Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Со странным, очень малоизвестным миром вдруг соприкоснулся Уланов. Раскрывая, бывало, какую-либо книжку, он никогда не задумывался, каким путем она пришла к читателю… Оказывается, путь иной книги очень извилист и непрост.
Над широко разлившейся здесь Невой плавно кружились большие белоснежные чайки. Они резко пикировали вниз, касались желтыми лапами-шасси глянцевитой поверхности и снова взмывали. У озерных чаек клювы красные, и они гораздо меньше морских. Солнце нещадно палило с жаркого голубого неба, красноватые камни старинных зданий казались раскаленными, асфальт серебристо блестел, и над ним зримо плыл, колыхался горячий воздух. Машины лениво ползли по дороге и замирали у красного светофора. В высокой будке сидел милиционер и зорко, орлом поглядывал вокруг. Уланов приехал к Строкову на автобусе, на такой жаре не хотелось и залезать в раскаленную машину. С замком на рычаге сцепления и баранке руля она стояла во дворе его дома. Какой-то оболтус уже успел на пыльном лобовом стекле пальцем написать матерное слово из трех букв. Заезжавший к Уланову Лева Белкин — он предложил купить карманный диктофон неимоверной дороговизны — сказал, что в Ленинграде сейчас каждый день угоняют по нескольку машин. В тайных гаражах быстро разбирают на запасные части и нарасхват продают автолюбителям. Ухитряются в мгновение ока снимать присосками стекла, за несколько минут оставляют автомобиль на обочине без колес, даже хитроумные секретки не помогают. Николай особенно не беспокоился за свои «Жигули»: машина старенькая, в ней нет стереомагнитофона и красивых чехлов, да и краска кое-где облупилась, не выправлены прихваченные ржавчиной вмятины на дверце и крыле. Вряд ли на такую разборчивые ворюги польстятся.
Легок на помине, остановился у тротуара Лева Белкин. Его белая «Волга» сверкает и блестит, чего только в ней не напичкано! У Левы теплый гараж с телефоном и секретным японским замком, он не боится воров.
— Садись, подвезу? — предложил он. Улыбка у него золотая: половина зубов из благородного металла.
Уланов забрался в машину, как ни странно, но в салоне было прохладно.
— У тебя кондиционер? — полюбопытствовал он.
— Будет! — рассмеялся Белкин, — У меня все будет, Коля! А вот диктофончик ты зря не взял. Мой клиент — киноартист — с громкими криками «ура» купил. И дал на полтинник больше. У меня есть кожаная куртка… — Лева бросил взгляд на огромную бело-розовую сумку на заднем сидении с надписью «Мальборо». — Твой размер. И всего тонна со стольником.
Это значит тысяча сто рублей. Николаю не по карману.
Лева тронул «Волгу», в открытое окно пахнуло зноем. «Сейчас стереомагнитофон врубит!» — подумал Уланов. Он не ошибся: Лева нажал две клавиши и просторный золотистый салон — у Левы финские эластичные чехлы — наполнился энергичной музыкой сразу из четырех динамиков.
— Майкл Джексон, — небрежно уронил Лева. — Говорят, в Питер скоро пожалует. На личном лайнере с турбодвигателями. Если нужен будет билет — скажи!
— Небось, тоже в копеечку обойдется? — улыбнулся Уланов.
— Знаменитости дорого стоят! — рассмеялся Лева — Помнишь, приезжал к нам Кутуньо? Так я сам заплатил за билет в партере рубль с полтиной.
На торговом языке — это сто пятьдесят рублей.
— Я его бесплатно по телевизору смотрел, — сказал Николай.
— Крутые ребята сидят в первых рядах партера, — весело болтал Лева. — И деньги они не считают, главное — форс!
— А я вот считаю.
— Да-а, у меня еще есть для тебя французская рубашка с крокодильчиком на кармане, чистый хлопок и стоит всего-то шесть рублей.
— Хлопчатобумажная рубашка — шестьдесят рублей? — изумился Уланов. — Ну и цены у тебя, Лева!
— В стране инфляция, дружище, об этом, вон, все говорят, а ты копейки считаешь! Бери, через месяц стольник будет стоить. Телеки были по две, а теперь самый маленький, даже гонконговский, тянет на три пятьсот — четыре тонны! Проснись, милый!
— Ты меня высади на Марсовом поле, — попросил Николай, вспомнив, что нужно зайти в Институт культуры и взять у декана рукопись, которую ему Селезнев дал на рецензирование.
— Готовь трояк, — весело предупредил Лева. — Бензин еще больше подорожал: на колонках шланги узлом завязаны, а спекулянты дерут за канистру два-три рубля сверху.
