Бернар Клавель - В чужом доме
— Это когда же? Ведь тебе не приходилось носить мешки, я это всегда делал сам.
Жюльен помедлил, а потом признался:
— Я это делал по вечерам, после работы. Несколько раз пробовал, для тренировки. Сносил мешок вниз, а потом снова поднимал наверх.
Мастер рассмеялся. Схватил Жюльена за руку, сильно сжал ее и воскликнул:
— Молодчина, вот это здорово! Оказывается, ты даже сильнее, чем я думал.
Мальчик тоже засмеялся. Мастер положил руку ему на плечо и уже серьезно сказал:
— Видишь, ты и впрямь можешь меня заменить.
Ученик понурился. Андре взял со стола самшитовую скалку, коробку с формочками для теста и щипцы для пирожных.
— Держи, это тоже твое, — проговорил он.
— Нет, зачем вы мне все отдаете! — запротестовал Жюльен. — Оставьте что-нибудь себе.
— Бери. Мы ведь договорились: ты мне все вернешь, если понадобится. Но, понимаешь, рабочий инструмент должен служить мастеровому, нельзя, чтобы он валялся без дела… Мне будет приятно знать, что ты им пользуешься…
Голос его слегка дрогнул, он отвернулся и стал внимательно все разглядывать, как только что делал это в цеху. Проходя мимо бочонка с маслинами, он взял одну из них и положил в рот.
— Господи! — вырвалось у него. — Мы вечно клянем свое ремесло. Вечно жалуемся, что работаем до седьмого пота, а получаем гроши. Но когда приходится все вот так оставлять, зная…
Голос его пресекся, но он тут же взял себя в руки и прибавил почти сурово:
— Зная, что, быть может, никогда больше не вернешься…
— Шеф, — начал Жюльен, — не надо так говорить. Не надо, ведь…
Мальчик внезапно умолк.
— Ну, что? — спросил Андре. — Ты хотел, верно, сказать, что это приносит несчастье?
Жюльен ничего не ответил, и мастер прибавил:
— Знаешь, не стоит верить всем этим бабьим приметам. Мой отец пробыл четыре года на войне, он служил в пехоте и не получил даже царапины. Почему надо думать, что мне повезет меньше, чем ему… А потом, коли на то пошло, умирают только раз.
Жюльен снова понурился. Он смотрел на скалку и другие инструменты, которые держал в руках. Вдруг все поплыло, как в тумане. Он закрыл глаза и открыл их только тогда, когда мастер взял его за подбородок и заставил поднять голову.
— А ну-ка, посмотри на меня.
Жюльен взглянул на Андре, тот сильно хлопнул его по плечу и сказал:
— Ты эти шутки брось! Уж не собираешься ли ты заплакать? Черт побери, мы ведь мужчины, а?!
Жюльен улыбнулся и смахнул слезинки, катившиеся по щекам.
— Пошли, выпьем по рюмочке, — предложил Андре.
Жена мастера ожидала их перед дверью магазина, она разговаривала с хозяйкой.
— Я увожу Жюльена, — сказал Андре. — Он меня немного проводит.
Они ушли втроем. Мастер все время шутил. Много и громко разговаривал. Он шел, обняв жену за талию, и время от времени со смехом приподнимал ее над землей.
— Ты с ума сошел, на нас смотрят, — сердилась она.
— И пускай себе смотрят, — отвечал Андре. — А если им это не нравится, пусть подойдут и скажут.
В кафе на бульваре было много народу. За несколькими столиками сидели солдаты в серо-голубой форме и в остроконечных пилотках.
— Завтра и вы наденете такую форму, — сказал Жюльен.
— Нет, у пеших стрелков форма синяя, — возразил мастер. — К тому же такие остроконечные пилотки не к лицу старикам вроде меня.
— Главное, будь осторожен, — проговорила жена, прижимаясь к нему.
— Само собой. Я ведь буду поваром, ты же знаешь. Либо в походной солдатской кухне, либо в офицерской столовой.
— Ты в этом уверен?
— А как же? Я резервист и кондитер по профессии. Так что меня непременно определят в походную кухню или в офицерскую столовую.
Они немного посидели, прислушиваясь к разговорам вокруг. Потом, допив вино, вышли из кафе. В конце улицы Бьер остановились. Мастер повернулся к Жюльену, посмотрел ему прямо в глаза, протянул свою большую руку и сказал:
— До свидания, дружок.
— До свидания, шеф, — ответил Жюльен.
Он поколебался, улыбнулся и прибавил:
— И… ни пуха ни пера!
Андре привлек его к себе, положил руку ему на плечо и, расцеловав в обе щеки, проговорил:
— Главное, не валяй дурака! Обещаешь?
— Обещаю, — прошептал Жюльен.
Мастер снова обнял жену за талию и потащил ее вперед. Жюльен еще долго стоял на тротуаре. Сердце у него мучительно сжималось, и крупные слезы текли по щекам.
