Олег Врайтов - Записки фельдшера
Сзади распахнулась дверь, впуская Колю, несущего терапевтическую укладку.
— Налоксон, — бросил врач, задирая рукав свитера больного и отыскивая на тонкой руке вену, пригодную для введения препарата. Которой, само собой, не было. — «Бабочкой» вводи.
— Да знаю… — пробормотал фельдшер, разматывая жгут и торопливо откупоривая флакон со спиртом. — Доигрались, провизоры хреновы.
— Эт ты кому? — нетвердо спросил из угла один из присутствующих — тот самый, что изображал ЗМС[28] до прихода бригады.
— Тебе, кому! — рявкнул Коля. — Обдолбитесь, козлы драные, и претесь сюда — помогай вам! Вашу мать…
— Николай! — прикрикнул Сергеев, протягивая ему ампулу. — Прекрати! Вот, на кисти вена вроде ничего.
— Ничего, ничего… Ничего хорошего. Это не вена, а издевательство.
Лежащий внезапно зашелся хриплым кашлем, часто задышал, оплевывая свитер слюной.
— Слышь, да он помрет щас, — угрюмо буркнул второй наркоман.
— А ты не каркай, ворона! — Фельдшер набрал препарат в шприц, одним движением затянул жгут на кисти и, присоединив к шприцу катетер, снял колпачок с тонкой иголки. — Мозги ваши где? Что кололи, лучше скажи?
— Да водки он паленой выпил.
— Это ты бабушке своей рассказывай. Водки! Брешет еще!
— Слышь, доктор, ты чё на человека наговариваешь, а? — возмутился первый. — Ты его руки видел? Уколы там есть? Нет!
— А если штаны с него содрать? — насмешливо спросил врач, наблюдая за манипуляцией — Коля, разумеется, попал в вену сразу. Реанимационный опыт не пропьешь. — И в паху глянуть? А?
Оба юнца синхронно смутились и отвели глаза.
— Вот и помалкивай.
Инъекция заняла меньше минуты. Коля бросил шприц в пакет, катетер — в контейнер с дезраствором, положил пустую ампулу в коробочку с сильнодействующими средствами и потянулся за расходным листом, лежащим в нагрудном кармане. Сергеев намотал манжету тонометра на руку пациента и принялся измерять давление. На третье измерение лежащий открыл глаза.
— Ой, бл… где я?
— В раю, мой мальчик. И сейчас апостол Петр тебе надает по заднице за баловство с наркотой.
Оба друга посмотрели на «воскресшего», как на внезапно заговоривший памятник.
— Селя, ты как, братан?
— Раз вопросы задает, значит — жить будет, — ответил врач, сматывая тонометр. Он встал со стула у кушетки, пересел за стол и достал карту вызова. — Давай знакомиться, уважаемый. Фамилия, имя, отчество?
— Иванов, — торопливо произнес первый наркоман, усиленно моргая глазом лежащему.
— Слушай ты, Иванов, — угрожающе произнес Коля, отрываясь от написания расходки и сжимая кулак перед носом опешившего юноши. — Еще раз что-то вякнешь без разрешения — искалечу. Ты меня понял?
— Слышь, доктор, ты чего так дерзко разговариваешь? — поинтересовался второй, вставая рядом с первым. — Твое дело — людей лечить.
Коля, повернувшись, расправил плечи, демонстрируя выпуклую грудь самбиста, и нехорошо ухмыльнулся:
— А ты здесь при чем? Или ты себя человеком считаешь, выкидыш?
— Так! — Врач хватил ладонью по столешнице так, что она онемела на миг. — Замолчите оба! А ты, паренек, учти на будущее — будешь врать, вызову милицию. И они с тобой по-другому поговорят, усек?
— Селезнев Валентин Эдуардович, — злобно зыркнув на врача, произнес бывший больной, приподнимаясь на кушетке.
— Что колол, Валентин Эдуардович?
— Морфина гидрохлорид.
— Образованный. Где достал, не спрашиваю, не мое это дело. Адрес домашний?
