Александр Жебанов - Принцип Нильса Б.
— Пойдем в столовую, — решает Джалал, и мы тронулись в путь.
Стены в заводской столовой стеклянные, занавешенные тюлем. На потолке, как и в конторе, вращаются огромные лопасти вентиляторов, гоня теплый воздух и неслышно гудя… Для администрации был свой кабинет — с кондиционером, цветами и зеркалами. Предыдущие два дня обедал там с папкой и его сотрудниками. Но сегодня мы с Джалалом сидели в общем зале. Здесь работала его сестра, у которой он жил, — Джейран. Она посидела с нами, поговорила. Молоденькая и смешливая. Тарелки накладывала нам от души.
— Хош, — поблагодарили мы. — Хош! Спасибо!
Все я, как ни старался, съесть не мог.
После обеденного перерыва Джалал вздумал прокатить меня на «КамАЗе». Один из его братьев возит кирпичи на стройку. Вот мы и стояли на дороге, поворачиваясь всякий раз спиной к шлейфу белой пыли, поднимаемой проезжающими машинами. В один момент Джалал замахал рукой, и возле нас, присев и тяжело ухнув, остановился красный «КамАЗ». Несмотря на то, что он был припорошен пылью, было видно, что машину любят и за ней ухаживают: над лобовым стеклом висела ковровая бахрома. Само стекло по периметру выложено монетками в одну теньгу. На крыше установлены три клаксона. Бампер и колесные диски сияли никелем. По бокам качались антенны, перешнурованные разноцветными изолированными проводами и заканчивающиеся на верхушках красными пластмассовыми розочками. Дверцы разрисованы ахалтекинцами в галопе, а по передку латинскими буквами красовалось название нашей республики и ее герб, и еще что-то арабской вязью (может быть, сура из Корана?). А брызговики! Чуть не до земли, заклепанные по кромке, узоры по трафарету! Выхлопные трубы подняты по обе стороны кабины с ходящими закрышечками, а над бампером, на сверкающей трубе, еще четыре фары — в общем, закачаешься!
— Ну, джульбарсы, залезайте! — раздался в открытую нам дверцу веселый голос.
Подняться оказалось непросто. Потом, когда мы уселись на покрытое серой кошмой сиденье, брат Джалала, перегнувшись через нас, проверил, крепко ли я закрыл дверцу, и мы тронулись. Брат был похож на дядю Ильяса: такой же улыбающийся, разговорчивый, управляющий машиной как игрушкой — при этом успевающий делать другие дела: пить газировку (сумка-термос), ловить на магнитоле «Фунай» песни, закуривать сигареты «Мальборо», разговаривать с нами (о школе, о моем папке).
Ехать на «КамАЗе» оказалось круче, чем на отцовской «Волге» — так же мягко, просторно, но плюс еще высота и потрясающий обзор через лобовое стекло. Кирпич возили куда-то в район Мир-2, здесь я не был ни разу и поэтому с интересом смотрел по сторонам. Улицы такие же чистые и ухоженные, как везде: тенистые деревья; широкие газоны с зеленой травой — семена этой травы специально из Голландии привезли, весь город обсадили; бордюры центральных улиц гранитные, а госучреждения облицованы мраморными плитами, двери и окна зеркальные. Объявления и реклама, вывески всякие латинским шрифтом. Папа говорил, что раньше алфавит другой был, а теперь под Турцию косим.
Когда стояли на перекрестках, можно было видеть на углах наклеенную «Клятву». Клятва эта висела повсюду: в школах, на заборах, у папки на работе, в кинотеатрах, на досках объявлений, на остановках. Ее я знал наизусть — в школе перед занятиями всегда повторяли: Родина, Отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и в сердце я всегда с тобой… На малейший навет на тебя да отсохнет язык, да отнимется рука моя — и т. д. И по национальному… Ну и, конечно, здесь были портреты нашего общелюбимого и непревзойденного Мульк-баши (да будут благословенны его дни!): большие и маленькие, цветные и черно-белые, с улыбкой и задумчивые, с лошадью и с мамой, в парадном костюме и в национальном халате в окружении белобородых аксакалов…
А вот и стройка. Строят, как всегда, турки. Турок я встречал. Были они настолько смуглые, что Джалал с братом по сравнению с ними казались белыми.
Пока старший брат с бумажками куда-то бегал отмечаться, мы с Джалалом разглядывали белый «Мерседес» и белую «Волгу», подъехавшую вслед за нами. Из машины вылезли хорошо одетые господа, к ним тотчас подбежал бригадир с халатами и желтыми касками. Все начали осматривать стройку — что-то обсуждали, показывая руками на здание и на большие листы бумаги, развернутые тут же.
— Тоже турки, — кивнул на приехавших Джалал.
