Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены
– И когда это все может произойти? – спрашиваю я.
– Скорее рано, чем поздно, – отвечает Уолтер Пенни.
– Я также хочу отметить, что представил этот пакет родителям Джейн, ныне покойной жены Джорджа. В ответ я получил «туда ему и дорога» – они более чем рады были бы отправить его в лес.
– Когда? – повторяю я вопрос.
– К концу этой недели, – отвечает врач. – Если случится что-то непредвиденное или нам придется передумать, мы хотим иметь возможность для маневра.
– Для того и предусмотрен пункт о сорока восьми часах, о котором я только что слышал?
– Первые сорок восемь часов – показательные, – говорит Уолтер Пенни. – Если человек выдержит эти двое суток, дальше почти наверняка все будет хорошо. Пока нам только одного пришлось изъять из программы.
– Джордж обо всем этом знает?
– Да, – отвечает главврач. – Мы с ним это проговорили.
– Я ему фотографии показывал, – добавляет Уолтер Пенни.
– У нас был сегодня утром неофициальный разговор о юридических последствиях.
– И что он думает?
– Если честно, – отвечает главврач, – то чувства у него смешанные.
– Что вполне понятно, – добавляет Мэнни.
– Да, – соглашается главврач. – Вы хотели бы его видеть, или боитесь?
Я молча смотрю на него в упор.
– Я же просто спросил.
Совещание заканчивается повторным рукопожатием с Уолтером Пенни, и я, как ни странно, поздравляю его с новаторским проектом, с боевым духом, с устремлением.
– Мы работаем на совесть, – отвечает он.
Трудно было бы отличаться от Уолтера Пенни больше, чем отличаюсь я, но по какой-то необъяснимой причине он мне нравится. Уолтер из тех ребят, которых хочется иметь в команде, когда машина ломается на далекой пустой дороге или когда самолет терпит крушение в снежных горах…
Джордж у себя в палате, один.
– Мне абзац, да?
Я сажусь на край кровати.
– Абзац мне, – повторяет он. – И лекарств не дают. Последний месяц сокращают и сокращают, снимают, так что сейчас я такой, как есть. О натюрель. Абзац мне.
– А нельзя на это посмотреть иначе? – Он поднимает на меня злые глаза. – Вроде как вытащил карточку «освобождение из тюрьмы»?
– Ты кретин, – говорит Джордж.
– Все-таки это не тюрьма и не дурдом.
– Они меня, блин, волкам скормят.
– Наверное, не время сейчас об этом говорить, но я твоему адвокату никогда не доверял. Он в одной постели с главврачом вот этого заведения.
– Они не в постели, а в родстве, кретин ты.
– Я не уверен, что они руководствуются твоими интересами.
– Так мне сейчас на переправе адвоката менять?
– Это позволило бы тебе выиграть время.
– Абзац мне! – Джордж в панике. – Меня шлют в глушь, в холодную ночь, жить среди людей, которые хуже зверей.
– Сейчас весна, Джордж. С каждым днем будет теплее и теплее, и каждая ночь тоже будет все теплее – близится лето, Джордж. Вспомни, как ты всегда хотел поехать пожить на природе. Ты же любил медведя Йоги и все такое, и ты страшно переживал, что у нас настоящего двора не было.
– Это же, блин, не Йеллоустонский парк! Мне запустили чип в шею и засадили противостолбнячную прививку – рука горит, раздулась, как бейсбольный мяч. А завтра против бешенства.
– Понимаешь, Джордж, выбор у тебя ограничен. Попробуй. Если не понравится, посмотрим, что еще есть.
– Ты всегда был таким дураком? – Джордж смотрит мне в глаза. – Помню, что ты туго соображал, но таким дебилом не был.
– Не знаю, что тебе сказать. Хочешь, расскажу малость, как живу, как дети, Тесси и котята?
– Что еще за Тесси?
– Твоя собака.
– Так бы и говорил, – бурчит он с интонацией «ну, теперь хотя бы понятно».
– Она благоденствует. – Джордж кивает. – Дети, похоже, тоже находят свой путь. – Он снова кивает. – Послушай, Джордж, я знаю, что это нелегко. Ситуация необычная – и что это заведение закрывается, и эта идея о новой программе, но если серьезно, может, ты смог бы обернуть ее себе на пользу. Ты делал такое, чего те парни не делали никогда. Пусть они воровали – ты тоже наверняка это делал, они убивали – и ты тоже. Но многие ли из них годами держались на работе или управляли телевизионными сетями? – Звучит так, будто я его воодушевляю, уговариваю вернуться на ринг: ты еще можешь один раунд провести, еще не все кончено. – Ты зол и страшен не меньше, чем эти парни. Помнишь, как ты меня укусил?
– Случайно.
– Вовсе не случайно, до крови. Кожу сорвал.
