Лоуренс Норфолк - Носорог для Папы Римского
«Так, ну а где же он? Где наш белокурый юнец, э?» — говорил между тем Чиппи. Несколько человек ухмыльнулись. Последний из солдат пучком травы вытирал кровь со своего члена. Земля между ног женщины была влажной. Женщина успела обмочиться. Чиппи снова придавил ее голову. Когда он повернулся, Сальвестро увидел на правой его щеке шрам — отличительный знак тифатани.
«А вот и он!» — с фальшивой радостью воскликнул Чиппи, когда в круг втолкнули светловолосого паренька. Бледный как смерть, он уставился в землю у себя под ногами.
«Чиппи, ты там поосторожнее», — предостерегающим тоном произнес тот же из его помощников, что и раньше. Подергивания женщины становились все слабее.
«Ты, Пьетро, не указывай, что мне делать», — огрызнулся в ответ Чиппи, однако слегка отодвинул руку, и тело женщины резко выгнулось, она стала с усилием втягивать в себя воздух. Белокурый паренек уже стоял на коленях у нее между ног, опустив голову и шаря у себя в паху. Сальвестро заметил, что пятки у женщины были исцарапаны в кровь. Это показалось ему очень странным: земля на улице была утоптанной, твердой, но совершенно не зернистой. Как можно было так сильно изодрать о нее пятки? Потом он увидел, что паренек, отчаявшись от бесполезных трудов, расслабленно уронил руки и стал плакать, по-прежнему склонив голову.
«Ну ты, блондинчик бесхвостый, — с отвращением прорычал Чиппи, — вставай давай и пшел вон. Да сопли вытри». Паренек поднялся и, все еще плача, протолкался прочь из круга зрителей. «Кто-нибудь еще?» Чиппи переводил взгляд с лица на лицо. Женщина почти замерла, ноги ее в хватке Пьетро и его напарника расслабились. «Может быть, наши гости, э?» Он обращался к Бернардо, и тот с глупой ухмылкой, выдающей смущение, слегка подался назад. «Ну что, здоровяк? На пару палок она еще сгодится. А ежели кол у тебя такой же, как ты сам, то это ее слегка встряхнет». Бернардо помотал головой. «Нет?» Он повернулся к Грооту. «Ну а ты как?» Теперь на них смотрели все солдаты, и в их ухмылках сквозила толика презрения.
«Я для этого староват», — ровным голосом отозвался Гроот. Чиппи долго его рассматривал, затем взгляд его скользнул по Сальвестро и опустился на женщину. Все молчали.
«Значит, больше никто? — спросил он, не поднимая головы. — Э?» Никто не ответил. «Ладно, значит, пользы от тебя теперь немного, так или нет?» — обратился он к женщине, потом поднял взгляд, и глаза его отыскали Сальвестро. «Нет от нее никакой пользы, так ведь?» — напористо спросил он. Сальвестро молчал. «Я сказал, никакой пользы, э?» — повторил он, на этот раз агрессивнее. Последовала долгая пауза. Потом Сальвестро помотал головой. Чиппи помрачнел и отвернулся. «Ну, парни, держитесь», — предупредил он тех, кто держал ее за ноги, после чего всем своим весом навалился на ее лицо.
Поначалу никакой реакции не последовало. Женщина лежала, как раньше, вялая и беспомощная, даже глаза у нее слегка двигались. Сальвестро осознал, что ведет про себя счет: раз, два, три… Чиппи снова на него посмотрел. Одиннадцать, двенадцать. Агония началась совершенно внезапно: плечи стали извиваться, голова, придавленная Чиппи, задергалась. «А в ней еще что-то теплится», — пробормотал Чиппи, отворачиваясь и усиливая давление. «Держитесь, ребятки», подбодрил он двоих остальных, потому что женщина начала молотить ногами, точнее, пыталась это сделать, и оба они вспотели. «Ты когда-нибудь мертвую драл? — с улыбкой спросил Чиппи у Пьетро через некоторое время. Пьетро, лоб у которого от усилия избороздился морщинами, отрицательно помотал головой, не поднимая взгляда. — Совсем, знаешь ли, недурственно». Он навалился еще сильнее. Постепенно движения его жертвы стали делаться спазматическими — не то чтобы менее сильными, но менее регулярными. Она то корчилась, то какой-то миг лежала неподвижно, то сотрясалась, то снова какой-то миг лежала неподвижно. Чиппи вполголоса наставлял остальных: «Теперь держите изо всех сил, они под конец брыкаются, теперь уже недолго, поднапрягитесь…» Женщина едва шевелилась.
«Как насчет меня?»
Я сказал это тогда, думает Сальвестро в темноте комнаты.
