Александр Жебанов - Принцип Нильса Б.
— Ну, молокососы, до завтра, — Волков уже не улыбался и исподтишка показал нам кулак. Был он перворазрядник, один из лучших, и многие ему спускалось.
Дверь закрылась, и до нас долетел приглушенный шум разборки. В.В. гневно отчитывал Волкова и его друзей, те оправдывались. Андрей запоздало всхлипнул, пробормотал насчет козлов и психов, поправил кровать и пошел умываться. Еще раз зашел В.В., узнал, не сильно ли нас обидели. Сказал, что больше не тронут. Посоветовал хорошо выспаться. Ушел.
Уже когда лежали при выключенном свете, сказал:
— Интересно, больно бьет?
— Давай попробуем?! — Андрей сразу понял, вскочил, включил свет и вытащил клинок.
Первому досталось мне. Ожгло будто раскаленным прутом — только воздух втянул.
— Ой-ё-ёй! — протянул Андрей.
Так и крестили мы себя.
Файл 13: игры
Маму волновали мои возникшие отношения с кирзаводской ребятней. Поначалу я в восторге делился своими впечатлениями, но потом стал осторожнее. И впрямь, ведь не будешь говорить, что бедные дети грязные, все выпрашивают; что они чуть что дерутся, плюются, кидаются камнями, пью воду из колонок; что курят и употребляют гадкие слова; что обходятся без туалетной бумаги и соревнуются, кто выше всех струю на стену пустит. Я говорил маме только о том, что с этими знакомыми мне интересно; что пускаем из колонок воду и делаем на полученных реках плотины для корабликов и лодок; как катаем покрышки от тракторных телег; как играем в футбол (там стоят гаражи, между ними широко и асфальтировано — вот и гоняли мяч, а если не было мяча — пустую пластмассовую бутылку); как бегали, обливая друг друга из водяных пистолетов; как играли в «лянгу» и «альчики».
Теперь знал многих ребят моего возраста и младше: Овеса, Мырата, Байрама, Сапара, Амантика. Знал и девчонок: Гозель, Маралу, Гюльсапар и других.
С пацанами лазали и на территорию завода. С самого края стояла заброшенная обжигочная печь. Была она длинная и пустая, с проломами в стенах и развалами битых кирпичей возле них. Тут и играли в войнушку. У некоторых были шикарные пистолеты от «Денди», у некоторых водяные, китайские, с давно расстрелянными пульками, и просто самодельные. А какие в конце устраивали разборки: кто кого убил, кто кого убил быстрее, кто кого не убивал! Эмоций не скрывали, друг другу не уступали, спорили насмерть, обижались навсегда. «Ты!» — яростно сверкали глазами и уходили, долго крича взаимные оскорбления. Но я уже знаю, что минут через девять-двадцать все забудется и организуется новая игра… Самое странное, что теперь мои новые друзья не казались мне той ободранной, дикой и неуправляемой толпой, как поначалу. Были они обыкновенными, с теми же заботами и интересами, что и у меня. Ну, разве лишь чуть горячее, открытее, без задних мыслей и двойственного расслоения души. Я даже завидовал их цельности, вольности в образе жизни и свободе в желаниях, принятии решений и поступках. Но понимал, предложи мне быть на их месте — не пошел бы. БОльшая вольность предполагала и бОльшую самостоятельность, бОльшую самоотверженность и бОльшую ответственность. Дорог оставался мой мирок: уютный и бездумный — где решения принимал папка, где о комфорте заботилась мамулечка, где рос я безмятежно, без больших страстей… Вот и опять появилась двойственность: желаю обрести волю, но не хочу терять привычку. Джалал бы не колебался…
Часто с Джалалом мы бродили одни. Ловили юрких ящерок — сажали их на рубашки; те сидели смирно, как значки; прихлопывали ладонями кузнечиков с задними пилками-ногами — они коротко прыгали, раскрывая крылышки и падая набок в траву; собирали мохнатых черных гусениц с рдяными точками угольков в банки с травой — уж очень красивые, очень мохнатые… правда, от них краснели и опухали подушечки пальцев. Часто видели лягушек. Их едят ежи, объяснял мой друг. Надо сказать, что ежа он все-таки мне подарил, но его пришлось отпустить: ночами еж топал, шуршал и пыхтел, а гадил за холодильником на кухне — что было сверх маминых сил, а папа объяснил, что ежи не приспособлены жить в неволе. В общем, я не сильно переживал.
Показывал Джалал и жилище жука-носорога. В скверике возле конторы, там, где памятник, росло много деревьев. И вот, если у одного из них у подножия отодвинуть траву, то можно заметить жука в углублении корней. Сам жук будто полированный и облитый лаком, с крохотными бусинками-глазами и обсыпанным трухой рогом. А уж сколько здесь жуков-навозников! Один даже катил недозрелый плод каштана.
