Ксения Велембовская - Дама с биографией
Так называемый Марк Спиридонович, ловко спрятав очки в нагрудный карман тужурки, как истинный джентльмен, галантно поднялся и двинулся навстречу.
— Лю, привет, дорогая. Как отдохнула?
— Лучше всех! — тявкнула она. — А где Нюша?
Стушевавшийся от такого афронта продюсер в замешательстве отступил, Зинаида же тоном капризной барыни, недовольной своими нерадивыми холопами, заявила, что в доме закончились все-все продукты и Ростик с Нюшей поехали на рынок.
— А что, кроме восьмидесятилетней старухи, больше некому съездить на рынок?! — возмутилась Люся, хотя отлично понимала, что в ее отсутствие только Нюша и могла сообразить, из чего приготовить обед и ужин для прожорливой семейки, ухитрившейся за неделю уничтожить два битком набитых холодильника.
Зинаида в недоумении пожала плечами: а кому же еще? Не мне же? Дескать, живете у меня в доме и еще хотите, чтобы я вам по рынкам бегала.
Скорее всего, ничего подобного у Зинаиды и в мыслях не было, но в свете последних событий ее сибаритство, пассивность, нежелание оторвать задницу от стула раздражали еще больше, чем обычно.
— Лялечка с утра на студии, у нее запись, — неожиданно подал голос Марк и вдруг, очень точно спародировав за Зинаидиной спиной ее придурковато-блаженную физиономию, выразительно скривился: да фиг с ней! чего ты завелась?
Ага, раскусил! Выходит, зря курица строит ему глазки и распускает хвост?
Сам того не осознавая, Марк словно бы подал знак: «я на твоей стороне», — и только что возмущенная его присутствием в доме Люся обрадовалась: вот с кем она поговорит! Раз уж он так основательно окопался тут на правах любимого папочки, пусть поможет хоть каким-нибудь советом. Опыт у него в подобных делах, надо думать, ого-го какой.
— Не затащишь ли мне вещи наверх? — проворковала она, чтобы позлить Зинаиду. Пылища на мебели — слоем, а эта сидит, пасьянсы раскладывает!
Поднявшись по лестнице следом за довольно-таки шустрым еще «папочкой», Люся забрала у него чемодан, демонстративно — дальше тебе путь закрыт! — поставила возле двери и посмотрела на Марка так строго, как только умела.
— Мне нужно очень серьезно поговорить с тобой. Но не здесь. Как насчет того, чтобы прогуляться? Скажем, до озера?
— С удовольствием… конечно… — смутился он.
— Не боись! Речь пойдет не о нас с тобой. Это давно никому не интересно. Короче, давай-ка одевайся и жди меня внизу ровно через пять минут.
Что за напасть! Первый, кто попался им за калиткой, был возвращавшийся со станции, употевший в солдатском бушлате и гастарбайтерской шапке с козырьком подполковник на велике. Без банок финской краски на руле.
— Лю, осторожно! — Испугавшись грязных брызг, вылетавших из-под колес престарелого велосипедиста, у которого от усталости руль ходил по лужам из стороны в сторону, Марк притянул ее к себе: — Не спеши, пусть проедет.
Мажорная физиономия Кузьмича: с боями, но сдал! — вытянулась, рот, уже в полном миноре, открылся. Словом, прибалдел дедок. Еще бы. То один, то другой. И один другого лучше. Кончилось тем, что потрясенный подполковник — бамц! — и звонко врезался в собственный забор.
С чего бы ему так перевозбуждаться при виде Марка? — с ехидством подумала Люся. Ведь еще летом, обирая сортовую смородину и крыжовник вдоль общего забора, он по-соседски выведал у Нюши, что это за упакованный мужик, который приезжал к ним на «лексусе». «Да это Марк! — небрежно отмахнулась мать, но всей правды соседу, само собой, не сказала. — Он бывший Люсинкин муж, Лялечкин отец».