63
Во вторник Жюльен провел все утро с Зефом и другими приятелями. Они пешком дошли до квартала Паскье, немного потренировались в борьбе и боксе, а потом вернулись в город. В полдень он в одиночестве пообедал в цехе — съел то, что ему оставили хозяева. После этого опять встретился с друзьями и вместе с ними гулял по городу. Время тянулось медленно. Мальчишки все время говорили о войне, но она оставалась какой-то далекой, незримой. В пять часов Жюльен возвратился в кондитерскую. Была его очередь разжигать печь. Эдуар накануне вечером уехал к родителям, он должен был вернуться и замесить тесто для бриошей и рогаликов. Войдя во двор, Жюльен услышал крики хозяина. Дверь из столовой открылась, и на пороге показалась госпожа Петьо.
— Это Жюльен, — сказала она. — Жюльен.
Из столовой тотчас же выскочил хозяин. На нем были штаны для игры в гольф и белая сорочка; воротничок был расстегнут, развязанный галстук болтался на шее. Шляпа съехала на затылок, взгляд блуждал.
— Ах, это ты! Это ты! — задыхаясь, вымолвил он. — Будешь разжигать печь? Так-так… Ну и влипли же мы! Да, нечего сказать, война для нас хорошо началась… Лучше некуда.
Он воздел руки, сделал шаг, другой, потом круто повернулся, сорвал шляпу с головы и швырнул ее на обеденный стол.
— Жюльен, голубчик, нас постигла настоящая беда, — простонала хозяйка, прижимая руки к груди.
Господин Петьо опять возник на пороге.
— Ну и мерзавец этот Эдуар! — завопил он. — Каков мерзавец! Знаешь, он сюда больше не вернется!.. Вот так, просто… без предупреждения… Прихожу домой минут десять назад, звонит телефон, беру трубку, это его отец… Ему, видите ли, нужен Эдуар, рабочих мобилизовали, и он оставляет сына дома. Извольте радоваться… Не имеет права? Он плевать на это хотел — война, заявил он мне. Он считает, что если началась война, то ему все позволено, а я должен сам выкарабкиваться из этой трясины. Понимаешь, он — булочник… И это, дескать, важнее.
Хозяин был в ярости. На лбу у него выступили капельки пота, одинокая прядка металась по лысой голове.
— Черт побери! Черт побери! — надрывался он. — Мы еще поглядим, есть ли у него такое право! Мы еще поглядим!
— Напрасно ты так расстраиваешься, — успокаивала его жена. — Ведь этим делу не поможешь.
Хозяин кружил по комнате, бегал от стола к двери и обратно.
— Черт побери! Если бы я мог хоть ненадолго залучить Андре, он, верно, еще не уехал. У него хотя бы рецепты надо взять! Тогда бы я как-нибудь выкрутился. Да, не следует слишком полагаться на своих помощников. Так мне и надо, поделом наказан!
Жюльен молчал. Хозяин сорвал с себя галстук. И принялся расстегивать сорочку.
— А какой вам нужен рецепт, господин Петьо? — спросил мальчик.
Хозяин уже снял сорочку. Теперь он остался в брюках и сетке. Сквозь нее просвечивала его цыплячья грудь — белая и волосатая.
— Мне нужны рецепты для рогаликов и бриошей! Ты-то их, конечно, не знаешь.
— Знаю, — возразил Жюльен.
Хозяева переглянулись. Потом господин Петьо дрожащим от волнения голосом спросил:
— Ты знаешь эти рецепты? Ты их записал?
— Ничего я не записывал, но я их знаю на память, я не раз взвешивал продукты для теста.
— Разве тебе приходилось это делать?
Лицо хозяина мало-помалу разглаживалось, светлело. Улыбка его жены становилась все шире, ее скулы медленно поднимались к вискам.
— Ты видел, как это делал мастер?
— Конечно, господин Петьо, — сказал Жюльен. — Я даже месил под его присмотром тесто для бриошей и рогаликов.
Наступило долгое молчание. Хозяин смотрел то на жену, то на ученика. Он все еще держал в руке свою сорочку, помочи болтались у него по бокам; он переступил порог столовой и подошел к Жюльену.
— Ты можешь сам замесить тесто для бриошей и рогаликов? — спросил он. — И по-настоящему, без дураков?
Мальчик улыбнулся.
— Конечно, могу, господин Петьо. Ведь я это делал в такие дни, когда теста требовалось раз в десять больше, чем сегодня.
Хозяин снова вошел в столовую.
— Подай мне белую куртку! — крикнул он жене. — Скорее! Мы сейчас же пойдем в цех. Я… иду с тобой, Жюльен. Я иду вместе с тобой.
Он натянул куртку и пошел к двери.
— На тебе штаны для гольфа, смотри, не забрызгай их, — всполошилась хозяйка. — А еще лучше, надень фартук.
