Ярослав Питерский - Падшие в небеса
— Так вы, узнаете этого человека? — переспросил Вадим Петрович.
— Да,… - выдавил из себя Павел.
— Скажите, гражданин Клюфт? А этот человек — хотел вас убить? — тон вопросов стал похож на обыкновенный допрос. Такой же, допрос, который еще недавно вел этот избитый и униженный человек по фамилии Поляков. Точно так — допытываясь с вопросами к Павлу. Точно — таким же тоном! И вот, он — сам сидит в роли арестанта! Как все быстро меняется!
«Как хотите, что бы люди поступали с вами так и вы поступайте с ними!» — вдруг пришли на ум слова. Павел вспомнил, как мать частенько ему в детстве читала ему какую-то книгу, когда он был совсем маленький. И эти слова тогда ему запомнились особенно хорошо. Эти строки его мама ему долго объясняла:
— Будь добр к людям, и они ответят тебе добром! А будешь злым и жестоким — и люди будут к тебе жестоки!
— А если наоборот? Люди сначала будут злыми, что тогда и ты должен быть злым? — спрашивал маленький Павел.
— Нет, сынок, злость вернется. Вернется обязательно. Если ты, станешь тоже злым, то эта злость не кончится. Она вернется. Павел запомнил то наставление. Запомнил его хорошо! И вот — словно, голос матери из прошлого!
— Скажите, гражданин Клюфт, этот человек — пытался вас убить? Тогда на допросе? И почему он хотел это сделать? — Вадим Петрович стал суровым. Он больше не походил на щеголя — «своего парня», который раздает папиросы и делает комплименты. Нет! Это уже был — расчетливый и целенаправленный человек!
— Он стрелял в меня потому, что я хотел его ударить! — ответил Павел.
— А пистолет, у него был, в кобуре? Во время допроса — пистолет этого человека, был в кобуре? — Вадим Петрович посмотрел на Полякова. Тот, тяжело дышал. Павлу показалось, что бывшему майору стало плохо, и он вот-вот, рухнет на пол.
— Я, думаю, да… — выдавил ответ Павел.
— Так, выходит — он хотел вас убить? — давил тоном Вадим Петрович.
— Нет, почему же убить? Нет. Он хотел защититься… — недоумевал Павел. Ему, вдруг, стало жалко Полякова. И Клюфт не понимал — почему его бывшие коллеги, так хотят услышать — утверждение об убийстве?!
— Нет. Я что-то вас не пойму гражданин Клюфт? Вы в кабинете были одни?
— Нет. Были еще два сотрудника. И арестованная. Самойлова… Я же писал,… она тоже была… — Павел покосился на Полякова. Тот, закрыл глаза. Вадим Петрович махнул рукой. Охранник, что держал Полякова за подбородок — отпустил бывшего майора. Он, сразу сник и обвис на стуле.
— Значит, у него не было поводов, что бы опасаться за жизнь? — выпытывал Вадим Петрович.
— Ну, почему, были но…
— Что — но?!
— Но, он,… просто не сообразил — что вот можно… ударить пистолетом,… а не стрелять… — сказал неуверенно Клюфт. Поляков застонал. Он вытер окровавленные губы — рукавом гимнастерки и рассмеялся. Он смеялся медленно — выдавливая из себя звуки. Его плечи тряслись. Поэтому смех был больше похож на «рыдание». На плохо сыгранное актером — «рыдание». За которое, в театре, постановщик, наверняка бы сказал актеру, станиславское — «не верю!» Но здесь режиссером был Вадим Петрович. Он, наверное, плохо разбирался в актерском мастерстве. Да и судя по всему — ему это было не надо. Щеголь, покачал головой, и тяжело вздохнув, спросил:
— Значит, он, все-таки, хотел вас убить?
— Да,… но,… - Клюфт не знал, как ответить.
— А вы, что скажите? А?! Арестованный?! Зачем вы стреляли в этого человека? — Вадим Петрович подошел совсем близко к Полякову и склонившись над его головой прокричал. — Вы хотели его убить?! А?!!!
— Да! Да! Хотел! Хотел! Я хотел его убить! Что бы этот мальчишка нас не выдал!
Чтобы он не мог рассказать всех тонкостей вербовки! Всех! И Я стрелял в него! Но не убил! — Поляков улыбнулся.
Он вскинул голову и посмотрел в глаза Клюфту. Павел увидел в этом взгляде все: и отчаянье, и боль, и усмешку, и мольбу, и презрение. Поляков тряс губами — как лошадь после спурта. Кровавая пена летела изо рта. Бывший майор кричал, что есть силы:
— Аааа…! Я! Я! был главарем! Я был руководителем этой группы! Пусть, пусть вам станет легче! Пусть! Ой! Как вам станет легче! Ой! Как станет! Пусть! Ой! — Поляков вновь зарыдал. — Как вы, мне, все надоели?! Как! Ненавижу! Отстаньте от меня!
Он упал на пол, как куль с картошкой и дергался так, словно жизнь покидала его тело. Щеголь в двубортном костюме, презрительно посмотрел на это «существо» — которое, еще совсем недавно, было, его коллегой — майором НКВД, лощеным офицером секретной элитной службы государства! Вадим Петрович скривился и покосившись на старшину кивнул. Солдат без слов понял команду и кинулся к Полякову — схватил его под мышки и потащил к выходу. Конвоир визжал:
— Прекратить истерику! Прекратить! К старшине на помощь подскочил еще один солдат и поймал Полякова за ноги. Они тащили его — как раненного на поле боя бойца. Павел смотрел на эту сцену, сжав губы. Лейтенант Маленький, подошел к Клюфту и положив ему, руку на плечо, тихо сказал:
— Все, допрос с очной ставкой окончен. Пройдите вон на тот стул! Павел вздрогнул, с недоверием посмотрел на офицера и спросил:
— Какой еще допрос с очной ставкой? Вы о чем? О чем говорил этот человек?! Но офицер махнул рукой — указывая на стул, стоявший напротив. Вадим Петрович хлопнув в ладоши и потер ими друг-дружку.
