Игорь Малышев - Подменыши
— Это не ко мне, — маленькая улыбнулась и покраснела.
— Не сделаю, — не отрываясь от счета, бросила старшая.
Сатир притворно огорченно вздохнул.
— Хорошо, придется рискнуть. Риск — путь истинных мужчин.
— Да вы не бойтесь, он спокойный.
— Как зовут-то?
— Ириной, — и она покраснела еще пуще.
— А его?
— Кристалл.
— Ох, держите его, я лезу. Мама, молись за меня и коня.
Ирина взялась покрепче за повод, а Сатир стал неуклюже вскарабкиваться в седло. Запутался в стремени, занося ногу, и беспомощно повис на мощной конской шее.
— Ужас какой-то! Хуже паралитика на роликах, — бормотал он смущенно.
— Ничего, ничего, — говорила девушка. — Первый раз и не такое бывает.
— Нда? Мне так же моя первая девушка говорила.
Наконец наездник утвердился в седле, Ирина дала ему повод, и он гордо огляделся вокруг. Она взялась за ремешок, охватывающий конскую морду, повела коня вперед.
— Вы сами-то давно этим занимаетесь? — поинтересовался он сверху.
— Конным спортом? Давно. Семь лет уже.
— Мастер?
— Нет, так на кандидате и застряла.
Они передвигались, неторопливо разговаривая, как вдруг произошла неожиданная вещь. Сатир ударил коня каблуками по бокам, рывком натянул поводья. Конь с громким ржанием взвился на дыбы. Ирина, вскрикнув, отскочила в сторону. Сатир снова ударил пятками и они звонко понеслись по площади. Ветер окатил холодом глаза. Конские подковы высекали яркие искры. У наездника, пойманной рыбкой, забилась в груди безотчетная радость свободного падения. Впереди во все стороны разбегались перепуганные люди. Визжали женщины. Верещали милицейские свистки. Серые фигуры бросились наперерез, но, не добежав нескольких шагов, остановились в нерешительности, опасаясь бешено мчащегося животного и не зная, что делать дальше. В замешательстве схватились за рации. Наездник и конь легко взяли барьер, ограждающий проезжую часть, и оказались среди машин. Несмотря на поздний вечер, движение на проспекте было все еще довольно оживленным. Встречные машины загудели на все голоса, но ни резко тормозить, ни сильно вилять никто не решился, опасаясь столкновения с окружающими и, видимо, предпочитая врезаться в лошадь. Это только в фильмах водители устраивают свалки на дороге из-за перебегающего шоссе опоссума. Им вряд ли удалось бы выбраться из этой передряги, не обладай Сатир животным пониманием лошадей. Это проявилось у него еще в далеком детстве, когда родители отдали его в секцию конного спорта, откуда он ушел, когда спорт перестал быть развлечением и стал превращаться в профессию. Комедия на площади была разыграна только для того, чтобы притупить бдительность хозяев коня.
Пересечение дороги напоминало некий невиданный танец. Конь гарцевал, делал несколько шагов вперед, преодолевал прыжком целую полосу, останавливался, отходил назад, пропуская машину, разворачивался вдоль разделительной линии, чтобы занимать меньше места и снова продвигался вперед. До чего красиво это было! В мире, вообще нет более красивого зрелища, чем всадник на лошади. Под конец Сатир поднял Кристалла на дыбы, чтобы в них не врезались ревущий черный джип и маленькая спортивная «феррари», ехавшие по соседним полосам, так, что между ними было не более полутора метров. После чего беглецы пересекли последнюю полосу и легко перемахнули через барьер на другой стороне дороги. Половина дела была сделана, теперь начиналась позиционная борьба. Сзади раздались завывания милицейских сирен. Беглецы скрылись в ближайшей арке, распугивая прохожих. Следом направилась машина с синей мигалкой.
Потом они носились по притихшим московским переулкам и затемненным дворам, отрываясь от погони, затаиваясь среди кустов и подворотен, осторожно выглядывая, нюхая воздух и стараясь ступать только по земле, сторонясь асфальта, чтобы не тревожить неверную тишину засыпающих дворов.
Конь, казалось, совершенно доверился седоку и вел себя чутко и послушно.
— Умница, умница, — похлопывал его по разгоряченной упругой шее Сатир.
Когда признаки погони исчезли, они осторожно направились к тому двору, где ждала Серафима.
Конь беспокойно затанцевал под тяжестью двух тел. Из-под полетели фонтанчики песка, словно от пуль.
— Как зовут? — поинтересовалась Белка, крепко обняв Сатира.
— Кристалл.
— Можно спросить, где взял?
— Спросить — то? Можно.
— Ну и где?
— Не скажу.
— Потрясающий молодой человек. Открытый, как череп. Куда мы едем?
— Туда, где темнее, а потом все дальше и дальше от центра за город.
— Идет.
