Виктор Лихачев - Единственный крест
Зачем отец Николай провоцировал их, сытых и довольных? Может, словно Диоген, искал с фонарем среди белого дня Человека? Способного не судить, способного прощать и любить?
— Простите, — Сидорин, не выдержав, обратился к пирующим, — вы не могли бы… чуть потише общаться? Ночь все-таки.
— Молодой человек, — с готовностью откликнулся тот самый, старший из компании, — мы живем пусть и в дурной, но хотя бы свободной стране. Вы хотите спать — спите на здоровье. А вот нам хочется общаться, что мы и делаем. Спокойной ночи!
Его попутчики рассмеялись. Сидорина не поддержал никто, разве что какой-то ветеран с верхней боковушки произнес негромко: «Совсем стыд потеряли». Но мужчина услышал эти слова и прореагировал так же мгновенно:
— А вам, дедуля, надо дома сидеть, а не по поездам кататься.
И… нет, только не это — Сидорину показалось, что он видит не пирующих за столом, уставленным бутылками и снедью, а трех скунсов с поднятыми хвостами, сидящих на лужайке. Он мотнул головой. Слава Богу, видение исчезло. Перед ним вновь были люди-человеки, пьяные и удивительно довольные собой.
— Все хорошо, — продолжил прерванный Сидориным разговор молодой парень с гладко прилизанными редеющими волосами, — но иной раз возникает ощущение, что ты рано родился на свет. Или не в той стране. У вас есть такое ощущение, Дим Димыч?
Дим Димычем оказался тот, кто разговаривал с Асинкритом. Он быстро, без размышлений, откликнулся:
— Саня, солнышко, если б ты знал! Ты мне на мозоль наступил. На больную. Чувствую ли то же самое? А как можно чувствовать себя в стране, народ которой придумал пословицу: «Лес рубят, щепки летят»? Представляете — люди всего лишь щепки. Сколько мы таких цепок положили по миру? Про свою страну я и не говорю. Ничего не умеем — ни пить, ни трудиться. Зависть, Саня, кругом одна зависть. Причем, черная. Проклятая Россия!
— Точно, Дим Димыч, вот у меня…
— И самое главное, — не слыша собеседника, продолжал мужчина, — не хотим исправляться, учиться у умных людей не хотим. Петр Первый, хоть и зверь был, но понимал, что с одними бородами и иконами не проживешь, если за душой ничего нет. А мы умудряемся жить…
Асинкрит больше не мог сдерживаться. Откинул простынь — и прыгнул вниз, пристроившись как раз рядом с Саней, напротив Дим Димыча и еще одного молодого человека, задумчиво поглощавшего пищу.
— Извините, не мог больше лежать, — прервал Сидорин мужчину, глядя на него. — Уж больно интересный разговор, а такой самокритики как у вас, Дмитрий Дмитриевич, давно не доводилось слышать.
— Самокритики?
— Ну да, человеку за пятьдесят, а он всему вагону признается, что за душой у него ничего нет. Похвально.
На верхней полке хихикнул ветеран, в соседнем купе кто-то явно придвинулся поближе, желая получше услышать все происходившее рядом.
— Вы не поняли, молодой человек. Я говорил не о себе.
— Разве? Но ведь это же вы сказали — мы? Мы не умеем пить, мы не умеем трудиться, мы не хотим учиться, исправляться и, наконец, извините, если не точно цитирую, умудряемся жить, ничего не имея за душой. Я-то думал, что когда говорят «мы» — себя относят к их числу…
— Это метафора, понимаете… как вас…
— Асинкрит Васильевич.
— Как?
— Асинкрит Васильевич, спокойно повторил Сидорин.
Дим Димыч засмеялся:
— И даже имя «с бородой»… Вы, как я понял, не согласны со мной? — бросил он, с вызовом глядя на Асинкрита.
— В том, что лично у вас нет ничего за душой? — невозмутимо переспросил Сидорин.
— Не у меня, у нашего народа, — Дим Димыч начал закипать.
— Ах, у народа, а у вас есть что за душой?
— У Дим Димыча и у меня много чего за душой, — вступился за друга Саня. Смех раздался уже с нескольких мест.
— Хорошо, — похоже Дим Димыч взял себя в руки, — давайте поспорим. Таких как вы, молодой человек, я щелкаю, как орешки. Не будем ходить вокруг да около. Вижу, вы о народе несколько иного мнения, нежели я или Александр.
— Иного, — согласился Сидорин.
— Что ж, ваше право, молодой человек. Но не будете же вы отрицать, что есть у нас такая поговорка или пословица — «лес рубят, щепки летят».
— Ну?
— Что — ну? Она ничего вам не доказывает?
— Мне? Ничего. А вот вы взяли, и по одной пословице сделали вывод о кровожадности народа? А как же быть, например, с такой пословицей: «Сам погибай, а товарища выручай».
— А при чем здесь она, молодой человек?
— А при чем здесь щепки? Если уж мы заговорили о фольклоре, давайте играть на равных. А то как о лени русских заговорят, сразу в доказательство сказку про Емелю-дурака приводят.
— А разве это не так? — спросил Саня.
Сидорин пожал плечами.
— А как же тогда быть с младшим сыном мельника из французской сказки, за которого все делал кот в сапогах? А почему тогда про «Лампу Алладина» забывают — чем Джин не альтернатива нашей щуке? Однако, если позволите, я вернусь к нашей щепке. Почитайте в оригинале некоторые сказки братьев Гримм или Шарля Пьеро — волосы дыбом встают. Родители, чтобы не умереть с голоду, отводят своих детей в лес, на верную смертью. Так начинается сказка «Мальчик с пальчик». Могу я после этого сделать вывод о патологической жестокости французов?
— Да что вы к этим сказкам прицепились? У французов не было Ивана Грозного, понимаете? — Дим Димыч, похоже, потерял самообладание. — Ему человека на кол было так же легко посадить, как мне рюмку водки выпить.
— Понимаю, — кивнул Асинкрит собеседнику, — у нас Иван Грозный, а у них… кто же у них? Вспомнил, у них мушкетеры были.
— Да хотя бы они! Если даже проткнут тебя шпагой, извинения попросят. Это вам не кол, молодой человек.
— Дмитрий Дмитриевич, не хотел вас огорчать, но придется. Дело в том, что мушкетеры не всегда извинялись. В те времена в нескольких провинциях крестьяне восстали. Разумеется, восстание подавили, не без помощи гвардейцев короля. А подавив, казнили людей больше, чем погибло за все время царствования Иоанна Васильевича, а он правил, не один десяток лет. Причем, с попавших в плен крестьян ваши галантные французики сдирали кожу живьем. Думаю, про Варфоломеевскую ночь не надо рассказывать.
— Слушай мужик, ты чего хочешь сказать, что я дурак? — побагровел Дим Димыч, — а может в тамбуре договорим?
— Я хочу сказать, что если ты, — глядя прямо в глаза мужчине, почти прочеканил слова Сидорин, — считаешь себя свиньей — это твое право, но в таком случае не употребляй местоимение «мы». И еще. Если через две минуты вы, трое, не дадите людям спать, через двадцать минут вас не будет в этом поезде. Все, отсчет времени пошел.