— Колхозная… э-ээ…
— Да смелее, смелее, — усмехнулся Алексей. — Я к тебе в гости не напрашиваюсь, у меня отчетность.
— Колхозная, тридцать три.
— Лет тебе сколько?
— Двадцать один.
— Когда ты ел в последний раз?
Вопрос застал парня врасплох.
— Ну… дня два назад.
— Оно и видно — на велосипед похож. А ты в курсе, что морфина гидрохлорид противопоказан при сильном истощении? Молчу о том, что он вызывает зависимость?
— Так… не знал…
— Ну и что с тобой делать, грамотей?
— Ты отпусти его, доктор, — вмешался второй наркоман. — Он больше не будет.
— Честное слово, не буду, — закивал Валентин. — Завяжу, святой крест!
— Верим мы тебе, родной, — насмешливо фыркнул Коля, убирая в карман расходку и щелкая ручкой. — Завяжешь, как же.
Внезапно наркоман всхлипнул, вытирая выступившие в уголках глаз слезы.
— Я вас прошу, доктор, — не говорите никому! У меня мать после инфаркта, если посадят — кто ее кормить будет?
— Что-то ты не похож на кормильца, — презрительно произнес фельдшер. — Больше на нахлебника тянешь.
— Да клянусь, не буду больше! Матерью клянусь! Меня на работу не взяли, я почти мединститут закончил! Препод выгнал, потому что взятку ему дать нечем было! А потом я ногу сломал, меня наркотой кололи, чтобы не болела, я и подсел! Доктор, пожалуйста!
— Угомонись, — устало произнес Сергеев. — Вставай и вали отсюда, с глаз моих. И если снова попадешь с передозом — не обижайся.
— Обещаю! — исцеленный резво вскочил на ноги, пошатнулся и уцепился за стену. — Док, я вас отблагодарю, честно!
— Не надо нам твоей благодарности. Ступай с богом.
— Спасибо… — долетело из коридора, смешавшись с топотом трех пар ног.
— Что, не будем никуда сообщать, Михалыч? — поинтересовался Коля, снимая перчатки.
— Да ну его к черту с его мамой инфарктной. Пусть живет.
— Брешет он! Какая там еще мама! Если она и есть, так он с нее же и тянет последнее на то, чтобы вмазаться очередной раз! Или ты думаешь, что ему дозу за красивые глаза выдают?
— Не нам судить, Коленька, — улыбнулся врач. — Кстати, о дозе — чеши-ка ты в магазин за кофеином мелкого помола на сумму не менее чем триста рублей, а?
— Зараза ты, Михалыч, — махнул рукой фельдшер, поднимая укладку. — Как наркомана, так жалеешь, а своего же сотрудника…
* * *Жена осторожно потрясла спящего за плечо.
— Леша? Леш?
— А? — Сергеев открыл глаза. — Что, вызов? Блин, Дина, нельзя же так будить!
— Вызов, вызов, — засмеялась жена. — Иди ужинать, два раза уже звала. Хватит дрыхнуть на закате.
Врач потянулся, глянув на висящие над телевизором часы. Половина седьмого вечера. Вот так прилег на полчасика!
— Устал я, вот и дрыхну… А где Лена?
— Да дома уже давно. Снова Степана потрошит.
Алексей улыбнулся, подавив зевок. Жену он любил безумно, но еще сильнее любил Леночку, которой шел седьмой год.
— Ужинать будешь или нет?
— Буду, куда ж от тебя деваться?
Чмокнув жену в щеку, он прошел во вторую комнату, которая была отдана в безраздельное владение младшей Сергеевой. Лена, запахнувшись в белый махровый халатик, воткнув пластмассовый фонендоскоп в ушки, сосредоточенно выслушивала что-то в плюшевом животе покорно лежащего перед ней «больного» — медведя Степки, доставшегося ей в наследство от мамы. На одной лапе у Степки красовалась сделанная из маминых вязальных спиц шина, примотанная бинтами, голову украшала повязка, более похожая на азиатский тюрбан, чем на классический «чепец». Рядом с ней на полу лежала коробка с разложенным набором «Домашний доктор» для детей, подаренным ей в честь поступления в школу.