В отличие от Кости известный продюсер не обратил ни малейшего внимания на перемену в настроении велосипедиста. Процедил вдогонку «идиот!», щелчком стряхнул невидимые капельки грязи с роскошной светлой куртки и навсегда забыл о бомжистого вида пенсионере.
— Ах, бабье лето, бабье лето! — курлыкал продюсер, ступая бело-синими кроссовками по мягкой сырой траве. — Чудная сегодня погодка! Спасибо, что вытащила меня. Так редко приходится теперь бывать на воздухе. Все работа, работа, работа… чтоб ей ни дна, ни покрышки!.. Ха-ха-ха!
Ну и счастливая же натура! Здоровенный, басовитый дядька, Марк радовался жизни прямо как ребенок!
Подхватив с земли кленовый лист, он добавил к нему ажурный красный, сорванный с куста боярышника, и протянул.
— Вот тебе букетик.
— Мерси.
— Ох, хорошо! — Сияющие глаза вновь устремились к небу, к верхушкам сосен. — Ваши сосны напоминают мне мое бунгало под Питером, в Комарове. Увы, пришлось от него избавиться. Любая частная собственность — дополнительная головная боль. Ездить туда некогда совершенно, да и тамошний климат не для меня. Я, ты знаешь, человек южный, люблю солнце, цветущие акации, россыпь звезд на бархатном небосклоне.
— Так каким же ветром тебя занесло в промозглый Питер?
— О, это целая повесть! Повесть, я бы сказал, временных лет. В смысле судьбоносности времени… — Кашлянув в кулак, он, кажется, приготовился озвучить свою повесть. Что ж, он всегда обожал поговорить о себе любимом. — Помнишь Додика?
— Помню. И что?
— Представляешь, наши с ним дороги снова сошлись… лет пятнадцать назад или немного раньше, точно не помню… Так безобразно быстро летит время! И чем старше становишься, тем все быстрее. Ты не замечала?.. Хотя что я говорю? Ты же у нас еще молодая и невозможно красивая! — Марк рассмеялся, обнял ее за плечо, вроде по-дружески, и Люся не отстранилась: пусть, пусть все видят, как мама-папа Ольги Кашириной прогуливаются в обнимку! Ляля будет очень довольна.
— Потрясающе выглядишь, Лю, честное слово! Когда я увидел тебя — помнишь, в том ресторанчике? — клянусь, ошалел не меньше, чем Онегин на балу. Стал вспоминать, сколько тебе может быть лет, и не поверил сам себе! — Бонвиван склонился и знакомо заглянул ей в лицо. Очевидно, он забыл, что его когда-то безотказно действующий на нее взгляд уже не ослепительно небесно-голубой, а бледно-серый. Дай бог, конечно, каждому, но все-таки не то.
— Ладно, не увлекайся, — хмыкнула она и, чтобы окончательно избавиться от его руки, притормозила возле усыпанного чернильными ягодами куста ничейного терна, вместе с шиповником, алой калиной и оранжевым боярышником насаженного для декорации вдоль всей улицы. — Давай лучше про Додика. — Кислющая сливка, брошенная в рот, помогла наполнить следующую фразу еще большим отвращением: — Хотя твой Додик — чрезвычайно мерзкая личность.
— Согласен, — миролюбиво кивнул Марк. — Но вместе с тем, скажу я тебе, Додик — личность уникальная. Представляешь, отсидел мужик на нарах по полной программе, а вышел как раз вовремя. Успел к дележу большого государственного пирога. Доподлинно я не знаю, но думаю, у него имелся кое-какой надежно припрятанный капиталец. Органы сняли только пенку, когда описывали его имущество. В общем, благодаря связям, приобретенным в местах не столь отдаленных, Додик ловко пустил свои бабки в оборот и раскрутился. Когда мы с ним встретились, он уже был совладельцем одной крупной пирамидки. Не знал чувак, куда деньги девать! — сообщив об этом, Марк как-то очень довольно хохотнул. Видимо, тоже нахапал порядочно народных денежек, облапошив вместе с Бутербродом наивных граждан, которые тащили им свои сбережения.
