Гарольд Роббинс - Пират
Она подняла голову. Глаза улыбались.
— Думаю, что успею.
— О’кей, тогда не теряй времени, отправляйся. Мне надо работать.
Она встала со стула и небрежно обняла его.
— Спасибо, отец.
— Не благодари меня. — Он осторожно поцеловал ее в макушку. — В конце концов я ведь тебе отец, не так ли?
Она стояла в дверях кафе и пробегала взглядом по столикам. Зал был почти пустой. Несколько посетителей сидели за своим утренним кофе перед тем, как отправиться на службу. Лейла посмотрела на часы. Одиннадцать. Они должны подойти с минуты на минуту. Она прошла к столику и села.
Он принес фужер кока-колы с лимоном и ушел. Она закурила, отпила глоток напитка. Сладко. Не такой сладкий, как кока-кола в Ливане, но слаще, чем французский, хотя и подан был по-французски. Сверху плавал кусочек льда, слишком маленький, чтобы охладить питье, если только не ждать, пока растает до конца.
В дверях появились два молодых человека и девушка. Они были одеты почти так же, как она, — джинсы, рубашка, куртка. Лейла помахала им, они подошли к ее столику и сели. Подбежал официант. Через мгновение принес им кофе и удалился.
Они смотрели на нее выжидательно. Она молча смотрела на них. Наконец положила свою сигарету и подняла два пальца в форме латинской буквы «V» — «виктория», победа.
Все трое расплылись в улыбках.
— Прошло нормально? — спросила девушка на сомнительном английском.
— Отлично.
— Он ни о чем не расспрашивал?
— Ни о чем важном. Обычные отцовские вопросы, — ответила она. Осклабилась: — «Знаешь, я должен поговорить насчет этого с твоей матерью», — спародировала она отца.
На лице девушки появилась озабоченность.
— А что, если он так и сделает?
— Не сделает, — сказала она уверенно. — Я знаю мою мать. Она не разговаривала с ним десять лет, не станет и теперь.
— Ты собираешься поступить к нему на службу? — спросил один из молодых людей.
— На укороченный рабочий день. Он считает, что мне надо походить сперва в бизнес-скул, набраться ума-разума. После этого я смогу выдержать нормальную нагрузку.
— И ты хочешь пойти в школу бизнеса? — поинтересовалась девушка.
— Обязательно. Если б отказалась, он мог заподозрить… И потом — это совсем ненадолго.
— Как он выглядит? — спросила девушка.
Она посмотрела на нее так, словно видит впервые.
— Ты о моем отце?
— О ком же еще я могу спрашивать? Он такой, как в рассказах, которые мы читали о нем? Ты же помнишь: сердцеед, перед которым не может устоять ни одна женщина, и все такое прочее…
Взгляд Лейлы стал задумчивым.
— Пожалуй, да, — неуверенно сказала она. — Но я не вижу его таким.
— А каким ты его видишь?
В голосе Лейлы послышалась горечь:
— Когда смотрю на него, то вижу все то, против чего мы боремся. Деньги, власть, превосходство. Тип личности, целиком замкнутой на себя. Он не мог бы думать о борьбе нашего народа меньше, чем он думает. У него на уме только прибыли, которые он может на ней сделать.
— Ты действительно веришь в то, что говоришь?
— Если бы не верила, — сухо и твердо ответила Лейла, — я не была бы здесь ради того, на что дала согласие.
Глава 3
Первая мысль, мелькнувшая в мозгу Лейлы, когда Джордана вошла в комнату, это — до чего же она красива! Высокая, светлые, цвета меда волосы, блестящий калифорнийский загар, длинные стройные ноги. Она была воплощением того, чем никогда не может быть арабская женщина. На какой-то миг она поняла, почему ее отец поступил так, как он поступил.
Затем взбурлили застарелая горечь и враждебность, и она сделала усилие над собой, чтобы не выдать в своем взгляде эти чувства, когда Джордана направилась к ней.
— Это Лейла, — гордо объявил Бейдр.
Взгляд Джорданы был ясен и прям, улыбка натуральна и тепла. Она протянула руку:
— Я так рада наконец видеть тебя. Твой отец часто говорил о тебе.
Лейла взяла ее руку. Пожатие Джорданы было таким же теплым, как ее приветствие.
— Я тоже рада тебя видеть, — скованно отозвалась Лейла.
— Бейдр, твой отец, говорит, что ты собираешься пожить у нас.
— Если не помешаю.
— Ты не можешь помешать, — заверила ее Джордана. — А я — так просто в восторге! Теперь у меня хоть будет с кем поговорить, когда его нет. Он большой путешественник.
— Я знаю, — сказала Лейла. Она поглядела на отца. — Извините меня. Я немного устала. Ничего, если вместо ужина я сразу отправлюсь спать?
— Я не возражаю, — ответила Джордана.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Когда дверь за ней закрылась, Бейдр повернулся к Джордане:
— Что ты скажешь?
— Скажу, что я ей не понравилась.
— С чего ты взяла? — В его голосе послышалось удивление. — Она тебя совсем не знает.
— Твоя дочь ревнива.
— Глупости, — сказал он с раздражением. — С какой стати она должна ревновать? Я же предложил ей остаться, разве не так?
Джордана посмотрела на него. Существовали вещи, не доступные для мужского понимания. Зато она помнила, как было уязвлено ее чувство собственности по отношению к отцу, когда она увидела его с новой женой в первый раз.
— Это несущественно… — сказала она. — Я рада за тебя. — Он промолчал. — Она очень хорошенькая девочка.
— Да.
— Что заставило ее так неожиданно бросить школу?
— Недовольна сознанием, что жизнь проходит мимо. — Усмехнулся. — В ее-то девятнадцать…
— Это не смешно, — сказала Джордана. — Я могу ее понять.
— Ты?! — Он был удивлен. — Тогда, может быть, объяснишь, почему после стольких лет она вдруг захотела меня видеть?
— А почему бы ей не захотеть? Ты ее отец. У девочек очень своеобразный взгляд на отцов.
Он помолчал.
— Я должен позвонить ее матери и сообщить ей.
— А мне кажется, ты вовсе не должен этого делать. Ее мать все и так знает.
— Почему ты так думаешь?
— Твой отец сказал мне, что почти все лето Лейла жила у матери, и что она уехала из Бейрута несколько недель назад. Ее мать должна была знать, куда отправилась дочь.
Бейдр задумался. Это было странно. Лейла заставила его поверить в то, что приехала из школы. Она ни словом не обмолвилась о том, что была дома. Он был удивлен этим умолчанием, но решил Джордане ничего не говорить.
— Я думаю, надо будет позвонить моему отцу, — сказал он. — Пусть он поговорит с матерью.
Джордана улыбнулась. В некоторых отношениях он был до чрезвычайности прост. Ему не хотелось разговаривать с бывшей женой.
— Мальчики спрашивали, смогут ли они приехать, когда у нас будет дом. Они никогда еще не играли в снежки.
