Джудит Леннокс - Призрак былой любви
Несмотря на то что Кейтлин пила постоянно на протяжении всего обеда, я была не вправе отмахнуться от ее рассказа как от бредней алкоголички — слишком подробно и живо она все помнила. И ее воспоминания в точности совпадали с тем, что поведала мне Тильда. О наводнении, об адюльтере, об исчезновении Дары. Может, Тильда и не лгала — просто кое-что утаила. «Она убила его и спрятала его тело в дамбе». Могло ли такое случиться? Что ни говори, а однажды ведь Тильда убила человека, да и скрытности ей не занимать — подтверждение тому и другому рассказ Лейлы Гилберт о побеге Тильды из Голландии в 1940 году. Неужели Тильда и про убийство Дары умолчала так же, как про убийство немецкого солдата?
Уличный торговец помахал передо мной журналом «Биг исью»,[50] и я полезла в карман за мелочью. «Наверно, нужно поехать к Тильде, сказать ей про обвинения Кейтлин и посмотреть на ее реакцию», — подумала я, но почти тотчас же отбросила эту идею. И все же мне требовалось с кем-нибудь поговорить. Я схватила сумку, обошла клоуна, возводившего незримую стену, и зашагала к конторе Патрика.
Лондон был неприветливый, суетный; жарило солнце, на улицах полно народу. В половине пятого я наконец добралась до здания, занимаемого «Грейз инн», и предстала перед неприступной секретаршей Патрика.
— Мистер Франклин на совещании, — сурово сказала она.
Я вспотела, изнывала от жары, во рту пересохло. Глянув в окно, я увидела через дорогу винный бар. Быстро нацарапав записку, я попросила секретаршу передать ее Патрику, как только он освободится.
Я пришла в винный бар, заказала минеральной воды и села за столик в углу зала. Жажду я утолила, но головная боль не прошла — наоборот, усилилась. В маленьком помещении без окон стояла одуряющая духота. Вспоминая версию событий апреля 1947 года в изложении Кейтлин, я пыталась рассуждать логически, выискивала неточности и несоответствия в ее рассказе, но мысли, безобразные, гнетущие, путались, не ворочались, будто мозг загустел.
Патрик появился в шестом часу. Лавируя между конторскими служащими из Сити, начавшими заполнять бар, он пробрался к моему столику.
— Ребекка. — Он чмокнул меня в щеку. — У тебя что-то случилось? Или с Тильдой…
— Со мной все в порядке, Патрик, — поспешила успокоить его я. — И с Тильдой тоже, насколько мне известно. Я не виделась с ней со вторника.
— Тогда в чем дело? В твоей записке сказано, что ты хочешь срочно встретиться со мной.
Озабоченность в его лице сменилась раздражением, и я пожалела, что, поддавшись порыву, пришла сюда. Но отступать было поздно.
— Я только что обедала с Кейтлин Канаван, Патрик, — доложила я. — Она остановилась в «Савое».
Он прищурился.
— Знаю.
— Она снова звонила Тильде?
— Прислала письмо. На бумаге с эмблемой гостиницы. — Патрик глянул на часы. — Выпью, пожалуй. — Он пошел к бару и через несколько минут вернулся с бутылкой «Сансер» и двумя бокалами. Сел рядом со мной, разлил вино по бокалам. — Тильда показала мне ее письмо. Кейтлин в нем сообщила, что была в полиции. — Патрик повесил пиджак на спинку стула и ослабил узел галстука. — Я разговаривал с полицейскими. Похоже, она явилась туда навеселе, так что их было нетрудно убедить в том, чтобы они не принимали ее болтовню всерьез. — Он глотнул вина. — Значит, ты с ней обедала? Зачем, Ребекка? Я же объяснил тебе на днях, что это будет пустая трата времени.
В голове шумело. Меня взбесило, что он указывает мне, как я должна делать свою работу.
— Я должна иметь полную картину, Патрик, — сказала я, стараясь говорить спокойно.
— Ты не доверяешь Тильде?
— Дело не в доверии. — Тильда сама сказала, что моя задача — докопаться до истины.
— Нет?
— Нет. Ты ставишь вопрос ребром: или белое, или черное. А в жизни куда больше оттенков, — добавила я, скатываясь на банальности. — Одно и то же событие два человека помнят по-разному.
Посетителей в винном баре прибавлялось. У стойки галдела шумная компания мужчин, одетых по моде 1980-х — полосатые рубашки, красные подтяжки. Они заказывали выпивку, перебивая друг друга. В помещении становилось все жарче, угол зала, где мы сидели, превратился в душную конуру. Патрик замкнулся, ушел в себя, в его лице читалось раздражение. В наше молчание вклинивались посторонние шумы — звон разбившегося бокала, громкий смех.
— На днях я столкнулся с одним твоим другом, — внезапно сказал Патрик. — С Тоби Карном.
