет в ломбард закладывать часы, а там видно будет. Мужчина нервно топтался возле машины, заложив руки в карманы и рассматривая прохожих. Уличный шум заглушил шаги писательницы, которая буквально бросилась сзади Климову на шею.

— Я ваша должница на веки! Благодаря сведениям от вас и подсказке, так их уделала! К тому же заставила подписать дополнение к договору: если я в течение ближайшего полугода покину бренный мир, они одноразово выплатят наследнику гонорары за все еще не написанные романы — бешеная сумма, которую издательство не потянет!

— Но вы же не собираетесь умирать только ради того, чтобы сделать их банкротами!

— Естественно, нет. И они это тоже понимают, но от жадности не в состоянии сообразить, зачем я так делаю. А мне нужно бесспорное доказательство корысти, когда я начну против них судебный процесс, — там много разного накопилось, всякие бесконтрольные допечатки тиражей, левые зарубежные издания, сокрытие истинной прибыли. А под долгосрочные контракты, оказывается, этот хмырь Лион издательству даже справки у моего врача покупал — иначе кто рискнет объявить сериал в полсотни романов, да еще с большим авансом? Он и на страховку жизни меня недавно уговорил. В общем, обложил со всех сторон, держал все нити в руках и меня контролировал, как паук муху. Видно, имел хороший навар. Уволила субчика. У-у-ух, как он сопротивлялся! За разглашение авторской тайны и использование ее в личных интересах заплатит мне штраф из собственного кармана, иначе у него отберут лицензию! Начальник адвокатского бюро оказался не в курсе его грязных делишек.

— А вы уверены, что раскрыли все махинации Барчевского до конца? Он любит многоходовые варианты.

Василькова была слишком возбуждена, чтобы прислушаться к предостережению.

— Едем в ресторан обедать — надо отметить победу!

Такому напору Климов противостоять не мог.

— Только не в ЦДЛ, там меня каждая собака знает, — сказала писательница, ловко выруливая со стоянки.

— Боитесь засветиться с новым кавалером? — попытался он взять хоть какой-нибудь реванш.

— Господь с вами! Такого мужика впору носить на шее, как украшение. Просто в ресторане «Сыр» готовят искуснее. Хочется чего-нибудь заковыристого.

— Наймите хорошего повара, он каждый день будет преподносить сюрпризы.

— Дорого.

— Деньги не любите, а считать умеете.

— Кто вам сказал, что не люблю? Не ценю. Но главное, стараюсь свести до минимума общение с людьми, которые от меня зависят. Возможность повелевать пробуждает дурные наклонности. Один философ сказал: «Господство человека над человеком всегда обнаруживает власть зверя». Не люблю отбирать свободу у других, она мне все равно не пригодится. Свобода у каждого своя.

— Поэтому не держите агента. А как насчет любовника? — неожиданно спросил Климов и сразу пожалел.

— Любовник может выскочить на моем теле только неожиданно, как фурункул. Если прижмет, предпочитаю зигзаги на стороне. В сексе любители даже приятнее, а вот еду должны готовить профессионалы, для них — это творческий акт, поэтому, когда есть время, я посещаю рестораны.

— А кто должен мыть полы и сортиры?

— Тот, кто больше ни на что не способен или кому не повезло в жизни.

— У вас стройная философия. В ней есть что-то от фашизма.

— Что именно?

— Неуважение к достоинству личности.

— А говорите, не читали Бердяева.

— Не читал.

— Неужели сами придумали?

— Чтобы хорошо относиться к людям, не надо руководствоваться философскими сочинениями.

— Какой способный. Может, нанять вас в пресс-секретари?

— Не надо. Я не умею подчиняться.

— Личность и свободу уважаю и совсем не презираю нетворческий труд, но для меня лично — это тоска, отдаляющая от смысла жизни.

— Вы заняты его поиском, как какая-нибудь гимназистка. И бесплодный опыт предшественников не смущает?

