Ярослав Питерский - Падшие в небеса
— Браво! Браво! Я засек! Ровно десять минут. Хорошо. Для человека, который находится в таком положении — написать связный текст за десять минут, это не плохой результат. Павел засмущался от похвалы и привстав со стула, хотел отойти, но щеголь в костюме, замахал руками:
— Нет, нет, сидите, сидите! Я, дайте, посмотрю, что вы там написали,… - Вадим Петрович взяв листок — взглянул на него. Его глаза бегло пробежали по бумажке. Он вздернул брови и кивнул головой. По его выражению — Павел понял, этот человек удовлетворен написанным. Вадим Петрович протянул листок Маленькому. Лейтенант подскочил, взяв бумагу, спрятал ее в папку. Вадим Петрович вновь кивнул головой, посмотрел на Клюфта и загадочно сказал:
— Павел Сергеевич, а вы когда нибудь, хотели вот поменяться, с кем-нибудь — местами?
— Не понял? — переспросил Клюфт. Павел не знал, как себя вести. Вадим Петрович, опустил голову и закрыв глаза ладонями, сказал глядя в пол:
— Ну, вот допустим, с Поляковым? Он стрелял в вас! Хотели бы вы с ним поменяться местами? Павел пожал плечами. Что отвечать этому человеку он не знал. Вадим Петрович повернулся, щелкнув пальцами — кивнул старшине — подал ему какой-то знак. Тот, вскочил и кивнув головой, скрылся за дверью.
— Я ведь не случайно Павел Сергеевич спрашиваю. Не случайно. Вот допустим, партия наша, великая партия коммунистов! Большевиков! Доверила человеку ответственный пост. Наделила его большими полномочиями. А он возьми и сделай все не так. Вернее, не то, что бы не так, а делай все специально плохо. Превышая полномочия. Разваливая дела, и вообще уничтожая невинных людей! Понимаете — уничтожая невинных людей! А как можно потом людям в глаза смотреть? Это же подрыв государственной власти! Веру в государственные структуры! Что скажут простые люди? А?! Вот мол — сотрудники НКВД арестовывают невиновных! И сажают их в тюрьму! Более того — ведут себя как совсем не советские люди! Стреляют арестованных как куропаток! А? Что вы скажете? Клюфт слушал этого человека и не верил своим ушам! Он говорит о справедливости! Он говорит — о невиновных! Может быть он действительно волшебник?! А? Почему бы нет! нет, не волшебник, а тот, человек который действительно появился. Что бы восстановить справедливость!
— Но вы, знайте Павел Сергеевич! Партия большевиков — на то она и партия большевиков! Народа! Она партия справедливости! И никогда не допустит, чтобы народ, наши советские люди, страдали — от каких-то пусть и одиночных перегибов! Вот что говорит наш вождь и учитель — товарищ Сталин! А?! Он говорит — кадры решают все! Все! Понимаете! А если кадры плохие — то и сделать ничего нельзя! Это опасно! Опасно! поэтому надо очень серьезно подходить к подбору кадров! Вы согласны с этим Павел Сергеевич? А? Согласны? Павел поперхнулся и закашлялся. У него спрашивают — согласен ли он? И это после того, как его тут били и стреляли? А может правда, может, правда — это была чудовищная несправедливость? Может быть, правда — там, в Москве, узнали, что тут творится — на местах и прислали разобраться? И сейчас, этот человек, вникнет в проблему, и его отпустят! Его — невинно арестованного Павла Клюфта отпустят! И Ольгу Петровну Самойлову! И отца Верочки, и всех тех, людей в камерах! Отпустят! «Стоп! Что-то слишком много ошибок? Так, половину тюрьмы надо выпустить! Странно, что они так долго ждали, что бы, вот, приехать и разобраться» — Павел с недоверием посмотрел на Вадима Петровича. Тот, вновь улыбнулся, хлопнув в ладоши, весело добавил:
— Ну, вот Павел Сергеевич, вот, сейчас будут и справедливость. Она будет. И в нее нужно верить. Но только мне от вас тоже нужна искренность. Искренность. Понимаете — вы тоже должны мне помочь!
— Я?! А, я-то чем могу помочь? — удивился Павел. Он чувствовал себя совсем нелепо — сидя на кресле следователя, за этим, большим столом.