И они стали пробираться в сумраке дворов на север, к лесам. Один раз едва не натолкнулись на милицейскую патрульную машину. Едва успели заехать в подъезд и затаиться. Какой-то нетрезвый товарищ открыл дверь, но, увидев в темноте прямо перед собой белую конскую морду, испуганно шарахнулся назад и исчез. Всадники тихо засмеялись.
— Хороший способ лечения алкоголизма, — обернувшись вполоборота, прошептал Сатир и замер, наткнувшись на теплые улыбающиеся губы.
Москва осталась далеко позади. Рассвет встретили продвигаясь на север. Утром поспали в небольшой рощице. На остаток денег купили в деревне хлеба и продолжили путь. Поле сменились лесом. Они торжественно въехали под его могучие своды, будто в древний храм, к которому невозможно не преисполниться трепетом и уважением. Чем дальше ехали в чащу, тем менее заметными становились дорожки, чаще хлюпало под ногами. По обеим сторонам тропинок лежала неверная болотная зыбь, затянутая ряской. Из-под воды, словно руки болотных чудовищ, торчали серые коряги. Ржавая осока густо росла везде, где был хоть краешек твердой земли. Большие лягушки тяжело плюхались в воду при их приближении, покрывая рябью ровную гладь. Солнечные блики лежали на черной маслянистой воде в разрывах ряски. Белка смотрела вокруг, щурилась в отраженных от воды лучах, смотрела вверх, где меж листвы проглядывало солнце, все в распущенных лохмах жара. Конская спина ритмично и неторопливо покачивалась. Серафиму потянуло в сон.
— Я чувствую себя царевной на сером волке, — пробормотала она, кладя голову на спину Сатира. — Кстати, ты куда меня везешь, Сатир типа царевич?
— Лишние знания не делают человеческую жизнь длиннее.
— Хорошо, я постараюсь запомнить. А все-таки?..
— Домой.
— Скрывает что-то, мерзавец, — сказала, обращаясь к окружающим деревьям.
Большего она от него не добилась, как ни старалась. Разморенная жарой, качкой и молчанием, она уснула.
Проснулась часа через два, помотала головой, зевнула и огляделась. Тропинка теперь исчезла совсем. Лес все больше превращался в болото, деревья были уже довольно редки, под ногами непрерывно чавкало. Тяжелые и грязные брызги от конских копыт разлетались в разные стороны. «Хорошо, что лошадь подкованная», — вспомнилось ей что-то из прочитанного в детстве. Она еще раз огляделась. Окружающий пейзаж ей совершенно не нравился. Мертвые деревья, некая пустынность, какая есть во всех болотах. Ворона каркнула, сидя на высоком сухом суку. Крик ее далеко разнесся над топями. Белка почувствовала себя одиноко и потерянно.
— Далеко еще? — стараясь, чтобы голос не выдал ее ощущений, спросила она у Сатирова затылка.
— Нет, не очень. Но впереди самое сложное, так что укрепитесь духом, графиня. Да не устрашат вас преграды.
— А что за преграды вы мне пророчите, виконт?
— О, это будет великолепно! Трясины, гнилая вода, грязь и дорога шириной с детскую ладошку. Шаг вправо-влево и нас засосет болото.
— Врешь? — с надеждой спросила она.
— Нет, — покачал головой собеседник.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Да, — сказал Сатир, и она немного успокоилась. После прыжка с карниза она действительно верила ему.
А дорога меж тем все ухудшалась и ухудшалась. Кристалл проваливался в грязь уже чуть не до колен, вырывая ноги с громким утробным чавканьем. Сильно качало. Серафима покрепче обняла своего спутника, опасаясь, что может слететь.
— Ногами сильнее держись за круп, — через плечо посоветовал он.
— За что?
— За круп — конское туловище.
— Ты смотри, какие мы эрудированные, — проворчала она, но попробовала. Так было действительно лучше, только ноги быстро уставали.
Дальше пошло совсем плохо. Конь проваливался в жижу по стремена, тряс мордой, иногда испуганно ржал.
— Давай, Кристалл, красавец, — увещевал его Сатир.
По голосу было слышно, что ему и самому не по себе от происходящего.
Вода и ошметки грязи летели во все стороны. Белка была в лучшей ситуации, ей почти не приходилось щурить азиатские глаза, природа позаботилась. Наездники были перепачканы настолько, что даже если бы просто свалились вниз, то и в этом случае не смогли бы вымазаться сильнее. У Сатира взмокла спина, к которой прижималась Белка. Когда задние ноги коня проваливались и она начинала предательски сползать, ему приходилось одной рукой хватать ее за одежду и поддерживать. Серафима молчала, стараясь не выдавать своего страха. Лишь конское ржание временами нарушало тишину топей. Казалось, что все вокруг с мрачным торжеством наблюдает за неизбежной смертью людей, неизвестно зачем забравшихся в эти гибельные места. Две вороны теперь неизменно сопровождали их, перелетая с дерево на дерево. Серафима заметила это. Представила занесенный для удара клюв рядом с глазами, поежилась.
