Елена Съянова - Гнездо орла
Обзор книги Елена Съянова - Гнездо орла
Елена Съянова
Гнездо орла
Часть I
«…В этом месте дорога делает подряд четыре поворота, и метрах в ста от последнего, между камнями, растут странные зеленые цветы. Странные они еще и тем, что появляются ранней весной и уходят под снег совершенно одинаковыми, и я всякий раз, как вынужден таскаться в Бергхоф, выхожу в этом месте, чтоб размяться, и гляжу на них».
Она уже в который раз принималась считать повороты, но их оказывалось не больше трех… Как вдруг — четвертый! Теперь еще сто метров… Она остановила машину и вышла.
Среди камней кое-где клочьями лежал снег, торчали засохшие стебли с затвердевшими, смерзшимися семенными коробочками, но она все же сделала десяток шагов и, наклонившись, присмотрелась. Несколько тронутых ноябрьским морозцем, но еще живых кустиков — не выше маргаритки — распласталось у ее ног; каждый поникший стебель оканчивался широко раскрытой зеленой чашечкой из мелких лепестков и похожей на горошину сердцевиной.
Она невольно улыбнулась, поразившись, но не виду этих созданий, а тому, как он мог их здесь заметить.
Ей хотелось еще постоять так…
На шоссе раздался мягкий звук тормозов — впереди ее «Мерседеса» остановился «Форд»: кто-то, по-видимому, решил предложить помощь женщине, понуро стоящей у обочины.
Этой дорогой, ведущей к резиденции фюрера, пользовались только свои: обитатели Бергхофа или приглашенные — партийные функционеры, военные, иностранные дипломаты…
— Фройлейн Гесс?
Она нехотя обернулась.
— Прошу прощения… Я подумал, не случилось ли что-то с вашей машиной?
— Нет, благодарю вас. Я просто вышла взглянуть… на цветы.
Маргарита Гесс с облегчением улыбнулась вышедшему из «Форда» Фридриху Тодту, которого помнила с детства, но по-настоящему оценила лишь в последние годы, как человека неуклонно сторонящегося кишащего страстями и интригами «Олимпа». Она заметила взгляд инженера, с любопытством устремленный на камни, и снова улыбнулась:
— Вот, полюбуйтесь. Какие-никакие, но цветы!
Тодт, наклонившись, присмотрелся и покачал головой:
— В самом деле!
— Фриц, вы не пересели бы в мою машину? Я без шофера и немного устала вести, — обратилась к нему Маргарита.
— Конечно, с удовольствием! Одну минуту!
Он быстро отогнал свой «Форд» поглубже на обочину и, вернувшись, отворил перед нею дверцу.
Вскоре подъем сделался довольно крутым, но шоссе было так удачно спланировано, что этого почти не чувствовалось. Три тысячи километров скоростных автомобильных трасс с отличным покрытием — результат деятельности сидящего сейчас рядом с ней скромного и немногословного человека — всегда производили впечатление на приезжих: своими дорогами Германия могла гордиться.
— Вас вызвали? — тихо спросила Маргарита.
Тодт кивнул.
— А у меня невестка должна родить, — сказала Маргарита. — Она с Рудольфом в Бергхофе. Хочу побыть с ней.
Инженер снова кивнул, понимающе.
«Не скажешь правды другому, и от него правды не узнаешь», — усмехнулась Маргарита и продолжила с некоторой жесткостью:
— Эльза меня, впрочем, не просила приехать, и брат — тоже. Меня, как и вас, вызвал фюрер. Я всю дорогу из Франции ломаю голову — для чего?
Они некоторое время молчали.
— Меня-то вызвали, похоже, как «противовес», — с мягкой усмешкой заметил Фридрих. — Очень уж Геринг разошелся. Но, по-моему, мы с ним в разных весовых категориях. Правда, если я в качестве довеска…
— К кому?
Тодт пожал плечами.
— Точно не могу сказать. У Геринга постоянные конфликты с Леем, из-за казны ГТФ. Геринг требует все больше средств на вооружение, а Лей… пока сопротивляется.
— Пока… — вырвалось у нее.
— Я думаю, он и сам все прекрасно понимает, да, видимо, трудно расставаться с мечтой о «рабочем рае».
— А вам, похоже, предложат ему помочь?!
— Похоже.
«Похоже… похоже… И мне уготована какая-то роль». — Она стиснула зубы, но внезапно ее слегка обожгло:
— Фюрер… вызвал их обоих в Бергхоф?
— Да, фюрер назначил совещание. Приедут еще Геббельс и Риббентроп.
Маргарита стала смотреть в окно, на замелькавшие вдоль дороги сосны.
«…Ты так нужна ей теперь… Ты сумела бы поддержать… Твое присутствие внесло бы свежую струю…» — проникновенно лгал в письме Адольф.