— Можете, можете Павел Сергеевич. Вот сейчас вы сами поймете, — словно конферансье на арене цирка — перед увлекательным трюком, произнес эти слова Вадим Петрович. Он, как-то картинно встал и разведя руками, указал на дверь. Она скрипнула, и в кабинет вошел толстенький старшина. Солдат, втолкнул в помещение человека. Арестованный, низко склонив голову — еле стоял на ногах. Павел, с удивлением рассмотрел — в чем был, одет, этот человек: яловые офицерские сапоги, синее, форменное галифе и оливкового цвета гимнастерка! Арестант, был одет, так же, как и солдат — его конвоир! В такую же форму! Правда, на несчастном не было портупеи и петлиц на воротнике. Весь китель заляпан бурыми пятнами засохшей крови. В некоторых местах, и особенно на руках — ткань разорвалась. Сквозь лохмотья проглядывалось — синее, от побоев тело. Мужчина, стоял, низко склонив голову. Его волосы скрывали лицо. Павел не понимал — что это за маскарад?! «Нквдшник конвоирует своего избитого коллегу! Кто его избил? Неужели на этого офицера напали арестанты? На допросе? Аи вот так его обезобразили? Неужели кто-то решился напасть на следователя или оперативника?! Кто эти люди? Кто способен на такое?! Но почему, почему они не вызовут врачей? Почему этот избитый человек держит руки за спиной?» — с удивлением и страхом подумал Павел.
— Павел Сергеевич, вы узнаете этого человека? — сурово спросил Вадим Петрович.
— Простите, нет, — растерянно ответил Клюфт.
— Подведите арестованного ближе! — скомандовал Вадим Петрович. — Пусть он сядет на стул! Старшина подтолкнул несчастного к центру комнаты. Еще один солдат, положив руки на плечо избитого офицера, заставил сесть его на стул. Конвоир схватил человека за подбородок и приподнял его голову — так, чтобы волосы сползли с лица. Вадим Петрович следил за реакцией Клюфта. Павел ухмыльнулся и всмотрелся в черты лица арестанта. Знакомые глаза, но какие-то безжизненные… щетина на скулах… синяки и кровоподтеки… большая царапина на правой щеке. Что нужно этому Вадиму Петровичу? Зачем он показывает своего избитого коллегу? И почему так грубо, по отношению к своему товарищу, ведут себя солдаты?
— Вы узнаете этого человека?
— Да нет, я его не знаю! — Павел покосился на лейтенанта Маленького, он стоял рядом. Клюфт посмотрел на Вадима Петровича и ничего, не понимая, спросил:
— Зачем все это?
— Нет. Павел Сергеевич, вы же обещали мне помочь. Вы говорили, что хотите мне помочь. Вы даже написали признание. Верее добровольные показания. А сейчас,… - Вадим Петрович шумно выпустил клуб дыма.
— Да, писал, но… сейчас то, что? Я не знаю этого человека! — Павел посмотрел на сидящего перед ним на стуле мужчину.
— Да,… может, конечно, он и выглядит не очень опрятно,… но все же. Вы, значит, не хотите признать — что это человек в вас стрелял на допросе?
— В меня стрелял?! Да вы, что? В меня стрелял майор Поляков!.. А этот… — и тут Павел чуть не упал со стула.
Это был майор Поляков! Этот офицер! Этот, некогда — самодовольный офицер! Этот жестокий человек, который издевался над ним и Ольгой Петровной! Этот палач с пенсне на носу и гладковыбритой физиономией! Это был он! Он! Но только теперь без стекляшек на переносице! Без петлиц на воротнике! Без портупеи с большой, коричневой кобурой на ремне! Но все же — это был он! Майор Поляков! Изумленный Павел сидел и не мог вымолвить не слова! Как изменился этот человек?! Вернее, как изменили его облик?! И кто? Его же коллеги?!! «Нет, не может быть! Не станут же они избивать своего же начальника? Не ужели они вот так били его, как Павла, на допросах? Вот так просто катали по полу его и били? Этого майора?! Его? Сам — недавно издевавшийся над арестантами?! Нет! Бред! Не может быть? Не может!!! Его лоск? Где его лоск?! Нет! Он больше похож на военнопленного!»
— Так вы, узнаете этого человека? — переспросил Вадим Петрович.
— Да,… - выдавил из себя Павел.
— Скажите, гражданин Клюфт? А этот человек — хотел вас убить? — тон вопросов стал похож на обыкновенный допрос. Такой же, допрос, который еще недавно вел этот избитый и униженный человек по фамилии Поляков. Точно так — допытываясь с вопросами к Павлу. Точно — таким же тоном! И вот, он — сам сидит в роли арестанта! Как все быстро меняется!
«Как хотите, что бы люди поступали с вами так и вы поступайте с ними!» — вдруг пришли на ум слова. Павел вспомнил, как мать частенько ему в детстве читала ему какую-то книгу, когда он был совсем маленький. И эти слова тогда ему запомнились особенно хорошо. Эти строки его мама ему долго объясняла:
— Будь добр к людям, и они ответят тебе добром! А будешь злым и жестоким — и люди будут к тебе жестоки!
— А если наоборот? Люди сначала будут злыми, что тогда и ты должен быть злым? — спрашивал маленький Павел.
— Нет, сынок, злость вернется. Вернется обязательно. Если ты, станешь тоже злым, то эта злость не кончится. Она вернется. Павел запомнил то наставление. Запомнил его хорошо! И вот — словно, голос матери из прошлого!
