Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2007)
Неудивительно. Ведь пространство, с которым читатель вынужден иметь дело, радикально отлично от “бумажного”. Оно изолировано от читателя, однородно и не поддается никаким зрительным “манипуляциям” и “уловкам”, поскольку не пролистывается, а прокручивается. И следовательно, линейно. Возвратное движение внутри текста затруднено и сопряжено с некоторым телесным усилием — прокруткой, требующей даже при беглом просмотре определенного времени. Вместо соположенности печатной книги электронная дает неустранимую последовательность. Такая книга продолжает быть визуальным объектом для индивидуального пользователя, но развертывается перед ним во времени, как свиток, приближаясь к аудиальному объекту по способу декодирования. Потому она меньше поддается “присвоению” (негде оставить “отметки резкие ногтей”) и ощущается как некая идея, как не воплощенный в реальность объект, нуждающийся в “настоящей” публикации.
Аудиокниги, понятное дело, радикально меняют саму ситуацию чтения как специализированного времяпрепровождения, точнее, попросту отменяют ее, позволяя параллельно вести машину, заниматься на тренажере, как-то передвигаться в пространстве. Они и были придуманы для занятых людей, кочевников мегаполиса, которым нечем заняться, стоя в пробках, но которые все же хотят быть потребителями книжной продукции (у нас это так называемый средний класс, для которого с некоторого недавнего времени осведомленность о книжных новинках снова стала восприниматься как знак высокого статуса).
Понятно, что в “доцифровую” эру создать звучащий эквивалент книги было практически невозможно. Пластинки и кассеты магнитофонов располагали ограниченным временем звучания. Эфирное время также было сегментировано “сеткой”. Потому взаимодействие литературы (не книги, которая тогда не осознавалась как маркированный член парадигмы) с аудионосителями осуществлялось посредством эстетической перекодировки: ограничение объема требовало особого языка и особых приемов, пересоздающих и интерпретирующих мир словесного произведения в произведение исполнительского искусства. То есть в случае аудиопостановок на “пластинках” или радиоспектаклей перед нами не звучащий эквивалент текста, а просто — другое произведение. Отсутствие изобразительного ряда восполнялось музыкальным и шумовым оформлением, богатым интонированием. Несколько ближе к аудиокниге в строгом смысле были чтецкие программы, представляющие собой актерское чтение небольших по объему произведений или выдержек из романов. Но и такие постановки (записи) были прежде всего интерпретациями, предназначенными для изолированного эстетического восприятия, а не для ознакомления с текстом книги-“исходника”.
Их восприятие было сродни созерцанию фильма или театральной постановки, но отнюдь не чтению. Хотя такого типа слушание радио или пластинок подобно чтению и — как раз в альтернативу ему — тоже организовывало некий изолированный участок времени, “привязывая” человека к непортативному носителю звука (правда, слушание совмещалось иногда с выполнением монотонной домашней работы). Перенесенные на цифровые носители, такие постановки имеют сейчас хождение в качестве “аудиокниг”, в строгом смысле таковыми не являясь.
Потому что цифровые носители создали не существовавшую прежде возможность звучания, фактически не ограниченного во времени, не локализованного в пространстве, а как бы привязанного к слушателю, отождествленного с ним. При прослушивании через наушники (наиболее частый способ) звук этот разносится не в пространстве, а словно “в голове” у человека, изолируя его от коммуникации и превращаясь в чистую однородную субъективную длительность — фактически в само время. То есть ситуация отъединенности, изоляции, характерная для чтения печатной книги, не только сохраняется, но и усугубляется. Из плана чистой пространственности и, значит, статичности она переводится в план чистого времени, то есть динамики. Тело и глаза “аудиочитателя” свободны, но зато заняты слух и мышление. Специальное время не нужно — теперь это время самой жизни реципиента. Произведение звучит, разворачиваясь перед ним последовательно и поступательно, требуя крайнего напряжения памяти и внимания, ибо им нечего использовать и не за что зацепиться для восстановления нелинейных текстовых структур.