— Неужели и бензином спекулируют? — удивился Николай. По дороге из Новгородчины он спокойно заправился, даже без очереди.
— Подолгу, Коля, сидишь в своей деревне, — сказал Белкин — В следующий раз приедешь, чай и крупу будут выдавать по талонам… Мыла нет, зубной пасты — тоже, о стиральном порошке я уже не говорю. Кстати, в твоей дыре нет какого-нибудь дефицита? Если найдешь, хватай партиями! Я у тебя оптом куплю хоть ящик!
— Останови, Лева, — попросил Уланов. От этих разговоров у него стало тошно на душе. Только что беседовал с крупным писателем, толковали о литературе… и вот Лева Белкин с пастой и стиральным порошком! А впрочем, если подумать, литературная мафия, о которой говорил Строков, пожалуй, пострашнее таких спекулянтов, как Белкин!..
Глава девятая
1
Михаил Федорович сидел в шезлонге с пахнущим типографской краской «Огоньком» в руках. С залива доносились резкие крики чаек, кружащихся над отмелью. По срезу пляжа, поблескивая умными глазами, неторопливо бродили степенные вороны. Негромко шумели сосны, по Приморскому шоссе шелестели машины. Небо белесое, раскаленное, на горизонте над водной гладью скользят редкие дымчатые облака. Две лодки с рыболовами, казалось, впаялись в воду сразу за серыми валунами, в изобилии усеивавшими мелководье. Незаметно было, чтобы у них клевало. Дача Лапиных находилась между Комарово и Зеленогорском, на песчаном берегу Финского залива. Невысокий зеленый забор из штакетника и с десяток приземистых сосен ограждали ее от шоссе. Песок на пляже чистый, желто-розовый, когда на него накатывается прозрачная, с лопающейся пеной волна, слышится мелодичный звон, будто кто-то легонько трогает струны невидимой небесной арфы.
Лапин в черных плавках и зеленой шапочке с целлулоидным козырьком. Даже через солнцезащитные очки трудно читать. Уже вторую неделю стоит жара, в городе не жизнь, а каторга. Михаил Федорович меняет по две сорочки за день, освежается дезодорантом, но все равно ощущает острый запах пота подмышками, да и рубашка все время мокрая. Иногда, если время позволяет, он вырывается из раскаленного Ленинграда на дачу, но чаще приходится ночевать в городе. А на выходные он взял за правило уезжать на дачу и лишь какое-нибудь чрезвычайное событие могло его заставить задержаться в пятницу вечером в городе. А события следовали одно за другим: митинги, демонстрации, хулиганские выходки распустившихся молодых людей. Все это нервировало, раздражало, тем более что любое вмешательство партийных органов, как правило, воспринималось людьми критически, а иногда и откровенно враждебно. Тут же «выстреливали» залпами ядовитых комментариев газеты. Много же «поработали» предшествующие поколения партработников, чтобы так обозлить массы! Еще кое-где на общественных зданиях висели примелькавшиеся лозунги, вроде: «Партия — ум, честь, совесть народа!» или «Решения партии одобряем!». Их не убирали, потому что руки не доходили, да и взамен ничего еще путного не подобрали. Правда, секретарь райкома комсомола Алексей Прыгунов предложил на бюро вообще никаких лозунгов не вывешивать. А как же наглядная агитация? Неформалы, вон, не дремлют: все стены облепили своими листовками и воззваниями, отпечатанными на ксероксе. Да и потухшие неоновые лампочки на зданиях в вечернее время всем будут бросаться в глаза, хотя, надо признаться, что дежурные лозунги и призывы никем уже давно всерьез не воспринимались. Глаза людей равнодушно скользили по ним, не задерживаясь. Алексей нашел электриков, которые кое-где самые уж, мягко говоря, устаревшие лозунги быстро и незаметно убрали с фасадов зданий. Лапин листал красочный «Огонек» и уже ничего нового и интересного для себя не надеялся найти. Когда критика лавиной обрушивается на все и вся, она тоже приедается. Долбят бюрократов, правоохранительные органы, прокуратуру, даже до КГБ добрались! Призывают не искать врагов среди своих, а лучше деятельнее бороться с преступностью. Раз в КГБ существуют группы захвата, значит, и пусть разоружают бандитов и рецидивистов. А для чего тогда вообще нужны группы захвата? Шпионов, как правило, накрывают с поличным, да и шпионы-то — все больше дипломаты и завербованные ими советские граждане, которые за деньги продались. Вон, печатают, что некоторые прямо-таки пишут в зарубежные посольства и консульства, предлагая за доллары и фунты любую доступную им по службе информацию. Для таких людишек не нужны группы захвата, они, как овцы в загон, сами идут в расставленные ловушки…