— Да вроде не похоже, — усомнился я. — Турки — они вон какие все черные.
— А у них две нации, — уверенно объяснял Джалал. — Те, которые белые, господа: управляющие, врачи там, инженеры, бизнесмены всякие; а другие, которые черные, рабочие: строители, чабаны, дехкане… ага…
— А-а, — лишь протянул я.
Мы сделали еще две ездки, а потом мне сказали, что меня ищет отец…
Файл 12: крещение
Я легко побеждал своих ровесников и поэтому не предстоящий турнир, который планировали на весенние каникулы в Чебоксарах, отобрали из нашей группы меня да еще Андрюху Савельева. Теперь нас частенько подключали к электрофиксатору — чтобы привыкали и не обращали внимания на шнур сзади. Дома проклеил провода по клинку и подогнал разъемы под свой костюм. Схватки в контрах все чаще проводились в виде соревнований: на 5 уколов отводилось шесть минут; если не укладывались в уколы — добавляли минуту. Обычно у меня до этого не доходило — в регламент укладывался.
До Чебоксар мы добрались на поезде. На вокзале с нами сошла другая группа, как оказалось, с Воронежа. Нас встречали на автобусе. Тренеры друг друга знали и тотчас уселись вместе, болтая о своем. Салон заполнился шумом и гамом: смеялись, шутили, вспоминали — старшие тут бывали не раз и воронежских знали. Меня же посетило забытое чувство любопытства, мы сидели с Андрюхой, молча крутили головами и наполнялись тихим ликованием.
Разместили нас в гостинице, в двухместных номерах. Узковато, но с телевизором и столом. Обои явно не обновлялись со дня постройки — были выцветшими до желтизны. Прихожка со встроенным шкафом, тут же дверь в умывальник и туалет. На входной двери схема эвакуации на случай пожара. Полотенца тут висели, так что которое положила мне мама, не пригодилось.
Делать было нечего. За окном неинтересно. Пощелкали телеком (черно-белая развалюха из детства наших родаков), облазили всю гостиницу. Оказалось, здесь полно спортсменов. После сидели в холле. Познакомились с воронежцами (у меня прямо руки зачесались проверить их на дорожке) — нас поселили в одном крыле.
Поужинали невдалеке от гостиницы. Тут же В.В. сказал, что сейчас у нас свободное время — можно погулять, но в полдевятого все должны быть в номерах. В основном это касалось самых старших — пэтэушники и студенты технических колледжей, в большинстве своем, вели себя вольно и независимо.
Мы погуляли с девчонками. У некоторых были «мыльницы» — фотографировались на площади; возле парка; у гостиницы. Так и закончился бы этот день, полный новых впечатлений, легкого морозца и желания борьбы, если бы не последнее происшествие.
Мы уже собирались ложиться. Работал телевизор, я чистил зубы, а Андрей доедал печенье — остатки былой роскоши домашних гостинцев. Мы слышали громкий разговор и ржание старших. И сейчас они ввалились к нам. У одного — Славки — была в руках шпага с фирменной рукояткой «пистолетом». Их было трое и все хорошо датые.
— Новички?
— Да, — у меня заныло сердце.
— Соревнования первые?
— Да.
— Креститься готовы?
— Креститься?
— Обычай, мужики: кому первые соревнование — по заду клинком, — Славка загнул коленом шпагу и отпустил клинок. — Сколько лет?
— Четырнадцать.
— Во-о-от… Четырнадцать раз…
Я, может, и стерпел бы: обычай, крещение и все такое прочее, — но Андрей вдруг воспротивился. Он уперся и твердил: не буду! Почему? Не буду и все! И когда стали было его «крестить» силком, он вдруг вывернулся и между ног кинулся к двери: «Да вы чё, козлы! Отстаньте!» Пацаны схватили его, он лежал на полу и отбивался ногами, вырывая руки: «Чё-ё делаете? А-а! Чё-ё пристали! Василь Валентинович, скажите им! Отстаньте!..»
Я стоял и не знал, что делать: то ли Андрюхе помогать, то ли за В.В. бежать. А пацаны схватили Андрюху за руки и поворачивали спиной вверх, Андрюха елозил, изгибался телом — не давался никак.
На крики в дверь уже заглядывали: девчонки делали большие глаза, пацаны понимающе улыбались…
— Дверь закрой, — крикнул Славка одному из мучителей, тот только собрался это сделать, как она широко распахнулась и в комнату влетел В.В. Был он раскрасневшийся и тоже пах далеко не цветами.
— Ну-ка, разошлись! Все! Быстро! Чего придумали?! Волков…
— Василий Валентинович, крещение! А этот… разорался.
— Брось, Волков, — поморщился В.В. — Им же выступать завтра. Все. Идите по палатам, тьфу! По комнатам! Давайте быстро!