В одной из школ был проведен эксперимент. Школьникам, нормально успевающим по литературе, разрешили в порядке первичного ознакомления не прочитать, а прослушать “Капитанскую дочку” Пушкина. В итоге многие из них так и не смогли запомнить имена второстепенных персонажей и восстановить временнбую последовательность событий, хотя, читая “бумажные” тексты, с легкостью проделывали это и с более сложными по нарративной структуре произведениями. Письменный, “глазной” характер большинства звучащих на аудионосителях текстов создает некоторый дискомфорт либо приводит к скользящему, поверхностному восприятию. Наша память — все еще память человека “гутенберговой эры” — не предназначена для простого поглощения, мгновенного впитывания информации, как это было у средневекового человека. Она носит выборочный характер. Опыт общения с аудионосителями позволяет выдвинуть гипотезу о том, что квалифицированный потребитель аудиокниги, для того чтобы понять вливающийся в уши сплошной текст, инстинктивно “опространствливает” его, кодирует (хотя бы частично) обратно в рядоположенные знаки. Эксперимент с детьми был неудачным именно потому, что они еще не научились это делать.
Читая бумажную книгу, мы совмещаем два процесса — пространственного восприятия, о котором говорилось выше, и образного, который оформляет еще один уровень по отношению к первичному раскодированию информации. Без их взаимосвязи нет полноценного понимания. Слушая аудиокнигу, мы осуществляем трехслойный процесс — во-первых, слушаем, во-вторых — “читаем”, “опространствливаем”, останавливая текущее время, и, в-третьих (одновременно с этим), создаем требуемый “гештальт”. Так что снова — такова инерция “гутенберговского сознания” — общение с новым носителем осуществляется на контрастном фоне привычного чтения, образуя в этом случае (благодаря изоляции читателя-субъекта) некое системное отношение с ним.
Аудиокнига в ее чистом виде есть, скорее всего, знак, обозначающий бумажный источник, отсылающий к нему и ознакамливающий с ним. Мак-Люэн оказался несколько неточен в своих прогнозах. В ризоматической модели культуры благодаря сосуществованию стадиально различных носителей информации распространение электронных носителей привело к возникновению сознания комбинированного типа, в котором аудиальное — лишь одна из граней, ибо связано не с взаимопроницаемостью “глобальной деревни”, а с отъединенностью и крайней самотождественностью индивида.
Этим и определяется то отношение не вытеснения, а дополнительности, не конкуренции — а симбиоза, в которое встает аудиокнига на современном книжном рынке по отношению к традиционной книжной продукции. Ее несколько маргинальное положение не соответствует описанному нами выше, заложенному в ней “подрывному” потенциалу. Она воспринимается как чисто прикладной продукт, у которого несколько функций.
Во-первых, это расширение зоны действия уже раскрученного книжного бренда — бестселлера. Книги Толстой, Сорокина, Пелевина и Акунина1 озвучиваются почти мгновенно, ибо интерес к ним тех, кто лишен времени читать, а может только слушать книгу в машине, — а это как раз целевая аудитория соответствующих издательских проектов — гарантирован. Как видим, в этом случае аудиокнига имеет отчетливый статус паллиатива, более доступного заменителя подлинника.
Во-вторых, есть классика, начитанная профессиональными (зачастую известными) актерами2. Этот формат близок к “постановкам”, о которых говорилось выше. Известный текст смещает акцент на исполнение. Разница лишь в отсутствии выборки. Текст читается целиком. И потому “форматная” принадлежность подобных книг зависит во многом от читательской установки: какой аспект — “ознакомительный” или “исполнительский” — воспринять как доминирующий3. Эта разновидность заставляет вспомнить и артикулировать еще один функциональный аспект аудиокниг, пожалуй, самый для них адекватный, — установленная нами феноменологическая связь прослушивания и чтения делает аудиокниги великолепным инструментом перечитывания. Здесь все совпадает. Если время для чтения — добывания новой информации — выкроить еще можно, то время для перечитывания — нечто слишком личное и одновременно слишком эстетское, уводящее от прагматики, чтобы современный человек мог его себе позволить. Совмещенность аудиочтения с временем жизни дает неограниченные возможности для нефункционального повторения эстетического акта, открывает “персональную бесконечность”. Затем, лучше всего слушается как раз то, что ты уже читал, напоминая, вызывая в памяти книгу. Здесь присущая аудиокниге “дополнительность” обретает еще и самостоятельный, эстетический смысл. Особенно это касается “великих книг”, имеющих значение архетипов и/или более других соотнесенных с устной традицией. К ним постоянно обращается наша память, но у нас зачастую нет возможности ее обновить. Джойс, Пруст, Гомер, Милтон и другие обретают в аудиокниге как бы второе, вспоминательное существование.