Елена Съянова - Гитлер_директория
Остров Рюген. По дороге, спасаясь от английских бомбардировщиков, неслась немецкая военная машина. Заехав в кусты, немецкий офицер едва перевел дыхание, как он и шофер получили по пуле в лоб.
Диверсионная группа, скрывавшаяся в лесочке, забрала машину и документы шофера. Один из англичан переоделся в его форму. Уилби вместе с ребенком пересел в немецкую машину. Машина отъехала.
Первое заседание Конференции подошло к концу.
Сталин посмотрел на часы. В зале было душно от перебродивших эмоций. Помощники приоткрыли несколько окон (Любопытный факт: под это действие — открывание окон — быстро и четко перестроилась внешняя охрана дворца, снайперы, автоматчики.)
СТАЛИН. Спрашивая о возможном превосходстве в пехоте и артиллерии, я хотел знать, какие пожелания имеются у наших союзников в отношении советских войск?
ЧЕРЧИЛЛЬ. Хочу воспользоваться случаем и выразить глубокое восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в ее наступлении.
СТАЛИН. Это не пожелание.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Мы сознаем всю трудность поставленной нами задачи. Но мы уверены, что сумеем ее решить. Хотя удар предполагается нанести по самому сильному месту обороны немецких войск, мы уверены, что он будет успешным и принесет пользу операциям советских войск. Наше главное пожелание вам — чтобы наступление советских армий продолжалось столь же успешно.
РУЗВЕЛЬТ. Совершенно согласен с премьер-министром.
СТАЛИН. Зимнее наступление Красной Армии — это товарищеский долг по отношению к нашим союзникам. Решения, которые мы совместно принимали на Тегеранской конференции, не обязывали нас предпринимать такое наступление. Но мы ясно увидели, что такое наступление необходимо для наших союзников. Мы продолжим наступать, если позволят погода и дороги.
РУЗВЕЛЬТ. Совершенно согласен с маршалом Сталиным.
СТАЛИН. Может быть, пришло время нашим военным обсудить совместные планы?
ЧЕРЧИЛЛЬ. Это необходимо сделать! Пусть наши военные займутся военными вопросами, а мы займемся политическими. (Сталин кивает.) Военные могли бы встретиться завтра утром.
СТАЛИН. Согласен. Предлагаю назначить такую встречу на 12 часов дня.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Пусть военные обсудят положение не только на Восточном и Западном фронтах, но и на Итальянском фронте, и как вообще целесообразнее использовать наши наличные силы. И на завтра же назначим заседание по политическим вопросам, а именно — о будущем Германии… хм… если у нее вообще будет какое-либо будущее.
СТАЛИН. Германия безусловно должна и будет иметь будущее.
У пропускного поста в Штральзунде Уилби предъявил документы. На словах объяснил, что везет обратно на Рюген испытуемый объект — подопытного ребенка, которого затребовали для исследований в институт в Страсбурге. «Объект» должен быть немедленно доставлен в лабораторию «доктора N».
Все прошло гладко. Вместе с ребенком Уилби отплыл на Рюген.
Даллесу была послана шифровка: «…Первая стадия операции «Два У» успешно завершена».
Усталый Рузвельт неторопливо двигался к своим апартаментам. Его сопровождали государственный секретарь Стеттиниус и двое помощников. Рузвельта пересадили в большое кресло. Помощники удалились.
РУЗВЕЛЬТ (Стеттиниусу). Каково?! Красная Армия взломала границы Германии! Это произошло! Это произошло… с опережением всех мыслимых сроков! Сталин извлек уроки из своих прошлых ошибок: он научился опережать время.
СТЕТТИНИУС. Хотите сказать, что мы… опаздываем?
РУЗВЕЛЬТ. В гонке на Берлин нам русских уже не обойти …
СТЕТТИНИУС. Завтра — день политических вопросов. Вы твердо намерены предложить свой план?
РУЗВЕЛЬТ. Я хочу это сделать! Впереди еще семь дней… Любую информацию от Даллеса передавать мне немедленно, в любое время дня и ночи. В любое, Эдвард! Проследите за этим лично.
Стеттиниус заметил в полуоткрытых дверях помощника с запиской в руках. Он взял записку, что-то быстро выслушал, вернулся и протянул записку Рузвельту:
— Премьер-министр просил вам передать. И просил назвать главный аргумент.
Рузвельт развернул послание. Это оказалась маленькая карта Европы, на которой вся восточная ее часть, уже занятая Красной Армией, была грубо закрашена жирным красным карандашом. И стоял огромный вопросительный знак.
