Моего айдола осуждают - Усами Рин
Моего айдола осуждают - Усами Рин краткое содержание
Старшеклассница Акари имеет пару медицинских диагнозов. Она часто плохо себя чувствует, ей с большим трудом дается учеба, она не может запомнить порядок действий в закусочной, где подрабатывает официанткой… Но все это неважно – ведь с недавних пор у нее появился кумир. Она ходит на его концерты и спектакли, слушает и читает все материалы про него в сети Интернет, в журналах, на радио, по телевизору, покупает плакаты и фотографии с его изображением. Она не стремится познакомиться с ним лично, но хочет «видеть мир его глазами», она хочет понять его, «интерпретировать» его, хотя и признает, что это вряд ли возможно.
Узнав, что ее кумир ударил свою фанатку и тем самым вызвал всеобщее осуждение, Акари все равно собирается поддерживать его – «и в болезни, и в здравии», но удастся ли ей до конца понять этого человека и поможет ли увлечение кумиром разобраться с себе?
Рин Усами
Моего айдола осуждают
Роман
Rin Usami
Original Japanese edition published by KAWADE SHOBO SHINSHA Ltd. Publishers., Tokyo.
Russian language translation rights arranged with KAWADE SHOBO SHINSHA Ltd. Publishers through The English Agency (Japan) Ltd and New River Literary Ltd.
Illustration by Daisukerichard
© 2020 Rin Usami All rights reserved
© ООО «Издательство АСТ», 2022
© Румак Н. Г., перевод на русский язык
Я хочу увидеть тот мир, который он видит, который он ощущает…
Моего кумира осуждают. Говорят, он ударил свою фанатку. Никаких подробностей нет, но, несмотря на это, за одну ночь в Сети разгорелись страсти. Я в ту ночь плохо спала. Резко проснулась, как будто от какого-то предчувствия, и включила мобильный, чтобы посмотреть, который час, а в соцсетях уже отчаянно шумели. Увидев сонными глазами фразу «Говорят, Масаки ударил фанатку», я на секундочку потеряла связь с реальностью. Ноги во сне вспотели. Я взглянула на новости в Сети, а потом могла только сидеть, скрючившись, на постели, уронив на пол тонкое одеяло, и думать о положении дел моего кумира, наблюдая за тем, как разрастается злобная критика.
Ну как?
Уведомление о сообщении перекрыло его глаза на экране блокировки телефона, словно это были глаза преступника. Написала Наруми. Когда на следующий день она вскочила в вагон, первым ее вопросом было: «Ну как?»
Наруми одинаковая, что офлайн, что онлайн. Разглядывая ее печальное лицо, на котором над огромными глазами домиком заломлены брови, я подумала, что есть эмодзи с точно таким же выражением, и ответила: «Кажется, паршиво». – «Да?» – «Да!» Наруми, в своей форменной блузке с двумя расстегнутыми пуговками, уселась на сиденье рядом со мной, и я почувствовала запах ее цитрусового дезодоранта. Я ввела «0815» – день рождения кумира – на ярком до рези в глазах экране и по привычке открыла соцсети. Они были полны вздохов.
– Много обсуждают? – Наруми тоже вынула свой мобильный. Под прозрачный силиконовый чехол была засунута темная фотография.
– Сфоткалась?
– Круто, да? – ответила она с беззаботным лицом, похожим на нарисованный смайлик. Наруми говорит четко, каждый раз меняя выражение лица, словно иконку. Она не кокетничает, не смеется натужно – мне кажется, она просто старается вести себя как можно проще.
– И сколько сфоткала?
– Десять кадров.
– Ого! А, на десять тыщ иен!
– Ну, наверное.
– Так дешево?! Обалдеть!
Группа, по которой она сходит с ума, предлагает после концертов съемку с фанатами. На тех снимках, которые она мне показала, Наруми стоит с аккуратно заплетенными длинными волосами, а ее кумир обнимает ее сзади или стоит с ней щека к щеке. До прошлого года Наруми интересовалась известными певцами, но потом решила переключиться на менее известные группы, которые зато выступают живьем и с которыми можно пообщаться лично. Она и меня звала: мол, пошли, там здорово, тебя заметят, можно будет втихаря обменяться контактами, а может, и встречаться с кем-нибудь получится.
Я не хочу ни с кем общаться. На концерты я хожу, но предпочитаю быть незаметной фанаткой. Я – часть аплодисментов, часть приветственных голосов, часть анонимных комментариев, и на том спасибо.