— Достоевского точно не смущал, а он умнее нас с вами, взятых вместе. Знаю, что истина мне не откроется никогда, но не могу остановиться. Каждый должен пройти свой путь.

Похоже, Климов тоже не мог унять свои желания, хотя и совсем иного характера. Он так и не поборол досады на Барчевского, так некстати вторгшегося своим звонком в решение его судьбы, которая собиралась повернуться в более приятную сторону. Впрочем, теперь ему уже казалось, что звонок был к месту. Никаких серьезных отношений с этой женщиной быть просто не может. Тут театр, игра: то натягивают поводок до удушья, то отпускают — беги подальше.

На обратном пути, после полбутылки «Бургундского», он набрался храбрости и приобнял Василькову. Она улыбнулась.

— Надеетесь меня поиметь?

— Нет. Я только хочу равенства, поскольку вы меня уже имеете.

Не отрывая глаз от дороги, она наклонилась влево и поцеловала его пальцы на своем плече. Климов подумал, что это можно расценить как угодно: как аванс или как выражение дружбы, как благодарность за то, что он сказал что-то, что ей понравилось. А вдруг?.. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Никаких вдруг! Хозяйский поцелуй испортил ему настроение. Климов убрал руку.

Они вернулись в коттедж под вечер. Надя лежала на диване перед телевизором, ела виноград и завороженно следила за каким-то соревновательным шоу. Помахала рукой, скорее предостерегающе, чем приветственно: не мешайте, очень важный момент!

Василькова, проходя мимо нее, бросила:

— Я пошла работать. Неделю минимум ни для кого недоступна. А вы с Эдуардом развлекайтесь, как сумеете. Можете ходить в лес, ездить в Москву — я охрану предупрежу.

Климов, вопреки тому, что решил в машине, устремился за хозяйкой. Он измучился, пытаясь себя понять, не говоря уже о ней, и в конце концов оставил бесполезное занятие. Рина шла по лестнице впереди, он сзади. Глядя на икры точеных женских ног, Климов гадал: позовут его или не позовут в комнату с кроватью три на четыре? Сердце билось учащенно. Почему он все время ждет дирижерской отмашки, почему самому не проявить инициативу, сказать, что… Или не говорить, а сразу поцеловать смертельным поцелуем, после которого земля и небо меняются местами. Но в нем трепетало опасение, что можно что-то сломать и случится непоправимое.

Василькова поднималась не спеша, горячей спиной зная, что сейчас Климов обнимет ее и эти шутливые качели соперничества, за которыми смущенно притаилась серьезность чувств, наконец перестанут то взлетать ввысь, захватывая дух, то опускаться в исходную точку. Но мужчина медлил, спина остывала. Значит, она все выдумала, и про себя тоже. Старая недостойная женщина, ожидающая мужского снисхождения. Оно ей нужно?

На площадке второго этажа Рина остановилась и произнесла жестко:

— Спать будем врозь.

Климов вздрогнул, словно получил пощечину. Вопреки сомнениям, он уже приготовился сделать шаг навстречу и теперь только сумел обронить:

— Странная вы женщина.

— Да, — нахмурилась она. — Таких больше нет. Не ходите за мной — я себе не верю.

— А мне?

— Я же говорила, что для меня важнее любить, чем быть любимой.

И быстро побежала наверх, чтобы он не прочел на ее лице готовности сдаться. Стоит обнаружить слабость — и сражение проиграно, а поле боя останется за новым главнокомандующим. И где же тогда окажется ее пресловутая свобода?

Климов смотрел вслед Васильковой со смешанным чувством сожаления и облегчения.

Женщины его привлекали, и он редко просыпался в постели один. Но, если откровенно, с женщинами ему не везло, или он сам ухитрялся спугнуть удачу. Любили его — не любил он, обычно влюблялся без страсти и ненадолго, легко уходил и от хорошеньких, молодых, и от ничем не примечательных, постарше. Умные и глупые одинаково вызывали в нем желание получить свое и улизнуть, пока из мужчины, принадлежащего себе, его не обратили в чью-то драгоценную половину.