Рузвельт дорисовал вопросительный знак на восклицательный и вернул Стеттиниусу:
— Пусть передадут премьер-министру: Красная Армия — вот главный аргумент. — Он отвернулся и долго смотрел на темное море, по которому, точно вслепую, шарили и скрещивались широкие лучи прожекторов. — У нас есть еще семь дней. Семь дней… которые решат судьбу мира.
Черчилль находился в своих апартаментах, когда помощник передал ему карту с исправлением Рузвельта. Черчилль хмыкнул, бросил ее на стол.
Он ясно понимал всю трудность своего положения. Пару-тройку пасов он здесь, пожалуй, еще сумеет отбить — а дальше? Сотворить новый мир для старой доброй Британии за… семь дней? Нет, сэр, вы не Господь Бог! Вы премьер-министр, которому, пора готовиться к отставке! — говорил себе Черчилль.
Но унывать не стоило! Жизнь подкидывала ему и не такие испытания, из которых он всегда выходил с гордо поднятой головой.
Черчилль позвонил помощнику:
— Узнайте-ка у хозяев, дружище, где тут можно покататься на велосипеде?
5 февраля 1945 года
Тот же день. Раннее утро. Побережье острова Рюген. Тяжелая холодная волна со свинцовым отливом.
Немецкий патруль, проходя у кромки моря, обнаружил тело рыбака (того самого, которого скинул в море Уилберт).
— Странно… все рыбаки вроде вчера вернулись с лова, — сказал первый охранник. — Доложить… или нет?
— Да черт с ним, мороки будет много, рапорт придется писать. Не до этого, — отмахнулся второй. — У начальства сейчас голова болит о другом — эвакуация.
Он оттолкнул утопленника от берега, и тело быстро отнесло волной.
— Пусть другие докладывают, а мы не видели, — поддержал первый охранник.
То же утро. Крым.
Рузвельт на открытой веранде, смотрел на другое море — синее, с серебристой рябью. Работало радио: Рузвельт слушал, одной рукой вращая ручку настройки: из эфира на всех языках летели возбужденные сообщения о первом дне работы конференции. В другой руке Рузвельт держал рисунок ребенка — «атомный гриб». Президент слушал одно и думал о другом.
На веранду вошел госсекретарь Стеттиниус с папкой в руках.
Рузвельт произнес задумчиво, не оборачиваясь:
— От каких мелочей порой зависит ход истории! Как по-вашему, что это такое?
Стеттиниус заглянул в листок, прищурился.
— Похоже на… переросший трюфель?
Рузвельт печально усмехнулся. Потом обернувшись, удивленно взглянул на Стеттиниуса:
— А где это вы видели переросшие трюфели?!
— Я давно никаких не видел, — вздохнул тот.
— Что вы принесли?
— Мой завтрашний доклад о Совете Безопасности ООН. Придется повторять многое из того, что уже сказано в вашем послании от 5 декабря, — доложил Стеттиниус.
— Придется повторять, — назидательно произнес Рузвельт. — Сталин захочет изучить… под увеличительным стеклом. Встанет и польский вопрос. Только бы не растянуть его на несколько заседаний. Ох уж эти поляки — вечная европейская мигрень!.. От Даллеса нет сообщений?
— Пока нет, — прозвучал короткий ответ.
— Если что-то будет, информируйте меня лично и сразу. В любой момент, — подчеркнул Рузвельт. — Если я буду в зале заседаний, то встаньте у двери с листом бумаги так, чтобы я вас увидел. Я пойму.
Сталин в своем кабинете, наклонившись над картой, прикладывал линейку, измеряя пройденные армиями расстояния.
«Медленно, медленно продвигаемся…» — было написано на его лице.
Раздался стук в дверь.
Вошел секретарь.
— Товарищ, Сталин, вы просили лично информировать вас обо всех просьбах гостей, — начал свой доклад секретарь.
Сталин, не оборачиваясь, кивнул.
— Премьер-министр попросил тренажер. Велосипед. Чтобы педали крутить, — продолжил секретарь.
— Ну снимите колеса, и пусть… катается! — не отрываясь от карты, сказал Сталин.
5 февраля 1945 года. Москва. Кабинет Берии
ИЛЬИЧЕВ (показывая чертежи). …Эти новейшие немецкие бомбы предположительно могут замедлить темпы нашего наступления.
БЕРИЯ. О каком устройстве идет речь?
ИЛЬИЧЕВ. Весом не менее одной тонны, разработанное группой Курта Дибнера. Использован недостаточно чистый уран-235. Однако пока доподлинно неизвестно, сумели ли немцы изготовить достаточное количество этого материала…