Подкармливали мы ветками с листвой и коз, что паслись у заводской стены, а когда козы, насытившись, делали стойки и пытались боднуть, били их по рогам пустыми пластмассовыми бутылками. А однажды пацаны нашли где-то за старой печью склад из спрятанных кувшинов. Кувшины были красные, шершавые, разных размеров. Даже с наш рост. В таких мы катались. Видел и похороны. Стоял автобус, в него и занесли покойника — мужчину в национальной одежде, в бараньей шапке и в целлофановом мешке. Несли его на плечах — целая толпа! Остальные мужчины шли вслед приплясывая, кричали вразнобой: алла, алла! — и били ладонями по щекам. Криков было много, а женщин не заметил… Никогда прежде не видел похороны. И почему именно эти показались настолько чуждыми, неприятными, в общем, не по мне, не по моему роду (может быть, не по-людски?), что все возмутилось в душе? Не знаю… И почудилось даже, что покойник и не умер-то (до конца), что это он стонал в целлофановом мешке — протяжно и тоскливо…
Файл 14: схватка
В спортзале, где мы встречались, было восемь дорожек. Рядом со спортзалом висели склеенные ватманы — разграфленные и с фамилиями участников. В нашей возрастной группе оказалось не так уж много человек. Младшие выступали первыми. В.В. построил «пульку», еще раз проверил у всех набочники и на выбор раковины (очень просто — стукал в пах). У меня начинало подниматься волнение. Вышли из раздевалки…
Против каждой дорожки стояли столы. На столах электрофиксаторы. Сидели судьи с бумажками. Мы столпились у лавки. Тренер все говорил: не сидите, не стойте, ходите, разминайтесь… Пришли девчонки болеть. В.В. уже успел сбегать куда-то и, прибежав, сказал, что начинаем. Мы сцепили руки и, произнеся: «Ни пуха, ни пера!», — всё послали к черту.
Выкрикивали фамилии и к дорожкам с разных сторон подходили соперники. Судьи измеряли щупом зазор в пландре наших шпаг — у В.В. был такой: три пластинки в кожаном футляре, с пробитыми стандартами; буквами F, S, E; цифрами 24, 6, 4, 12, 15 и т. д. — в общем, абракадабра для непосвященных; потом кидали оружие на стол — смотрели на прогиб. Мы знали — он не должен превышать трех сантиметров; чем больше прогиб, тем лучше — при схватке это захлест и перевод… По залу пополз прерывающийся писк. Это пацанов попросили уткнуть шпаги в пол — проверка работы пландре. У нас все нормально. Отойдя от стола, незаметно стал изгибать клинок о пол…
Что сказать о моем противнике? Я разглядел его у стола. Был он ниже меня ростом, конопат, с волосами цвета меди, из Уфы. В.В. сказал, что там фехтуют не очень. Что ж, посмотрим!
— К бою готовы? — спросил судья, и мы поспешно вдвоем ответили:
— Да!
Лишь судья скомандовал: «Начинайте!», я без разведки, без подготовки одним коротким движением сделал флешь-атаку — мне не терпелось победить. Весь я был переполнен энергией, мне хотелось прыгать все выше и выше! Казалось, я взлечу. Есть! 1:0.
Однако надо сдерживать себя. Дальше решил подождать: что будет делать уфимец? Теперь мы прыгали, как козлята: назад-вперед… синхронно так… назад-вперед… на двух ногах… прыг-скок… прыг-скок… наставить шпагу и убрать… прыжок вперед, прыжок назад!
Ах, как хотелось атаковать, разить! Но знал — второй раз это не пройдет. Сколько мы прыгали, танцуя? Никто ничего не предпринимал. И я не выдержал: делаю атаку — ее четко взяли и дали ответ. Ах, упоение в бою: в возгласах своих и соперника, в щелчках клинков — казалось, я уже попался, его клинок втыкался в грудь! Каким-то чудом провел контрзащиту и нанес еще укол. 2:0.
Усиленно хмурю брови, покусываю губы, стараюсь задушить в себе преждевременное ликование. «Готовы?» — судья. «Ye-es!» Ну, быстрее-быстрее! Не помню, как нанес третий укол. Вот теперь близкая победа ослепила меня. Забочусь лишь о том, чтобы выглядеть красиво. И, небрежно пощелкивая клинком, приближаюсь к сопернику, и как — расслабленно, беспечно!.. Что ж, тут же попал на укол. Это жестоко! Пот прошибает меня, я отдуваюсь. 3:1.
Еле уношу ноги от его парад-рипоста. Вроде делаю то же, что и раньше, а ничего… Не выходит и все. Вся жизнь на кончике шпаги.
Теперь он меня все время теснит, все атакует. А я отступаю. Все правильно. Это тактика, но… но кажется — с каждым шагом назад теряю победу. Я злюсь: батман и укол под козырек — есть!
Прибежал В.В., откуда-то полотенце: на, вытрись, и тяни, тяни время. Дотянешь до конца — сделают по поражению, накинут по уколу, но суммарно выйдешь ты… Понял? Лишь киваю.
