Джонатан Франзен - Безгрешность
Их жизнь с Томом была странной, нечетко определенной, постоянно временной, но именно поэтому она была жизнью, в большей степени основанной на подлинной любви: они по свободной воле выбирали эту жизнь каждый день, каждый час. Это напоминало ей различие, о котором она узнала в детстве в воскресной школе. Брак каждого из них был ветхозаветным: она чтила свое священное обязательство перед Чарльзом, Том страшился гнева и суда Анабел. В Новом же Завете значение имели только любовь и свободная воля.
Наутро после встречи с Филлишей она подъехала к дому, который купил после увольнения с военного завода Эрл Уокер. Официальная цена – триста семьдесят две тысячи долларов. При доме имелся гараж на три машины и система разбрызгивания, поработавшая спозаранку так усердно, что улица, где Лейла припарковалась, была еще мокрая. Что делают в Амарилло, когда от засухи чахнут газоны? Правильно, поливают. На дорожке перед домом лежала перетянутая резинкой газета. Лейла посидела несколько минут в ожидании. Вышла весьма дородная женщина лет пятидесяти с лишним, сурово посмотрела на Лейлу, подобрала газету и вернулась в дом.
Уокер был начальником Коуди Флайнера в контроле материальных средств. Эту информацию Лейла получила от Пип, она же выяснила, что прежний свой дом Уокер продал за двести тридцать тысяч. Обычно, потеряв работу, человек не покупает себе дом побольше, он не лучший кандидат на ипотеку, и нет никаких данных, чтобы за последние три года Уокер получал наследство, позволяющее покрыть разницу в сто сорок две тысячи долларов. Этот факт представлял почти такой же интерес, как фотографии в Фейсбуке. Еще один факт, выявленный Пип в январском отчете генерального инспектора: прошлым летом на заводе “имели место незначительные нарушения в контроле материальных средств”, которые были, согласно отчету, “удовлетворительно исправлены” и больше “не составляли проблемы”. Фотографии из Фейсбука Пип по совету Лейлы показала автомеханику, и тот сказал, что если на пикапе Флайнера не усиливали подвеску, то вряд ли предмет в кузове может весить, как полноценная В61, девятьсот фунтов. “Она не настоящая, киса” – вот и весь комментарий, какой Лейле и Пип удалось получить непосредственно от Флайнера. Единственный звонок Лейлы Флайнеру быстро завершился угрозами и бранью.
Уокер тоже сказал ей “нет”, но просто “нет”, а просто “нет” означало “может быть”. И вот она сидела в машине, прихлебывая зеленый чай и отвечая на письма по другим сюжетам, пока наконец не вышел из дома и не направился прямо к ней по пропитанному водой газону сам Уокер. Тощий, как Джек Спрат[40], в тренировочном костюме с лилово-белой эмблемой Техасского христианского университета. “Рогатые лягушки”. Лейла опустила стекло.
– Кто вы такая? – спросил Уокер. Лицо любителя виски, примерно как у ее мужа.
– Я Лейла Элу. Из “Денвер индепендент”.
– Так я и думал, и я уже вам сказал, что нам не о чем разговаривать.
От неумеренного употребления виски румянец, вызванный расширением капилляров, розовый и более разлитой, чем от джина, и не такой лиловый, как от вина. Каждый университетский ужин – отличный повод для изучения оттенков румянца.
– У меня всего пара вопросов, простых и коротких, – сказала Лейла. – От этого у вас никаких неприятностей не будет.
– Для меня уже неприятность, что вы появились. Не хочу вас видеть на моей улице.
– Так, может быть, посидим где-нибудь за чашкой кофе? Меня любое время сегодня устроит.
– Думаете, я мечтаю рассиживать с вами на публике? По-хорошему вас прошу – пожалуйста, уезжайте. Я все равно не могу с вами разговаривать, даже если бы захотел.
Не на моей улице. Не на публике. Нельзя разговаривать.
– Красивый у вас дом, – промолвила она. – Смотрю и восхищаюсь.
Она мило улыбнулась ему и поправила волосы на виске – лишь для того, чтобы он увидел ее пальцы, коснувшиеся волос.
– Послушайте, – сказал он. – Вы вроде приятная дама, грубить вам мне не хочется. Нет тут никакой истории. Вы думаете, есть, но на самом деле нет. За пустышкой гоняетесь.
– В чем тогда проблема? – спросила она. – Давайте быстренько все проясним. Я вам скажу, почему мне кажется, что тут есть что-то, вы мне объясните, почему ничего нет, и к вечеру я уже вернусь к себе в Денвер, лягу в свою постельку.
– А давайте-ка лучше все-таки заводите мотор и поезжайте с этой улицы.
– Или ничего не объясняйте, если не хотите. Просто кивните раз-другой или покачайте головой. Закон же этого не запрещает, правда?
Она снова улыбнулась и показала, как покачать головой. Уокер вздохнул, словно в нерешительности.
– Вот, видите, я завожу мотор, – сказала она, включая стартер. – Сейчас уеду с вашей улицы.
– Спасибо.
– Но, может быть, вы куда-нибудь собирались? Могу вас подвезти.
– Не надо меня подвозить.
Она выключила двигатель, и Уокер вздохнул еще глубже.
– Извините, – сказала она. – Все-таки я как ответственный журналист обязана выслушать вашу версию событий.
– Не было никаких событий.
– Ну, так это – уже версия. Потому что другие люди утверждают, что события были. И некоторые говорят даже, что вам заплатили за молчание. И я тоже думаю: за что же вам заплатили, если ничего не было? Понимаете, о чем я?
Уокер наклонился к окошку. Его лицо походило на пятнистую карту густонаселенной местности.
– С кем вы говорили?
– Я не выдаю источники. Это первое, что вам следует обо мне знать. Разговаривая со мной, вы ничем не рискуете.
– Думаете, вы такая умная.
– Да нет, на самом деле. Эта история не по моим женским мозгам. Помогите же мне разобраться.
– Умная дама из большого города.
– Просто назовите время и место. Где мы можем встретиться. Укромное место.
Укромное – это был ее любимый эпитет, когда она имела дело с источниками мужского пола. Правильные коннотации. Укромность – нечто противоположное жене у Уокера в доме. Которая как раз в этот момент распахнула дверь и крикнула:
– Эрл, кто это?
Лейла прикусила губу.
– Репортерша, – прокричал ей Уокер. – Спрашивает, как выехать из города.
– Сказал ей, что тебе не о чем с ней говорить?
– Ты слышала, что я тебе ответил?
Дверь захлопнулась, и Уокер, не глядя на Лейлу, проговорил:
– За складом “Сентергэс” на Клиффсайде. Приезжайте к трем. Если к четырем не появлюсь, отправляйтесь себе в Денвер в свою постельку.
Отъезжая от дома, опьяненная добытым согласием – главный для нее кайф в профессии журналиста, – Лейла уговаривала себя не разгоняться. Кто бы мог подумать, что из десятка пущенных в ход приемов на Уокера подействует упоминание про постельку?
