Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет
Отхлебнула немного, проглотила.
— Я смотрю, у тебя там хлопот по горло, Вирджиния Кейт.
Возникло чувство, что Ребекка где-то совсем в другом мире, на луне. Или, может, это я очутилась на луне?
— Что делают мои ненормальные братья?
— Энди где-то с Дэном и Нейлом, наверное, хулиганят, с риском для жизни. — Она рассмеялась. — Вчера вечером Мика писал портрет мисс Дарлы. Сейчас, наверное, пошел покупать новые краски. — Я услышала плеск воды и представила, что Ребекка стоит у раковины, моет тарелки после завтрака. — Бобби в своей комнате, читает. Я его позову, иначе он меня потом заест.
Я пока пила свой кофе. Чуть погодя я услышала, как Бобби бежит, просто сломя голову, сердце заныло — завопило! — от боли.
Он едва меня не оглушил:
— Салют, сестренище! Ты едешь домой, да? Правда? А когда? Сегодня? Мне столько всего надо тебе показать. Беспалый сказал, что ты классно пасуешь, хоть девчонка. И что у Вэйна появилась подружка, тупая ужасно. А знаешь, в озере нашем вода поднялась, от дождей, я там змею видел, но не убил, а Энди здорово грохнулся и пропорол ногу, крови было ужас сколько, мама забинтовала, Мика показал мне, как нужно рисовать дракона, сказал, что у меня нормально получилось.
Когда он остановился, чтобы перевести дух, я успела вклиниться:
— Погоди же ты, тараторка. — Но я все успела понять, и про все.
— Так ты едешь домой? — снова спросил Бобби.
— Понимаешь, маме пока еще нехорошо.
— A-а. Тогда ладно. Отдаю трубку маме. — И я услышала, как он просит: — Мам, ну скажи ей, пусть возвращается.
— Так действительно все нормально? — спросила Ребекка. — У тебя у самой все нормально?
— Нормально. Но мне пора заканчивать, расстояние очень большое. — Поставив чашку, я вцепилась в трубку обеими руками.
— Ох, я совсем забыла про большое расстояние и про огромные счета! Звони с переводом оплаты на наш номер. В любое время, и днем и ночью. Ладно?
— Ребекка?
— Да, лапуля?
Мне хотелось сказать, что я люблю ее, но смущало, что не говорила этого раньше… И я сказала то, что означало то же самое:
— Я очень соскучилась по твоему попкорну. — И добавила: — Скажи всем, что я очень по ним соскучилась. И мисс Дарле скажи. Ладно?
— Обязательно.
Повесив трубку, я развернулась… и увидела маму, стоявшую в дверном проеме, на лице ее застыла издевательская умильная улыбка.
— «Я так по тебе соскучилась, очень-очень» — Она почмокала губами и сказала: — Знаешь, ты совсем не обязана тут торчать. Я тебя не просила.
— Но ты просила, мама. Чтобы я осталась помочь тебе. — Я старалась не смотреть на плешку с едва отросшими волосиками. — Ты сказала, что не хочешь быть одна.
— Да, наверное, сказала. Но я думала, что ты хочешь быть со мной. Со мной, а не с этой.
Я снова взяла в руки чашку с кофе.
— Ребекка хорошая, мама. Ты же ее не знаешь.
— Да-а-а, кто бы сомневался. Сладкий-сладкий леденец. — Она ткнула пальцем в чашку. — Это ты для меня?
— Нет, это моя. Сейчас сделаю.
Она уселась за стол, стала смотреть, как я насыпаю, помешиваю. Я поставила чашку перед ней.
— Вот, мама, как ты любишь.
Она немного отхлебнула.
— Иэх. Ужасно горячо, но вкусно. Прочищает мозги. И все же ты подзабыла, какой именно кофе я люблю. — Опершись на столешницу, она с трудом поднялась и проковыляла к кухонному столу, взяла бутылку, снова села за стол и плеснула в кофе рому. Закрыв глаза, сделала большой глоток, прошептала: — Самое то.
Я достала яйца, масло, два куска хлеба для тостов, вытащила из шкафчика сковородку. Зажгла плиту, привернула огонь, положила на сковороду масло.
— Ну, давай рассказывай про эту Ври-бякку и про Прыг-бряк-папашу. Они ах-как-счастливы в своем ах-каком доме?
— Мам, я не знаю, — сказала я, разбивая над миской яйца.
— Так я тебе и поверила. Ты же там у них живешь. Ну-у… жила. — Я услышала за спиной плеск рома, это она долила в кофе еще.
— Ну и как там у вас? В Стране любви и сладких Грёз-Шекспирёз?
Размешав яйца, я добавила молоко, соль и перец.
— Мика собирается ехать в Нью-Йорк, сразу как окончит школу.
— Ишь ты.
Я вылила яйца в промасленную сковородку.
— Энди учится на «хорошо» и «отлично», только вот с арифметикой не очень.
— Энди, Мика… А сама-то ты что?
— У нас есть брат, Бобби, он классный.
