Моего айдола осуждают - Усами Рин
Живенький обзор будильника, который я написала до того, как разгорелись страсти, словно принадлежит другому человеку, сейчас даже стыдно его читать. Нигилистка уже проснулась, вернее, еще не ложилась, и выложила в сториз в инсте: «И сегодня земля круглая, работа не заканчивается, айдол непогрешим», – и фото энергетического напитка, сушеного кальмара, рыбно-сырных палочек, и снимок с телеэкрана своего кумира – Сэны. Она всегда так пишет, но, насколько я могу судить по ее селфи, она тщательно следит за собой – вплоть до кончиков ногтей: волосы всегда очень короткие, а сама одета в знаменитые бренды, о которых слышала даже я, плохо знакомая с миром моды. На официальном сайте разместили информацию о продолжении их живых концертов BAKUON-live и, как я и думала, упоминая недавний скандал, тем не менее анонсировали выступления Масаки Уэно. В Сетях, чего и следовало ожидать, по-прежнему шли баталии, но я радовалась, что не отменили день, когда можно будет встретиться с ним впервые после скандала. Я почувствовала прилив сил и босиком направилась в ванную, наступая на разбросанные по полу вещи: укол молнией на джинсах, гладкая обложка манги, хруст серебристой перфорации пакетика с чипсами. Сестра прижимает к лицу руку, мокрую то ли от лосьона, то ли от чего-то еще, и, отстраняя мою руку, протянутую за зубной щеткой, спрашивает:
– Что, в школу вызвали? Почему ничего не говоришь, пока до этого не дойдет? – Она похлопывает себя по лицу, потом, продолжая прижимать к лицу левую руку, правой открывает крышку баночки с косметическим молочком.
Вместо ответа я запихиваю в рот зубную щетку. Умывшись и не накрасившись, я собираю волосы сзади, чтобы завязать тугой хвост, при этом уголки глаз поднимаются и кажется, что у меня на лице улыбка. Надеваю синюю рубашку-поло, воротник у нее потерял форму – наверное, потому, что я всегда за него стягиваю ее с вешалки. Запихиваю в портфель голубенький кружевной платок и очки в синей оправе и напоследок заглядываю в гороскоп. Кумир по гороскопу Лев, сегодня он на четвертом месте по удачливости: счастливый аксессуар – шариковая ручка, и я кладу во внутренний карман портфеля ручку с подвеской в виде фигурки моего кумира – она тяжелее самой ручки, – и выхожу из дома, не просмотрев свой гороскоп. Он меня не интересует.
Мое место работы – закусочная, где подают комплексные обеды, – находится на правой улочке, самой узкой из трех, что разбегаются от станции в стороны. В обед к нам часто приходят мужчины с ближайшей стройки, где возводят зал игровых автоматов и новый жилой дом. Они даже не отряхивают грязь, прилипшую к штанинам. После работы они опять заходят к нам – выпить. Среди них много завсегдатаев, чьи лица я в конце концов запомнила, но вечером собирается много посетителей – судя по виду, явно служащих, и часто люди, проведя у нас вечер, выглядят и даже двигаются совсем по-другому, чем когда заходили. На заведении написано «Столовая», но мы работаем допоздна и подаем алкоголь, так что у нас скорее пивбар. Когда я пришла по объявлению о наборе на работу, Сатиё сказала:
– Вообще-то, мы школьников не берем.
Почти сразу после того как я туда устроилась, четверокурсник Ко со словами «Акари, хорошо, что ты пришла, а то Сатиё меня не отпускала!» уволился, и я поняла, что у них не хватает работников.
Перед открытием нужно заправить газом чистую воду, долить виски, разморозить свинину (ее каждый день заказывают), расставить по местам оставленную с ночи чистую посуду, наточить ножи – и это только начало, потом нужно аккуратно следовать разным инструкциям. Сколько раз меня ругала Сатиё, пока я все не усвоила! Сколько раз я пыталась запомнить эти инструкции: в этот момент надо делать так, а если так – то так; когда ты занят, нет времени подглядывать в записи, и именно в такие моменты возникают нестандартные ситуации, и схема действий в голове рушится.
