Ирвин Шоу - Две недели в другом городе
— У него был в Калифорнии маленький заводик по производству сухофруктов.
— Господи, на что люди тратят свою жизнь. Он испытывал священный трепет перед сухофруктами?
— Нет, — ответил Джек, — он просто зарабатывал на жизнь. Отец не относился к своей работе слишком серьезно. Она позволяла ему содержать семью и покупать книги, а к большему он не стремился.
— Он был американцем?
— Да.
— Ему повезло, что он успел умереть, прежде чем Макгрейнери добрался до него.
— Роберт, — предостерегающе произнес Макс.
— Я пытаюсь узнать как можно больше о самом важном для меня человеке на свете — о Джеке Эндрюсе. Или о Джеймсе Рояле. Он для меня самый важный человек на свете, потому что он украл у меня то, в чем я нуждался больше всего. Он мой заклятый враг, демон утраты.
Брезач говорил, как безумный, прикрыв глаза; пот блестел на его щеках.
— Когда я смотрю на него, я вижу моего отца, типографию, дверь, захлопывающуюся у меня перед носом, я вижу мою любовь, уходящую вдаль по тысяче темных, незнакомых улиц, вижу постель с лежащим в ней беглецом, заменившим исчезнувшую девушку. Я смотрю на него и вспоминаю день, когда пытался покончить с собой… Для меня чертовски важно, что его отец сушил фрукты в Калифорнии. Я должен узнать все о моем враге.
— Ты напился, — сказал Джек.
— Вполне возможно, — спокойно отозвался Брезач. — Но вы, трезвый или пьяный, тоже должны узнать меня. Вы со мной связаны. Мы — главные элементы в жизни друг друга. Мы сплелись, как змеи. Вы цивилизованный человек. Прежде чем сделать что-либо для меня, вы должны получить полную информацию. Тогда потом, что бы ни случилось, вы не сможете сказать себе: «Я не знал. Это вышло случайно».
Осушив бокал, он вновь наполнил его до краев красным вином. Его руки дрожали, и горлышко графина с гербом Рима нервно позвякивало о стекло.
— Я в отчаянии, — сказал он, — и вы должны знать об этом.
— Роберт, — ласково произнес Макс, — уже поздно. Пора идти домой.
— Без Вероники у меня нет дома. Без нее я нахожусь в абсолютном нуле, при минус 273,1 градуса, там, где протоны останавливают свой бег. Господи, кто мог подумать, что в Риме со мной произойдет такое?
Брезач сделал глубокий вдох.
— Где она? — исступленно спросил он. — Она мне нужна. Может быть, она сидит в соседнем ресторане. Я схожу с ума. Нам следовало бы рыскать по улицам, принюхиваясь к запаху ее духов. Я солгал вам, Джек. Я сказал, что есть десять тысяч девушек более красивых, чем Вероника. Это было дешевой, жалкой, трусливой ложью; я сказал это, потому что чертовски нуждался в Веронике. Я умолял вас вернуть ее мне. Нет девушки прекрасней Вероники.
Сунув руку в карман своего пальто, он вытащил оттуда нож и положил его на залитую вином скатерть между собой и Джеком.
— Пусть он лежит между нами, сукин вы сын, — выдавил из себя Роберт.
— Роберт, — произнес Макс, — это ни к чему. Убери нож.
Брезач коснулся ножа, лукаво поглядев на Джека. Затем неожиданно спрятал нож.
— В моих снах это символ обнаженного стоящего члена, — тихо сказал он. — Видите, я не зря ходил к доктору Гильдермейстеру.
— В следующий раз, встречаясь со мной, — сказал Джек, — будь осторожен. Я могу захватить револьвер.
— Правда? — Брезач закивал. — Да, это было бы нелишне. — Внезапно он встал. — Я ухожу. — Брезач держался очень прямо и изо всех сил старался не качаться. — Оплатите счет, Джек. Завтра я позвоню вам насчет свидания с Делани.
Повернувшись, он скованной походкой покинул ресторан.
Макс поднялся, поправляя шарф:
— Уже поздно. Не беспокойтесь. Я принесу вам сценарий. Спасибо за превосходный ужин. А теперь извините меня…
Он снял с вешалки свою измятую зеленую шляпу, надел ее на голову и удалился.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Снотворное. Прелестные прозрачные изумрудно-зеленые капсулы, надежно хранящие в себе умиротворение, дарующие покой в опасные ночные часы. Не всякий человек двадцатого века отважится на путешествие из вечера в утро без них. Но какие сны можно увидеть, находясь в этом искусственном забытьи… Есть и другие средства. Бутылка. «Хейг», «Дьюарс», «Блэк энд Уайт», «Джонни Уокер», старые надежные друзья, их можно найти в любом баре, в Риме или в другом городе. Быстрое полночное отключение. Алкоголь плюс натрий-этил-метил-бутил-барбитурат равняются шести часам забытья, а что, в сущности, лучше этого состояния?
Расплата приходит позже.
Лишь на мгновение, когда свет уже выключен, перед тем как химия полностью овладеет измученным, беспокойным телом, душу охватывают желания, чувство потери, вины…
А утром — калейдоскоп безумных снов, звонок телефонистки, исполняющей его просьбу: «Семь часов, синьор Эндрюс». Пора в студию. Бензедрин помогает одолеть вялость, сельтерская — справиться с похмельем, черный кофе придает бодрость, избавляет перед бритьем от дрожания рук.
Спи. Платить будешь потом.
Воскресное утро.
Джек спустился в вестибюль, немного опоздав. Худой, бледный, чисто выбритый Брезач ждал его, с презрением глядя на элегантных дам, спешащих в церковь. Джек посмотрел на парня, почти ненавидя его. Макс выполнил свое обещание и принес сценарий Брезача, который оказался блестящим. В нем рассказывалось о трех венгерских эмигрантах и молодом студенте-американце, живущих в Риме в одной комнате, которую им сдала сумасшедшая старая дева, никогда не покидавшая Италии. Тут Брезач явно использовал опыт Макса. Грустную, забавную, горькую историю оживляла комичная и страстная любовь, вспыхнувшая между одним из беженцев и юной американкой, путешествующей с матерью по Европе. Сценарий, простой и ясный по форме, отличался удивительной яркостью образов и языка; он был написан с мастерством, поразительным для молодого человека, практически не имевшего опыта работы в кино.
Увидев Брезача в дальнем конце вестибюля и вспомнив о сценарии, Джек разозлился оттого, что теперь на него свалился еще и груз нового открытия. Теперь он чувствовал себя не только причастным к личной драме Брезача, но еще и несущим ответственность за его талант, будущее.
Худой, уязвимый, требовательный, опасный Брезач направился к Джеку; Эндрюс почувствовал себя попавшим в ловушку.
— Я пришел вовремя, — сказал Брезач.
Это прозвучало как упрек.
— Да, — согласился Джек.
Подойдя к стойке, он положил на нее свой ключ. Портье протянул ему два конверта. Джек раскрыл один из них. Итальянская почтовая служба уведомила его о том, что телеграмма, посланная матери Вероники, не была доставлена получателю ввиду того, что он не проживает по указанному адресу.