Джордж молча пожимает плечами.
– Я про то, что ты вполне сможешь. Помнишь, как мы надевали старую папину военную форму и играли в подвале? Ты – полковник Роберт И. Хоган.
Джордж произносит реплику из «Героев Хогана».
– Вот именно. – А затем цитирует еще одну фразу: – Вот это боевой дух. Ты сможешь. Далеко не загадывай, представь себе, что это летний лагерь «Аутвард баунд». И мы его штурмуем отсюда. О’кей?
Он кивает и отвечает по-немецки.
Когда я встаю, чтобы уйти, Джордж крепко меня обнимает. Пожалуй, слишком крепко. Я лезу в карман.
– Кое-что тебе принес, – говорю я, протягивая ему батончик «Херши» с миндалем.
У него выступают слезы на глазах. Бабушка всегда давала нам по батончику с миндалем: открывала свою огромную сумку, засовывала туда руку и вытаскивала – по одному на каждого.
– Спасибо, – говорит он. И снова меня обнимает.
– Можем переписываться. И я буду к тебе приезжать раз в пару месяцев, а у тебя все будет нормально.
Он шмыгает носом и отталкивает меня от себя:
– Какой же ты все-таки козел!
– Отлично, Джордж, – киваю я. – Будем держать связь.
И ухожу. «Какой же я все-таки козел». Что он этим хотел сказать? И хочется ли мне знать это? Такой я все-таки козел, потому что поехал, когда позвали, подтирал за ним блевотину, заботился о его жене – перестарался малость, – поливал его цветы, кормил его собаку, заботился о его детях. Какой же я все-таки козел.
Котята подросли. Мы с Эшли договорились, что одного оставим себе. Я послал ей по мейлу фотографию котят, но школьная система не позволяет их открывать на компьютере, так что я их распечатал и послал «Федексом». Мы решили оставить себе Ромео – маленького, черно-бело-серого, проказливого донельзя, явно единственного, с которого маме приходится глаз не спускать.
– Как ты будешь пристраивать остальных? – хочет знать Эшли.
– Добрым старым способом, – отвечаю я. – Встану где-нибудь с большой коробкой и надписью «Котята бесплатно».
На самом деле я, когда отбирал котят у мамы-кошки, чувствовал себя бандитом. Пару дней я забирал котят и уносил, а потом приносил обратно через несколько часов – думал, что так ей будет легче, чем если забрать сразу и насовсем.
Когда наступает тот самый день, я приношу из подвала пластиковую переноску для кошек и застилаю ее старыми полотенцами. В подвале нахожу древний карточный стол, на нем еще прилеплена наклейка лимонадного киоска – наверное, Эшли сохранила. Я переворачиваю постер и пишу на нем «Котята – бесплатно» большими красивыми буквами. Я готовлю документы – фото восемь на десять каждого котенка в отдельности, информация о матери, дата рождения, справка о всех прививках, которые им уже сделаны. Еще стартовые пакеты для каждого котенка с образцами корма и наполнителя.
Если вы спросите, откуда у меня взялась такая энергия, могу только сказать, что нашел в аптечке у Джорджа флакончик маленьких синих таблеток, на котором написано: «1–2 таблетки ежедневно сразу после пробуждения». Я принимаю парочку и примерно пять часов действую до изумления организованно. Много раз гуглил «маленькие синие таблетки», но в ответ выдается только «виагра», которая не круглая, а в виде ромба.
Когда я кладу котят в переноску, они начинают попискивать, кошка-мама нервно крутится под ногами, а Тесси на меня смотрит с пола так, будто хочет сказать: ну, Бог тебе судья.
Я еду к «Эй-энд-пи», где мы встретились с той женщиной: и ради шанса, что она опять покажется, и потому что стесняюсь располагаться возле обычного моего магазина, куда ездила Джейн с Джорджем. Не раз я ловлю на себе внимательные взгляды. Знают ли они, что это я, или думают, что это он, но в любом случае у меня такое чувство, будто я без одежды.
Я устраиваюсь на улице возле зоомагазина. С собой я привез переноску, фотографии, рулон клейкой ленты, образцы, большую картонную коробку, куда можно посадить котенка и поиграть с ним, не опасаясь, что он сбежит на улицу. Все готово, открываемся.
Первый клиент подходит ко мне из зоомагазина, на груди у него табличка: «Брэд – помощник менеджера».
– Что вы тут делаете? – спрашивает Брэд.
– Котят раздаю, – говорю я, хотя это и так видно.
– Мы продаем котят, – говорит он.
Я молчу.
– Вам придется убрать свой переносной магазин, – говорит Брэд.
– Извините.
– Вы конкурируете с нами.
– Но именно здесь каждую неделю стоит будка Ассоциации защиты животных от жестокого обращения. И они раздают животных в семьи.