— Тоби мне не друг.
— Нет?
— Когда-то был другом, теперь нет, — нервно ответила я.
— То есть он был твоим любовником, а теперь нет.
— Мы с Тоби встречались, — сердито объяснила я, — но в минувшем году расстались, и с тех пор я с ним почти не виделась. — Хотя слишком хорошо помнила, как взволновал меня его короткий визит, когда он явился ко мне пару месяцев назад. А еще благодаря Тильде я поняла, что любовь, даже если она переросла в ревность или ненависть, — это вечный катализатор, который постоянно напоминает о себе.
Мы сидели молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Я подумала про Дженнифер. Красивая элегантная Дженнифер Франклин. На шесть футов выше меня и, наверно, — проклятье! — на целый стоун[51] худее. Я чувствовала себя абсолютно несчастной, отчего голова болела сильнее.
— Я понимаю, — холодно произнес Патрик, — что тебе необходимо побеседовать с максимально возможным количеством людей. Но Кейтлин особый случай. Она всегда была смутьянкой. Много пьет, много болтает, причем, как правило, несет вздор, но грязь липнет, как ты знаешь.
— А ты, конечно, предпочел бы, чтобы она сидела в своем Дублине и не высовывалась. — Слова вырвались прежде, чем я успела прикусить язык.
Патрик резко вскинул голову, его синие глаза сердито сверкнули.
— Боже, Ребекка… послушать тебя, так прямо ужастик какой-то…
Он подлил себе вина; я от второго бокала отказалась. Меня немного тошнило.
— Патрик, я не вправе оставить без внимания обвинения Кейтлин, — прошептала я. — Не могу просто отмахнуться от них… сделать вид, будто ничего не слышала.
Он моргнул. Забарабанил пальцами по краю стола.
— Так ты ей поверила?
— Нет. Не знаю. Патрик…
— У меня вполне резонный вопрос, Ребекка. Если ты не поверила Кейтлин, зачем тогда встречалась с ней?
— Во имя всего святого, Патрик… — воскликнула я слишком громко: кое-кто из парней у барной стойки обернулся в мою сторону. — Не придирайся к словам. Не заставляй меня чувствовать себя виноватой.
Грудь внезапно сдавило. Если прежде во взгляде Патрика, обращенном на меня, сквозило желание, даже любовь, то теперь в его глазах я увидела нечто другое. И похолодела.
— Нельзя было допускать, чтобы ты писала эту чертову биографию, — медленно произнес он. — Я всегда знал, что это ошибка.
— Чего ты ждал от меня, Патрик? Хвалебной книжонки, в которой Тильда показана лишь с одной стороны? Идеальных людей не бывает, да будет тебе известно.
— Я уже почти смирился с этой дурацкой затеей. Даже начал приветствовать ее. Думал, тебе можно доверять, ты напишешь что-то приличное. — В его голосе слышалась горечь. — А ты, как я понял, намерена выдать сенсационный бред.
— Да как ты смеешь…
Я неловко поднялась, нечаянно задев бокал с вином. Тот упал на пол и разбился о плитку. Парни в красных подтяжках у стойки бара одобрительно заулюлюкали.
— В нашем семейном шкафу много скелетов, Ребекка, но это не то, что ты ищешь. Поговори с Мелиссой, она расскажет тебе про Кейтлин все как есть. Поговори с ней, — несся мне вслед сердитый голос Патрика.
Я выбежала из бара.
Был час пик. Мой проездной на метро не срабатывал. Я тупо смотрела на него. Мужчина, шедший за мной, сунул свой билет в турникет и подтолкнул меня вперед. Я втиснулась в вагон, в самую гущу разгоряченных потных тел. К горлу подступила тошнота. Поезд на минуту остановился в тоннеле, свет погас, и я сразу подумала о Даре, представила, как он лежит в дамбе: мрак, удушающая тяжесть земли.
Подойдя к дому, я обнаружила, что, уходя, не взяла с собой ключ. Мне пришлось повозиться с маленьким кухонным окном, выходившим на гравийную дорожку. Я стала трясти раму и, когда шпингалет отвалился, в открытое окошко пролезла в дом, приземлившись в раковину. Зазвонил телефон. Мысленно отметив, что нужно починить окно, я кинулась к телефону, уверенная в том, что это звонит Патрик — хочет помириться.
Услышав в трубке голос Чарльза, я расплакалась. Наверно, потому, что изнывала от жары и усталости и вообще была несчастна. Чарльз был сама доброта.
— Сейчас же беру такси и еду к тебе.
Я не сумела его отговорить, у меня просто не ворочался язык.
Через десять минут он уже стоял на пороге моего дома — с большим букетом цветов, бутылкой вина и видеокассетой с фильмом «Касабланка». Чарльз нашел кувшин для цветов, пару бокалов для вина и, глядя в мои покрасневшие глаза, спросил: