Норман Льюис - День лисицы. От руки брата его
— А куда девались часы?
— Они в нашей мастерской. Требуется починка.
— Я возьму их с собой, — сказал Бродбент. — И напишу вам расписку.
Не успел брат исчезнуть, он тут же принялся разбазаривать его вещи, размышлял Бродбент. Просто невероятно. Ну что бы ему выждать месяц-другой? Но как раз недостаток воображения, нетерпение, неспособность продумать и предвидеть и отличают преступника.
Брону, безусловно, нужны были деньги, это подтвердил и разговор с аукционистом.
— Обычно в эту пору скот не продают, но иногда и такое случается. Если хотят избавиться от лишних голов, продают обычно по осени, когда скот уже нагуляет жир. В наших краях самое трудное — продержаться зиму. А дальше все уже идет как по маслу. Этим, видно, позарез нужны деньги.
Мистер Эммет из городской казны тоже полагал, что мистер Оуэн очень нуждался в деньгах.
— Будем говорить откровенно, — сказал он. — К нам приходят именно те, кто нуждается в деньгах. Работаем мы по системе: покупаем — сдаем бывшему владельцу в аренду. Тем самым мы делаем таким вот требующим капиталовложений фермам своего рода переливание крови. Мистер Оуэн позвонил нам, и я поехал к нему сам. По-моему, его больше всего интересовало, как скоро он получит деньги, если сделка состоится.
— А если бы он продал вам ферму, мог он положить все денежки в карман и скрыться?
— Мог. Только получил бы он за нее меньше, чем она действительно стоит.
— Но деньги-то он получил бы куда скорее, чем если бы вздумал продать ферму обычным порядком, так?
— Да, разумеется. Через несколько дней, а так ушли бы недели и даже месяцы. На такую ферму охотника не скоро найдешь.
Теперь предстояло разобраться в противоречивых рассказах Брона о том, куда же все-таки отправился Ивен с утра в понедельник, а для начала следовало опровергнуть версию, будто он поехал в Эберистуит по делам церковной общины.
Мистер Притчард, которого Бродбент застал в задней комнате магазина, так замотал головой, что его жирные, обвисшие щеки заходили ходуном.
— О поездке Оуэна по церковным делам в Эберистуит или еще куда-нибудь не может быть и речи, сержант. Нет, нет.
— Вы в этом так убеждены?
— Да, я просто удивляюсь, что такое могло прийти кому-то в голову. Ведь Оуэн исключен из нашей общины.
— Не скажете ли почему?
— Пошли про него разные слухи… Стали поговаривать… — Притчард поджал губы и пошевелил руками, будто тщательно что-то взвешивал.
— Насчет жены и брата, как я понимаю, — заметил Бродбент.
— Сказать больше было бы не по-христиански, сержант.
— Я знал, что он не ездил в Эберистуит, — сказал констебль Джонс.
— Что ж вы молчали? — спросил Бродбент.
— Мистер Фенн к чему угодно отобьет охоту. Пока газеты не подняли шум, он и в ус не дул. А незадолго перед тем мне велено было не соваться не в свои дела.
— А как насчет этой второй версии, которую он рассказал агенту фирмы сельскохозяйственных машин, — что брат поехал недельки на две отдохнуть?
— Признаться, не ожидал от него такой глупости, — сказал Джонс. — Не понимаю, почему такой разумный молодой человек не сообразил, что надо придерживаться чего-то одного.
Бродбент побывал у представителя фирмы.
— Как по-вашему, зачем мистеру Ивену Оуэну могло понадобиться, чтобы вы приехали снова через две недели?
— Право, не знаю.
— Мистер Оуэн когда-нибудь опаздывал со взносами?
— Иногда на день-два. Не больше.
— Кажется, обычно взносы так не собирают?
— Мы приезжаем не за взносами, мы проверяем машины, а в случае нужды ремонтируем. Мистеру Оуэну удобно было вручать мне при этом взносы, но это была его добрая воля.
— Вы не удивились, когда вас отправили ни с чем?
— Очень удивился.
— Прежде такого, вероятно, не случалось?
— Никогда.
На «Новую мельницу» заявились два эксперта из Скотланд-Ярда в сопровождении сыщиков-любителей, присланных Фенном. Они тщательно осмотрели дом, молотками обстукали стены, подняли несколько половиц, сняли посреди кухни девять квадратных футов линолеума, облазили службы, где хранились запасы и всякое старье, и спустили пруд. Увидев на дне короткую железяку, они всполошились, а оказавшиеся тут же на дне четыре пары исправных, дорогих с виду часов привели их в совершенное недоумение.
Было опрошено двадцать три человека — все, кто в то роковое воскресенье мог в разное время оказаться по своим делам неподалеку от фермы, но только одному из них было что сказать: женщине-почтальону.
— Я видела, он кошку топил. А на личность был ну прямо дьявол. Я говорю: я, мол, про тебя сообщу в Общество защиты животных, а он только загоготал.
Письмо, которое пришло в это утро на имя Брона, задержали, с тем чтобы доставить позднее, и уже через несколько минут после того, как оно оказалось в руках у Бродбента, он звонил в австралийское представительство. Полученные им сведения заставили его опять поспешить на «Новую мельницу», где Брон изо дня в день всячески старался помочь следствию.
— Я не знал, что вы собираетесь эмигрировать, мистер Оуэн.
Такой поворот в допросе, казалось, нисколько не смутил Брона.
— Да нет, в общем не собираюсь.
— Но, насколько мне известно, вы писали в австралийское представительство и справлялись о проездных льготах?
— Да, верно. Мне пришло в голову, что это был бы выход, если бы Ивен раздумал расширять ферму, как мы с ним собирались.
— Где вы скрываете свою жену?
— Я не женат.
— Но в письме вы спрашивали об условиях проезда для женатых.
— Может, еще и женюсь. Если я решу эмигрировать, наверно, женюсь.
— У вас есть кто-нибудь на примете?
— Пока нет.
— Позвольте задать вам один вопрос, мистер Оуэн? Вы ладили с братом?
— Отлично ладил. С ним все ладили. Он всегда всем уступал.
— Да, так мне и говорили. Скверная какая у вас над глазом ссадина.
— Надо было сразу зашить. Наткнулся на водосточный желоб, после этой бури он съехал с крыши.
— Опасная штука. Могли потерять глаз.
Весь этот разговор Бродбент обсудил с констеблем Джонсом и с Эдвардсом.
— Интересно, — сказал Бродбент, — классический тип преступника.
Он недавно прочел книги двух авторитетов викторианской эпохи по физиологии преступления — Ломброзо и Ловерня — и находился всецело под их влиянием.
— В чем же это проявляется? — спросил Джонс.
— Во-первых, очень волосатый. Брови почти совсем срослись. И на пальцах волосы. И эта мертвенная бледность тоже характерна.
— Он пять лет просидел за решеткой, сержант, — сказал Эдвардс. — Загореть было негде, не с курорта.
— Нет, тут другое. Совсем другая бледность. А заметили, какие у него глаза? Какой взгляд неподвижный? Ломброзо отмечает неподвижный взгляд у пятнадцати процентов заключенных в миланской тюрьме.
Они сидели в деревенском кафе в трех милях от Кросс-Хэндса, куда их послали, потому что кто-то сообщил, что неподалеку от дороги обнаружили свежую могилу. В могиле оказался труп большого пса, которого, судя по всему, переехала машина.
— Видите парня у конца стойки? — спросил Джонс. — Вон того, в замшевых ботинках, он только что вошел. Что вы о нем скажете?
Бродбент мысленно обратился за помощью к Ломброзо, но ничего у него не почерпнул.
— Не знаю. Кто он? Коммивояжер?
— А преступником мог бы быть?
— Мог бы. Мелким преступником. Как почти все мы. Что-нибудь не очень серьезное — обман, злоупотребление доверием.
— Это знаменитый Робертс, — сказал Джонс. — Укокошил родного дядю и тетю. Ни перед чем не остановится.
— Никогда бы не подумал. А каковы мотивы?
— Деньги. Там было чем поживиться. Хочет купить гору, которая видна с кросс-хэндской станции. Прямо помешался на этом.
— А тип совсем не преступный, — сказал Бродбент. — Разве что слишком развязно держится. Но ведь не бывает правил без исключений. Во всяком случае, навряд ли он убьет еще кого-нибудь.
— Не убьет, — сказал Джонс. — Разве что кто-нибудь попробует помешать ему заполучить эту гору. Не хотел бы я стать ему поперек дороги.
Бродбент доложил о своих успехах Фенну.
— Только что пришли результаты из лаборатории. Положительные. На линолеуме две группы крови — AB и АО. Была драка. Большие пятна крови АО на костюме и следы в багажнике машины.
— Как раз то, чего я боялся, — сказал Фенн.
— Боялись, сэр? — От удивления Бродбент сразу перешел на официальный тон.
— Да, сержант, боялся. От всех клочья полетят.
— Ну уж не знаю, сэр. По-моему, случай ясней ясного.
— Вы уверены?
— Стоило брату исчезнуть, и Брон Оуэн принялся разбазаривать его имущество. Продал часть скота и вступил в переговоры о продаже всей фермы. Нам известно, что разным людям он по-разному объяснял отсутствие брата, и я только что узнал, что он собирался удрать в Австралию. С женщиной.