– Когда он меня обнял, поправил мне волосы над ухом… Я думала, что-то прилипло, а он такой… – Наруми понизила голос: – «От тебя хорошо пахнет».
– Извра-ат!
Я удваиваю «а». Наруми:
– Во-во! Больше к нему не подойду.
Она убрала фото в чехол. Айдол, которого Наруми слушала в прошлом году, ушел со сцены, потому что решил поучиться за границей. Она три дня не ходила в школу.
Да уж.
Тень от столба пролетела по нашим лицам. Наруми, словно решив, что она довольно порезвилась, выпрямила согнутые ноги и, обращаясь к своим розовым коленкам, вдруг тихим голосом пробормотала:
– Но ты молодец, Акари. Молодец, что пришла.
– Что ты сказала? «Молодец, что пришла»?
– Да.
– Мне послышалось «Молодец, что жива».
Наруми тихонько засмеялась, почти про себя, и ответила:
– И в этом тоже молодец. Айдол стоит жизни.
«Спасибо, что ты родился», «мне не достался билет, и теперь я умру», «он посмотрел на меня, значит, мы поженимся» – очень многие любят произносить такие громкие фразы. Мы с Наруми не исключение, но мне не нравится, когда о замужестве говорят только тогда, когда у айдола все хорошо, и я написала на его страничке:
Поезд остановился, жужжание цикад стало громче. Я отправляю сообщение. С соседнего сидения доносится: «Здорово!»
Рюкзак после его концерта я не разбирала, так и принесла в школу. Из всего, что в нем было, в школе мне могли пригодиться только сменный блок для тетрадки, который я брала с собой, чтобы записывать впечатления от концерта, да ручка, поэтому учебником классической литературы пришлось пользоваться одним на двоих, математику я одолжила, а, так как купальника у меня не было, на занятии по плаванию я стояла около бассейна.
Когда плаваешь, все нормально, но я стояла снаружи, и вода, струившаяся по плиткам, казалась какой-то липкой. Не как грязь или крем, а что-то более вязкое – будто в воде растворилась чья-то плоть. Вода долетала даже до тех, кто просто стоял и наблюдал за ребятами в бассейне. Со мной там была еще одна девочка из параллельного класса в тонком белом худи с длинными рукавами поверх летней школьной формы, она раздавала доски для плавания у самого бортика. Брызги попадали на ее босые ноги, и они посверкивали молочной белизной.
Вся толпа в потемневших от воды купальниках действительно выглядела какой-то липкой. Когда девочки поднимались из бассейна, хватаясь за серебристые поручни лестниц или опираясь на шершавые желтые бортики, они напоминали мне морских котиков, или тюленей, или косаток, во время шоу в аквариуме выбрасывающих на скользкую сцену свои тяжелые тела. Со щек и плеч девочек, бравших из штабеля у меня в руках доски для плавания и бросавших мне «спасибо», летели брызги, от которых на высохших светлых досках возникали темные пятна. Тело тяжелое. Ноги, разбрызгивающие воду, и матка, в которой каждый месяц отслаивается внутренняя оболочка, тоже тяжелые. Кёко, молодая учительница, я бы сказала, даже слишком молодая, учила нас держать руки близко к телу и двигать ногами от бедра. Некоторые плюхают только нижними частями ног, но так только быстро устаешь.
Уроки здоровья тоже вела Кёко. Она равнодушным голосом вещала про всякие яйцеклетки и губчатые тела, поэтому смущения никто не испытывал, но все эти животные функции, которые почему-то есть и у людей, наваливались на меня тяжелым грузом.
Как на простыне возникают складки только от того, что ты ложишься на постель или встаешь с нее, так на лице и коже появляются морщины только от того, что ты живешь на свете. Чтобы говорить с кем-то, ты напрягаешь мышцы лица, появляется грязь – ты принимаешь ванну, ногти растут – ты их срезаешь. Чтобы выполнить какой-то минимум, я стараюсь изо всех сил, но моих потуг всегда недостаточно. Воля и физические силы заканчиваются еще до того, как я достигаю этого минимума.
В медицинском кабинете мне порекомендовали обратиться к врачу, который поставил мне два диагноза. Я начала пить лекарства, но мне от них стало плохо, я несколько раз пропустила назначенный прием у врача, и в конце концов мне надоело к нему ходить. Название, которое дали тяжести моего тела, сначала принесло мне облегчение, но потом я почувствовала, что стала зацикливаться на нем и зависеть от него. Я освобождаюсь от этой тяжести, только когда говорю о своем кумире.