Она безнадежно вздохнула, вспомнив, как прочитала его письмо, а через час, отвезя к подруге детей, уже сидела в вагоне, мучаясь от нетерпения и беспокойства за Эльзу. Поверила. Не усомнилась, не спросила себя: отчего не написал Рудольф, отчего сама Эльза ни разу не намекнула, зачем вообще она так понадобилась там, куда ее никогда не звали. Просто поверила словам, забыв, кем они писаны.
Сосны стояли теперь сплошной стеной, а горы как будто отодвинулись, и шоссе начало свой последний самый крутой подъем.
Почувствовав на себе осторожный взгляд Тодта, Маргарита чуть откинула голову:
— Вы уже бывали в Бергхофе?
— Был. Один раз.
— Брат писал — здесь много всего настроили: теплицы, молочную ферму, чайный домик под названием «Гнездо орла». Забавно.
— Меня как раз и вызывали для консультации по поводу дороги к этому строению. Рейхсляйтер Борман собирался пробить тоннель в скале.
«…Бергхофа никто не любит… Тут шумно, постоянно что-то строится, сверлят дыры в горах, вечный гул… — писал ей в Париж Гитлер. — …А мы все так нуждаемся в покое».
— Фройлейн желает пройти к себе или?.. — спросила горничная, сопровождавшая ее наверх.
Подразумевалось, что фройлейн должна пройти к себе.
— Проводите меня прежде к рейхсляйтеру Борману.
— Как вам угодно. — Горничная кивнула. Точно из пола вырос адъютант и щелкнул каблуками. Маргариту проводили в гостиную с двумя бюстами фюрера, глядящими на тех, кто входил, и к ней вышел Борман, сосредоточенный, как человек, вынужденно отложивший срочные дела. Они одарили друг друга безмятежными улыбками. Он поцеловал ей руку, задал несколько дежурных вопросов, оставаясь все время начеку, и не ошибся.
— Мне хотелось бы немедленно поговорить с фюрером, — твердо произнесла Маргарита. — Будьте так любезны проводить меня к нему.
Борман кивнул. Это было скверно, но все-таки лучше, чем если бы она отправилась к Гитлеру одна. Идея вызвать ее из Парижа принадлежала ему, Борману, с той только разницей, что он-то предлагал подтолкнуть Гесса; Гитлер же взялся написать сам. Что ж..
Борман прошел с ней в другую гостиную, куда выходила дверь кабинета Гитлера. Здесь бюстов не было. Маргарите сразу бросилась в глаза большая фотография Виндзоров, висящая прямо против входной двери. Еще десятка три фотографий в художественном беспорядке лежали на круглом столике у самой двери в кабинет. Борман прошел в эту дверь, а она присела у столика и принялась рассматривать снимки.
В гостиную вошел Геббельс с папкой и, увидев Маргариту, несколько опешил:
— Грета? Вот неожиданность! С приездом!
— Здравствуй, Йозеф!
Он пожал протянутую руку:
— Прости… я приглашен…
Она кивнула. Через минуту, тоже с папкой, появился фон Риббентроп. Склонившись, коснулся губами ее пальчиков: она заметила, что рука у него слегка дрожит. Он спросил о дороге, здоровье детей. Застывшее красивое лицо казалось кукольным. Он даже не нашел в себе силы растянуть губы хотя бы в какое-то подобие улыбки.
Когда Риббентроп скрылся в кабинете, оттуда вышел Борман, оставив наполовину открытой дверь:
— Фюрер просил вас подождать две минуты. Он сейчас освободится.
— Где сделан этот снимок? — поинтересовалась Маргарита.
Борман наклонился к столу. На фотографии улыбающиеся герцог и герцогиня Виндзорские стояли на живописном «фоне» из таких же улыбающихся рабочих. Во всей группе имелась лишь одна мрачная физиономия — сопровождающего Виндзоров в их турне по Германии Роберта Лея.
— На заводе «Фольксваген». Неудачным вышел.
— Вы их здесь для меня разложили? — не удержалась Маргарита.
— Конечно. Для вас. Есть и неплохие. Этот, например.
…Тот же Лей, с лакейской улыбкой, следует за «миссис Симпсон» по дорожке возле озера Хинтерзее; в руке у него… дамский зонт.
Борман удалился.
«Пожалуй, еще года два назад этот человек едва ли позволил бы себе со мной подобную… иронию, — отметила Маргарита. — Быстро же он набирает вес».
— Итак, господа, судя по тому, что папки по-прежнему две, я делаю вывод, что единое решение вами не выработано, — послышался резкий голос Гитлера почти от самых дверей: видимо, фюрер по-привычке расхаживал по кабинету. — Я дал вам сутки! Даю еще три часа! Три часа, Йозеф! — Голос отдалился. — И попрошу не выходить из моего кабинета до тех пор, пока папка не останется одна!
