Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра
"Зачем она вечно возвращается к этому?" Рори стал колоть дрова. Она и впрямь очень похожа на его мать.
Он развел костер. Кэнайна вошла по колено в воду - там вода была, кажется, уже незамутненная — и зачерпнула в котелок воды. Наискось над костром Рори вогнал в землю кол и подвесил котелок. Потом они уселись на край одеяла и принялись за еду, приготовленную Джоан Рамзей.
Костер потрескивал, время от времени Рори подбрасывал в него дрова. Озеро Кишамускек сверкало синевой, а там, где бродяга ветер, налетая порывами, теребил водную гладь, виднелись серые пятна ряби. Рори вновь вспомнилась пастьба на Гусином острове, синее море вокруг и потрескивающий торфяной костер; вроде бы похоже, только вот между Кэнайной и Пегги Макнил мало было сходства. Украдкой он следил за Кэнайной. Доведется ли ему когда-нибудь в жизни встретить такое странное, противоречивое и сложное существо? Она была одним из культурнейших людей, которых он когда-либо встречал или встретит, но в окружении такого первобытного бескультурья, которое он опять-таки едва ли еще когда-нибудь и где-нибудь увидит.
Вода в котелке закипела. Кэнайна сняла котелок с огня, всыпала чай и поставила рядом с костром. Минуту спустя стала разливать чай по кружкам.
— С молоком и сахаром? — спросила она его.
— Да, с молоком и сахаром.
Принялись за чай. Кэнайна сидела, прижав колени к груди, ее гладкие смуглые ноги дразнили Рори, который откровенно уставился на нее, не зная, что делать дальше. Она рассматривала пальцы своих ног, по-детски вороша ими песок, потом медленно повернула к нему лицо и улыбнулась.
— Что вы никак не можете успокоиться? Бросьте размышлять обо мне, — сказала она ему. - Наслаждайтесь пикником. Снимите свои башмаки — так приятно, когда песок под ногами.
Он начал расшнуровывать высокие ботинки, то и дело оглядываясь на нее. Сняв ботинки и носки, сунул ноги в теплый песок.
— Неужели вам нравится здешнее житье — в хибарке, где нет ни постели, ни ванны? — спросил он.
— Нет. Но я заставлю себя полюбить его.
Ага, подумал он, бесспорно, это намек. Если она настаивает на том, чтобы вести животное существование, он может играть и в эту игру.
Протянув к ней пальцы, он взял запястье одной из ее рук, обвивавших колени, и нежно потянул к себе. Неожиданно у нее появилось испуганное, удивленное выражение. Понемногу он привлек ее к себе, ощутил упругую округлость груди. Потом, продолжая сидеть, опрокинул навзничь на одеяло, крепко прижав ее плечи к земле обеими руками. Ее длинные волосы спутанной массой рассыпались по одеялу, темной, точеной рамой оттеняя смуглую, экзотическую прелесть лица. Глаза ее, по-восточному слегка суживающиеся к вискам, были полузакрыты.
- Ты самая красивая девушка из всех, что я видел, - сказал он с нежностью. - Я говорил так другим, но сейчас впервые говорю чистую правду.
Он быстро склонился к ней и поцеловал. Теперь она совсем закрыла глаза. Губы ее слегка приоткрылись и крепко прижались к его губам. Потом он растянулся на одеяле рядом с ней и притянул к себе ее стройное тело. Она отпрянула, сопротивляясь, но это продолжалось всего несколько секунд, потом она обмякла и прильнула к нему. Несколько минут лежали так, и он чувствовал лишь мягкую, хрупкую тяжесть ее тела и быстрое стаккато ее дыхания.
Он медленно просунул руку ей под свитер — пусть сопротивляется, если захочет.
Она схватила его запястье и тесно прижалась плечом к его плечу, чтобы задержать его руку. Он застыл в ожидании. Потом она вновь обмякла и, безмолвная, лежала рядом с ним, не сопротивляясь и все еще не открывая глаз. Его рука вновь начала пробираться вверх. Теперь она отпустила запястье, медленно отодвинулась от его плеча, и рука Рори могла двигаться беспрепятственно.
В этот момент Рори понял, что стоит еще совсем немного нажать, и он может овладеть ею. Вся способность к сопротивлению, которая была у нее, теперь ослабла. И в тот же самый момент он понял, что довольно.
Тому, что он испытал в следующий миг, он так никогда и не нашел удовлетворительного объяснения. Было не физическое бессилие, ибо чресла его пылали огнем желания; нельзя было объяснить это и каким-то психологическим торможением, хотя в таком истолковании он улавливал некое смутное правдоподобие. Мелькнуло мимолетное воспоминание о матери и сознание того, что обе по умственному развитию и образованию стоят неизмеримо выше того жалкого и косного окружения, в котором принуждены жить. Он знал только одно: Кэнайна готова отдаться ему, и сам он жаждет ее, как ни одну девушку прежде, но странная то ли сила, то ли слабость — он сам не мог сказать что - сдерживала его. Непонятно почему все получалось иначе, чем он замышлял.
Он вынул руку, расправил свитер. Сел.
— Прости меня, Кэнайна.
Она села, не отвечая. Сильно тряхнула головой, чтобы расправить спутавшиеся волосы, и безмолвно уставилась на озеро. Потом медленно обернулась к нему. На мгновенье глаза их встретились, но она не улыбнулась. Потом она дотронулась ладонью до котелка.
— Еще совсем теплый, — сказала она. — Выпьем по чашечке?
— Да, пожалуйста.
— С молоком и сахаром? Простите, что снова спрашиваю, но я абсолютно не помню.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Под вечер они вернулись в Кэйп-Кри, и Рори больше ни о чем не уславливался с Кэнайной. На обратном пути с озера Кишамускек они почти не разговаривали. Когда он причалил большое каноэ в Кэйп-Кри, Кэнайна спрыгнула на берег и на миг обернулась к Рори:
— Спасибо, — сказала она. — Для меня это был чудесный день.
И тут же убежала к индейским хибарам по береговому откосу.
За ужином Рори вкратце рассказал Рамзеям о том, как прошло путешествие и как они нашли Белощека с подругой.
— Вы не говорили с Кэнайной про возвращение обратно? Не поискать ли ей вновь места в школе? — спросила Джоан Рамзей.
— Да, говорил. Но не сумел ее переубедить. Она твердо решила остаться здесь.
День был долгий, и Рори очень устал. Сразу же после ужина пошел в свою комнату, сделал кое-какие заметки о Белощеке и лег спать.
На следующее утро за завтраком он спросил у Берта Рамзея:
- У вашего Джока найдется время помочь мне, когда я буду опрашивать индейцев?
Он увидел, что Джоан Рамзей быстро повернулась и испытующе глянула на него.