Голос его, ворвавшийся в круг их мрачной сосредоточенности, прозвучал странно: глухой, он в то же время был и пронзителен. Выражение лица Чиппи поощрило его к продолжению. Какие-то слова метались туда и обратно. Им это не нравилось. Он передал свою пику Бернардо, а потом опустился на колени там, где опускались другие. На него обрушилось многосоставное молчание, и он теперь состоял из воды, а не из плоти. Платье женщины соскользнуло вниз, он задрал его кверху. Женщина истекала кровью, и там, где кровь запеклась, лобковые волосы слиплись. Внутренние поверхности ее бедер побурели. У него было такое чувство, словно он слышит ее вопли — что, конечно, было невозможным, — и это ущемляло его и ранило, потому что сам он оставался нем, оставался частью всеобщего молчания. «Я поимею ее, — сказал Сальвестро, — если вы оставите ее в покое». У Чиппи при этом злобно сузились глаза. «Всегда слышал, что тифатани — парни щедрые», — добавил Сальвестро, выдерживая его взгляд. Потом шлепнул ладонью по бедру женщины. «Ну что, за дело?»
От нее пахло мочой и прокисшим потом. Этого он и ожидал, но, когда улегся на нее во весь свой рост, ощутил, как холодно и липко все ее тело. Он быстро вошел в женщину и сразу отвернулся от ее лица — так же, как курчавый паренек, — чувствуя, что иначе у него все опадет. Женщина была бесформенна. Он ничего не чувствовал, качаясь и дергаясь внутри ее. Крепко зажмурив глаза, он представлял себе, что они поменялись местами или что он сам наблюдает за совершаемым актом, видит, как раскинуты ее ноги, как напрягается спина, видит кольцо крови, а затем слышит ее вопль, отмечает белизну, мертвенность ее плоти… И темноту, которая то ли была водой в бочке, то ли просто возникала оттого, что он зажмурился. Или же темноту комнаты, здесь и сейчас… Или ту, что была там, давным-давно. И снова — женщину.
Гроот рассказал ему позже, что Пьетро с намеком изогнул мизинец и подмигнул, а Чиппи подал им знак отпустить женщину, надеясь, что та начнет биться под ним и извиваться, а может быть, и сбросит его с себя. Но она только моталась из стороны в сторону, как пьяная, и Сальвестро выплеснулся, так и не открыв глаз и не осознав, что все кончено. Его ворчание было настолько тихим, что одному из ответственных за ноги пришлось оттопырить ладонью ухо, поднеся его к самым губам Сальвестро, чтобы потом насмешливо сообщить остальным: «А этот-то по мамочке скучает!» «Мама, мама, мама, мама…» — поддел он Сальвестро. Несколько человек засмеялись, а потом солдаты убрались прочь.
Бернардо стянул его с бесчувственного тела, а то и вовсе поднял на ноги. Он помнил, как стоял, прислоненный к стене, а Бернардо орал на него: «Зачем ты это сделал?» Солнце к этому времени опустилось ниже, и тень от дома падала посреди улицы, рассекая тело женщины напополам. «Кровь у нее остановилась», — заметил Гроот, после чего потянул вниз ее платье, прикрывая ноги. Они, должно быть, волочили ее сюда, подумал Сальвестро, вот почему пятки так исцарапаны. «Да она толком и не дышит», — сказал Гроот.
С трудом переставляя ноги, он подобрался к женщине. Теперь, когда лицо ее не прикрывала рука Чиппи, видно было, что она молода и довольно-таки невзрачна. Из-под чепчика, все еще завязанного под подбородком, выбились несколько прядей каштановых волос. Глаза то закатывались, то опускались, то снова закатывались, с каждым разом медленнее. Сальвестро недоумевал, куда подевалась ее обувь и как вообще могла она потеряться.
«Надо бы ее согреть, — сказал Гроот. — Этот холод ее прикончит». Сняв с себя накидки, они закутали в них женщину, потом встали вокруг, глядя на нее и не зная, что бы еще такое предпринять. Она делала быстрые, неглубокие вдохи, которые все убыстрялись, делаясь все менее глубокими, пока не перешли в дрожь. Сальвестро опустился на колени и приподнял с земли голову женщины. Мышцы ее лица были расслаблены, а глаза ничего не видели. Они втроем ждали, что за всем этим последует, испытывая неловкость из-за того, что собрались над ней все вместе. Друг на друга они не смотрели. Гроот все одергивал платье, хотя оно давно уже доставало до щиколоток. Дрожь медленно обратилась в тремор, а затем и вообще в ничто. И тогда, еще раз, воцарилась полная тишина. Женщина умерла.
Была та тишина такой же, как эта? — спрашивает у себя окутанный ночью Сальвестро, сна у которого ни в одном глазу.
Нет.
Они подобрали свои пики и потащились обратно. По городу группами бродили солдаты, выбивая ногами двери и вытаскивая людей на улицу. «Зачем ты это сделал?» — снова и снова спрашивал Бернардо, бормоча эти слова себе под нос, глядя широко открытыми глазами на все то, что творилось вокруг, и не ожидая ответа. Он повторял это снова и снова, пока не взорвался разгневанный Гроот: «Он пытался ее спасти. А теперь заткнись!» Это ничего не изменило. Сальвестро молчал.
