Олег Врайтов - Записки фельдшера
— Ужинать будешь или нет?
— Буду, куда ж от тебя деваться?
Чмокнув жену в щеку, он прошел во вторую комнату, которая была отдана в безраздельное владение младшей Сергеевой. Лена, запахнувшись в белый махровый халатик, воткнув пластмассовый фонендоскоп в ушки, сосредоточенно выслушивала что-то в плюшевом животе покорно лежащего перед ней «больного» — медведя Степки, доставшегося ей в наследство от мамы. На одной лапе у Степки красовалась сделанная из маминых вязальных спиц шина, примотанная бинтами, голову украшала повязка, более похожая на азиатский тюрбан, чем на классический «чепец». Рядом с ней на полу лежала коробка с разложенным набором «Домашний доктор» для детей, подаренным ей в честь поступления в школу.
— Как состояние больного? — поинтересовался отец, постучав в дверной косяк.
— Тссс! — строго сказала Леночка, водя мембраной фонендоскопа по животу. — У него хрипы.
— Откуда они взялись?
— Он головой ударился сегодня, когда с дивана слезал. И потяжелел.
Алексей засмеялся, одним движением поднял дочку с пола и подбросил в руках.
— Фельдшеренок растет! Нахваталась от папы словечек. А чего ж ты ему хрипы в животе выслушиваешь, а?
Дочка фыркнула, щелкнув его пальчиками по носу и забавно встряхнув кучерявыми светлыми волосами.
— Странный ты какой-то, папка. Ты, когда спишь, животом дышишь. И Степка тоже.
— Ладно, сдаюсь. Какое лечение назначила?
— Я ему укол сделала, — гордо сказала Леночка, продемонстрировав отцу шприц-«двадцатку», заполненный наполовину водой из чашки, стоявшей там же, на полу.
— Куда же?
— В верхний наружный квадрант! — наморщив лобик, повторила заученную фразу дочь.
Сергеев звонко чмокнул ее в носик, отпуская.
— Умница. А поле для инъекции обработала?
— Нет…
— Оценка «два». Жди теперь, Степка на тебя жалобу напишет за постинъекционный абсцесс[29].
— Ну, нет… — смущенно произнесла Лена. — Он хороший. Не будет он писать.
— Он-то не будет, — посерьезнев, сказал отец. — А другие — могут. Будь внимательнее, когда делаешь манипуляции с больным. Ему плохо, и ему надо помочь — а не навредить. Поняла?
— Поняла.
— Ладно, лечи дальше.
Потянувшись снова, до хруста в спине, он пошел на кухню, откуда уже доносились ароматы жареной картошки и загадочного салата с приправами, тайну рецепта которого Дина ревностно оберегала от всех, в том числе и от собственного мужа.
— Как смена прошла? — поинтересовалась жена, устраиваясь на табуретке с чашкой кофе.
— Да ну ее, эту смену. Загоняли, как лошадей на ипподроме. Ты представь только…
Дина слегка улыбнулась, кивая. Подобные разговоры за ужином или завтраком она заводила всегда, давая мужу выговориться. На работе у него бывало всякое, очень часто он возвращался со станции серым от усталости. Периодически в его глазах плескалась боль — значит, кого-то не спасли, к кому-то не успели. Кому же, как не жене, давать возможность любимому разделить ее?
— …а у нее позвоночная грыжа, оказывается. Оперироваться она не хочет, худеть — тоже, сидит на анальгетиках[30]. При ней родня с оттопыренными пальцами. Делайте, говорят, блокаду[31]. Ага, отвечаю, сейчас, все брошу и начну.
— А почему не сделал?
— Во-первых, нельзя этого делать на догоспитальном этапе. Во-вторых, рискованно — такие вещи делает только невропатолог. И, в-третьих, я ни слова не слышал про оплату. А такая манипуляция, если уж ты желаешь неположенного сервиса и стационара на дому, стоит недешево.
— И что дальше?
— Дальше… — Сергеев проглотил вилку салата, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. — Дальше было шоу. Коля обезболил кеторолом, который, кстати, и у них был — и тут заходит какое-то чучело с экзофтальмом, как у донного краба. Что, говорит, он еще блокаду не сделал? Я еле Колю удержал. Нет, говорю, не сделал и не собирается. Чешите в поликлинику. Это мурло и заявляет — тогда готовьтесь, мы вас через три часа снова вызовем, как укол отпустит.
— Нахал, — наморщила нос Дина, ставя чашку на стол. — Вызвал?
— Да сейчас! Коля ему заявил, что повторные вызовы у нас обслуживаются в присутствии милиции, с обязательным контролем наличия полиса и прописки. Ты бы видела его рожу — словно лимон надкусил. Весь гонор в момент растерял. Правда, когда выходили с вызова, что-то такое дерзкое бросил в спину, но мы уже не стали связываться. Да если бы он один! Потом ночью дернули на температуру…
Кофе закончился, Дина, хотя и не хотела, налила себе вторую чашку. Пусть говорит. Пусть выговорится.
— Па-а-ап! — протянула Лена, входя на кухню и неся на руках забинтованного Степана. — А если у него инфаркт случился, что делать?
— Умм… доча, а кислород тебе для чего? Дай ему подышать, сделай обезболивающий укол, потом зови меня в помощь.
— А я ему уже обезбаливающее уколола!
— Обезболивающее! — строго сказал Алексей. — От слова «боль», а не от слова «баль».
— Обезболивающее, — старательно повторила дочка, прищурив глазки. Отец почувствовал, что кому-то из ее сверстниц завтра не поздоровится в споре, который, судя по всему, имел место. — Пап, а ты меня завтра на праздник отпустишь?
— Какой еще праздник?
— Учитель там что-то задумал в школе, — улыбнулась жена. — Я уже и деньги сдала. Восьмое марта же скоро, сам понимаешь.
— А во сколько этот праздник?
— Начнется в шесть вечера, часа на два все, я думаю.
— Восемь! — охнул Сергеев. — Так поздно! Да вы с ума сошли! А домой ты как по темноте? И речи быть не может.
— Ну, па-а-ап! Всем можно, а мне нет? — в глазках у Лены блеснули слезы. — Ты сам ночью уходишь на свою «Скорую», а мне нельзя?
— Ты маленькая, — отрезал отец. — Вырастешь — тогда ходи на здоровье.
— Ты всегда так говоришь!! — девочка топнула ногой и убежала в свою комнату.
— Леш, ну чего ты, в самом деле? Пусть ребенок сходит…
— Дин, о чем ты вообще? Я буду на смене, ты — еще даже домой не доедешь с работы, хочешь, чтобы она одна шла? В наши чудесные времена? По темноте?
— Да не пойдет она одна, — примирительно сказала жена. — Я попрошу кого-нибудь из родителей, чтобы ее довели до дому. А дверь она, сам знаешь, никому не откроет.
— Кого ты попросишь?
— Она с Риммой дружит, я с ее мамой здороваюсь. Она нормальная женщина, да и живет отсюда в трех домах. Доведет.
— Доведет, — недовольно сморщился Сергеев, не находя аргументов, но и не желая сдаваться. — Это вы меня доведете своими праздниками.
— Не доведем, — целуя его в щеку, сказал Дина. — Иди, извиняйся, а я посуду помою.