Из лапшичной напротив вместе с вечерним ветерком до нас долетает запах густого бульона из свинины со специями. Каждому вошедшему мы с хозяином кричим: «Дбро пжалть!» Хозяин худощавый, говорит мягко, но, когда приветствует или благодарит посетителей, голос у него гуще всех. Толстыми пальцами открывает дверь Кацу. Узнав, что Сатиё пошла на внешний склад, он говорит мне: «Наливай щедрее». Кацу с квадратным лицом, Хигаси с тонким подбородком и узкими глазами и еще этот, третий, в майке – как его? – молодой и все время улыбается, у него очень яркие, как будто холодные белки глаз. Знакомой троице я выдаю влажные салфетки о-сибори и зеленые бобы [12], раскладываю перед ними палочки, и расставляю пепельницы, и, перед тем как вытащить блокнот для записи заказов, слышу: «Налей хайбол покрепче! Что? Будет дороже? Ну, тогда чуть-чуть покрепче». При этих словах заученные мной алгоритмы путаются. «Перестань!» – говорит Хигаси, снимая с шеи полотенце, но я говорю: «Ничего». «Чуть-чуть, да?» – прищуривает один глаз Кацу, но я прошу его подождать, и тут в группе, которую я только что проводила за стол, девушка, сидящая ближе всех к проходу, отодвигается на стуле и говорит:
«Извините, я тут пролила немножко…» – и я записываю на обратной стороне блокнота «№ 3» и прошу ее немного подождать. Вынув из-под кассы предназначенную для персонала табличку с ценами, я показываю Кацу, чтобы он удостоверился: хайбол – 400 иен, крепкий хайбол – 520 иен, в большом стакане – 540 иен, крепкий в большом стакане – 610 иен. Кацу внезапно грустнеет: «Ясно. Тогда давай разливного», – и, не спрашивая у приятелей, заказывает пиво на троих.
«Ты же знаешь, Акари! Улыбка, главное – улыбка! Мы ведь закусочная, распивочная, развлекаем людей». В четырехугольном зеркале с разводами отражается лицо Сатиё, которая, глядя на свое отражение, яркой помадой густо намазывает губы до самых уголков широко раскрытого рта. Ой, лучше не вспоминать! – думаю я и возвращаюсь на кухню. Хозяин в последнее время похудел – может, болеет. Он зовет меня: «Акари!» – и молча улыбается. Я замечаю, что он уже достал с полки тарелочки для бобовой кожуры. Я благодарю его и уношу тарелочки клиентам. Там широко раскрывает свои узкие глаза Хигаси: «О, Ака-тян вернулась!» С того дня, как я, унося в руках кучу кружек, споткнулась и упала, Хигаси стал называть меня не Акари, а Ака-тян [13]. Я еще не научилась сразу запомнить все их просьбы, поэтому несколько раз подхожу к ним, чтобы переспросить, и слышу: «Ака-тян сейчас заревет!» Я тихонько извиняюсь и слышу отовсюду: «Будьте добры!», «Будьте добры!» Вспоминаю инструкцию: «Когда начинается запарка, сразу зови! Нехорошо, если ошибки пойдут одна за другой». Я решаю сходить на склад за Сатиё, а когда возвращаюсь, подзывавшая меня перед этим девушка слегка недовольным голосом говорит: «Простите, я уже говорила вам, я тут разлила напиток». «Прошу прощения, сейчас вытру». – «Да можно не вытирать, просто дайте тряпочку, будьте добры».
Хозяин: «Не надо, не надо, я вытру, а ты отнеси пиво», – и кладет свинину в морозилку. Я знаю, что это означает, когда он покидает кухню, но голова у меня заполнена только паникой, она затуманивается, словно заливается эмульсией. Когда я вошла в зал, мужчина в костюме очень вежливо и громко потребовал расчет, но это запомнили только мои уши и вместо счета я понесла ему поднос с тремя кружками пива, поторапливаемая тихим звуком лопающейся пены.
– Наконец-то! – кривя губы, сказал Кацу. – Работай как следует! Ты же за это деньги получаешь!
Он, словно гвоздем, закрепил мой блуждающий взгляд.
– А теперь заказ. – Голос Кацу вдруг повеселел. – Свинина с имбирем, лакедра с редькой, томленые говяжьи сухожилия и еще обжаренная острая курица, еще эта курица и кальмар.