Я засунула ломтики хлеба в тостер, включила, подправила ножом омлет, чтобы равномерно растекся.
— Я спрашиваю, как ты? Как тебе с новой мамочкой? А?
— Моя мамочка ты.
Взяв у нее чашку, развела ей еще кофе. Снова потыкала ножом омлет. Заглянула в тостер: когда же, наконец?
— Хватит юлить. Отвечай на вопрос.
— Не знаю, мама. Она хороший человек.
— Где уж мне до нее, да? — Ром забулькал и над второй чашкой.
Омлет загустел и стал пышным. Я его разрезала, положила на тарелки. Подняла рычажок в тостере и вытащила подрумяненные ломтики, намазала их маслом и повидлом.
Мама выпила кофе, всю чашку.
— Я старалась как могла, больше мне нечего сказать. — Она медленно поднялась из-за стола, ее слегка шатало.
— Да, я знаю, что старалась, мамочка, я знаю.
Проводила ее в спальню.
— Я принесу завтрак тебе в постель, хорошо?
— Неси, если хочешь. И прихвати бутылку с остатками рома, ясно?
— Мама, не надо.
— Мама тут я, а ты ребенок. Так что слушайся. «Зиппо» чирк, и опа.
Я поняла, что тогда чувствовала та птица. Черненькая, с блестящими глазками, обезумевшими от ужаса. Пичуга залетела к нам случайно, и после, испуганно что-то лопоча и хлопая крыльями, металась от одного окна к другому. Я распахнула входную дверь, но она не сообразила, что ей нужно туда. Так и кружила по гостиной. В конце концов Ребекке пришлось накинуть на нее полотенце и вынести на крыльцо.
После завтрака мама задремала, я пошла на кухню, замачивать белую фасоль. Увидев в окошко, что миссис Мендель в саду, выскочила наружу.
— Салют.
— Здравствуй. — Она сорвала два помидора и один протянула мне. — Разговариваешь вроде как прежде, но появилось что-то ненашенское, наверное, это оттуда, из Луизианы. — Она надкусила помидор, по руке ее потекла струя сока.
— Я даже не замечаю, что говорю иначе. — Я тоже откусила кусок от помидора, он был теплым и очень спелым, и к моему локтю тоже побежал сок. — Ммм, — блаженно застонала я.
— Давай нарвем еще, вам на ужин.
— Я решила сварить фасоль и испечь кукурузный хлеб. Ребекка меня научила. — Я засунула в рот остаток помидора и слизала с руки сок.
Мы сорвали с веток еще несколько помидорок и уложили в корзину.
— По-моему, твоя Ребекка очень симпатичная. — Миссис Мендель на секунду отвлеклась от помидоров. — Так ведь?
— Да, мэм, — сказала я, вытирая ладони о джинсы. — Ладно, пойду гляну, как там мама.
— Ну как она, бедняжечка? — Миссис Мендель не могла долго злиться на маму.
— Ей уже лучше.
Миссис Мендель протянула мне корзину:
— Скоро приедет мой племянник. Вы обязательно подружитесь.
— Мне уже пора бежать. Спасибо за помидоры.
Войдя в дом, я сразу услышала мамин крик. Помчалась. Она лежала на полу, губы в крови, как в помаде. Я помогла ей улечься в кровать и побежала в ванную за махровой мочалкой, обтереть лицо.
— Ч-черт. Грохнулась и ударилась об этот проклятый столик. От обезболивающих таблеток очень кружится голова.
— Мам, ты уж давай осторожнее.
— Мне нужно умыться, еще мне нужен лед для коктейля. И лимончик. А еще ватный тампон и бумага. В чем это у тебя майка? Ты поразительная неряха. Рот утри и локоть вытри.
Пичуга, хлопая крыльями, металась по всему дому.
Мама становилась крепче, но и слабее тоже, потому что пила не только лекарства. Она все время торчала дома, выбиралась только к врачу. Мне приходилось тоже сидеть взаперти, при ней.
Она оправдывалась:
— Еще наткнусь на кого-нибудь, вряд ли людям будет приятно смотреть на меня такую, еще жалеть начнут. Очень нужно.
Я твердила ей, что она и сейчас прекрасна. Но она не верила.
— Красавица у нас теперь ты. И не забывай, Вирджиния Кейт, что твоя красота опасна. Мужчины как раз от такой красоты вытворяют разные глупости.
Если мама слышала, что я звоню Ребекке, сразу недовольно морщила губы. А без этих звонков было бы совсем тоскливо. Я скучала по Фионадале и по бабушке Фейт. И по братьям своим скучала. И по песням, которые мне пела раньше моя сестричка гора. И по тому времени, когда могла не гадать каждую минуту, что же дальше, не бояться этого.
Отправляясь с очередным визитом к врачу, мама закуталась в красный шарф, надела огромные солнечные очки и забилась подальше на сиденье.
Врач ее отчитал:
— Хватит уже накачиваться спиртным. Вы хоть знаете, что творите со своим организмом? — Он глянул на меня. — Не говоря уже о ваших близких.