— Да Павел Сергеевич. Да! Все кончено. Спасибо, вы нам, так помогли.
— В чем? — недоумевал Павел.
— Как, в чем? Вы же слышали признание этого человека. Человека, который носил форму сотрудника НКВД. А сам являлся засекреченным шпионом! Сотрудником немецкой разведки. Человеком, который и вас втянул в это преступление и который хотел вас убить! Что бы скрыть следы! Теперь все закончилось! Все. Пора все сворачивать. Дело закрыто. Дело закрыто, так ведь, — Вадим Петрович, последние слова предназначались лейтенанту. Маленький вытянулся, как по струнке и рявкнул:
— Так точно! Осталась последняя очная ставка и дело можно передавать в суд! Павел слушал этот диалог, это сотрясание воздуха и понимал — все его надежды рухнули! «Какой там волшебник?! Злой колдун искуситель! Вот, кто — этот щеголь, в модном костюме! Колдун с полномочиями — какого-то важного чина из Москвы! Меня опять обманули! Опять! Опять этот чудовищный спектакль! Но зачем? Неужели они ставят его сами для себя?! Все эти сцены они ставят, что бы смотреть на них сами? Что бы верить в них? Или просто делать вид, что верят? А я? Зачем я участвую во всем этом? Зачем?: Почему?!» — Павел разозлился. Он плюхнулся на стул, на котором минуту назад сидел Поляков. Ухмыльнулся и покачав головой, потер лоб ладошкой:
— Ну, вы даете! Ну, вы даете! Вы опять все тут — за свое? Я то при чем? В чем, меня обвиняют? Я опять действующее лицо? Опять? Я то, причем? Я, вообще, ничего не понимаю! Щеголь не обращал внимания, на слова Павла. Он закурил длинную папиросу и выпустив дым спросил у лейтенанта:
— Вы лейтенант, молодец. Молодец. Что там у вас — за очная ставка? Одна и все? А по срокам — вообще то когда нужно было сдавать? Я могу в Москве уже рапортовать? Или нет?
— Так точно! Все! Готово! На днях передам дело в суд. Особым составом я думаю быстро. Все будет в срок, товарищ полковник! Все в срок! Полковник! Этот франт в костюме — полковник из Москвы! И он приехал лично — поторопить следствие по делу какого-то там — Павла Клюфта?! Нет, он приехал сюда совсем по-другому! Он приехал сюда получить результат! Вот зачем! Он приехал сюда, что бы потом рапортовать, что, в Красноярске он лично раскрыл несуществующую шпионскую группу! Он лично раскрыл заговор государственного масштаба! Он! Но зачем? Кому он будет лгать? Кому еще кому-то выше? А зачем? Потом тот, что выше него по званию, пойдет в Кремль, и тоже будет лгать? И так дойдет до самого главного — вождя товарища Сталина? Но зачем, зачем им это нужно — обвинять простых людей, которые не сделали ничего плохого? Которые страдают ни за что? Просто ради кого-то доклада? Бред, бред — государственного уровня! Павел, сжал голову ладонями, как тисками и качал ей из стороны в сторону. Вадим Петрович посмотрел на Клюфта и подмигнул лейтенанту:
— Лейтенант, я уезжаю скоро. Чтобы справка была у меня на столе. Все. И лейтенант — не забудьте там написать свою фамилию! Вы хорошо справились со своей работой. Думаю — у вас перспективное будущее. Объявляю вам на первый раз благодарность!
— Служу трудовому народу! — рявкнул в ответ Маленький и вытянулся по струнке.
— Тсс! — приложил большой палец к губам Вадим Петрович. — Не надо называть меня по званию. Не надо. Я не люблю. Пусть я так и буду — Вадимом Петровичем! — полковник затушил папиросу и посмотрев на Павла сказал с сожалением:
— Ну, что ж, Павел Сергеевич. Прощаться будем. Наверное, уж никогда не увидимся. Я хочу вам сказать — вы зря, зря на нас обижаетесь. И вот, на лейтенанта. Он-то, как раз, вам и помог. Помог! Молодец — значит, есть в нем порядочность. Есть! Если сам настоял на проверке! Сам раскопал это дело! И не надо, не надо слюни распускать! Вы молодой — оступились. Еще можно подняться. Главное — осознать, так сказать! Вадим Петрович тяжело вздохнул и фальшиво улыбнулся. Но улыбка — была лишней. Явно лишней. Полковник, как показалось Павлу, не смог себе — отказать в удовольствии, вот так, цинично — поиздеваться над ним. Вадим Петрович повернулся и медленно вышел. Так выходят актеры со сцены. Именитые актеры! Звезды! Которые знают — сейчас через секунду после их исчезновения за занавесью — зал взорвется аплодисментами. Клюфт смотрел вслед этому человеку. Что он мог сделать в эту секунду? Что?! Он, маленький человек — волею обстоятельств оказавшийся в таком положении? Один против всей этой кошмарной системы? Что он мог сделать? Павел ухмыльнулся. Набрав вот воздуха, он плюнул. Плюнул, что есть силы. Но к счастью, полковник этого не услышал и не увидел. Он уже закрыл дверь.
