Бернар Клавель - В чужом доме
Жюльен на мгновение задумался, потом с внезапной надеждой спросил:
— У тебя день отдыха не во вторник?
— Нет, в четверг, — сказала она. — Но в этот день я всегда занята.
Он бросил на нее печальный, почти суровый взгляд:
— Понятно. И уж, конечно, не с таким мальчишкой, как я.
Элен рассмеялась и покачала головой.
— Смотри-ка, он, оказывается, ревнует!
— Дело в том, что…
Она прервала его:
— Замолчи. Да, я и в самом деле занята не с таким мальчишкой, как ты, он гораздо моложе.
Опершись на локоть, Элен наклонилась над ночным столиком. Немного отодвинув настольную лампу, она показала Жюльену на маленькую рамку, в которую была вставлена фотография мальчика, сидевшего на соломенном стуле.
— Какой он красивый, — сказал Жюльен. — Сколько ему?
— Здесь он снят, когда ему было шесть лет. А одиннадцатого октября ему исполнится восемь.
— Я думаю, что смогу со временем полюбить его, — пробормотал Жюльен.
Элен, казалось, его не слышала. Теперь, когда она смотрела на фотографию, у нее был совсем другой взгляд. В нем сквозила бесконечная нежность, какой Жюльен до тех пор не замечал. На миг ему показалось, что она забыла о его присутствии. Он ласково погладил ее по волосам. Элен вздрогнула, поставила карточку на место, быстро поднялась и сказала:
— Ну, пошли скорее. И главное, на лестнице — ни звука.
Перед тем как открыть дверь, она поцеловала его и, подняв палец к потолку, проговорила:
— А дождь зарядил не на шутку! Бедный мой дружок, в каком виде ты возвратишься к себе!
53
В субботу утром Жюльен с большим трудом поднялся с постели. Он спал не больше часа, и на каждом шагу у него подкашивались ноги. Два или три раза мастер что-то сердито проворчал, потом вспылил:
— Черт побери, не знаю, что с тобой творится, но толку от тебя нынче, видно, не будет. Слушай, в чем дело? Ты болен? Если болен, так и говори.
— Нет, шеф.
Услышав ответ Жюльена, Эдуар захихикал. Андре повернулся к нему и бросил:
— Я вижу, вас это забавляет. Между тем ничего смешного тут нет. Знаете, когда кто-нибудь заболевает — другим невесело приходится.
Эдуар пожал плечами и пробормотал сквозь зубы:
— Тоже мне болезнь!
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Андре.
— Так, ничего.
Мастер посмотрел на своего помощника, потом на Жюльена. Наступило короткое молчание. Стоявший позади них Морис снял кастрюлю с плиты и наблюдал. Не прекращая работы, Андре заметил:
— Не терплю намеков. Если вы что-то хотите сказать, говорите. Нечего бубнить себе под нос. Я предпочитаю игру в открытую.
— Ничего я не хочу сказать, — ответил Эдуар, — но работать за него не собираюсь.
Мастер повысил голос:
— Будете делать то, что вам прикажут.
Эдуар несколько секунд колебался, потом плаксивым тоном, в котором таилась злоба, сказал:
— Ну, конечно, мальчишка где-то шатается всю ночь, утром на ногах еле держится, а другие за него отдувайся. Нет уж, дудки!
Мастер оторвался от работы, выпрямился и посмотрел на Жюльена.
— Это правда? — спросил он, не повышая голоса.
Прежде чем мальчик успел ответить, Эдуар крикнул:
— Не верите? Пойдите и посмотрите на его куртку; она висит на спинке кровати и до сих пор еще не просохла.
Не оборачиваясь, все так же пристально глядя на Жюльена, мастер процедил:
— Я не вас спрашиваю, Эдуар. Мне незачем подниматься и рассматривать его куртку; если он выходил куда-нибудь ночью, он и сам мне скажет.
Мастер замолчал. Мальчик, смотревший ему прямо в лицо, глубоко вздохнул и прошептал:
— Да, я выходил, шеф.
— А когда вернулся?
— В два часа.
Эдуар снова захихикал и пробурчал:
— С хвостиком!
Мастер даже не пошевелился, он продолжал смотреть на ученика.
— Где ж ты был?
Жюльен потупился. Мастер быстро добавил:
— Я не добиваюсь от тебя никаких подробностей. То, чем ты занимаешься в свободное время, меня не касается. Лишь бы это не мешало тебе хорошо работать. Я лишь хотел знать, был ли ты на улице под проливным дождем.
— Нет, шеф. Я только вымок, возвращаясь домой.
— Если схватишь простуду, рассчитывай на меня — я тебя опять вылечу!
Мастер сделал паузу и снова принялся лепить рогалики; потом прибавил:
— А теперь советую очухаться. Не то я сам за тебя примусь. И быстро приведу в чувство. Впрочем, если предпочитаешь, чтоб этим занялся хозяин, могу доставить тебе такое удовольствие.
— То-то славное будет зрелище, — пробормотал Эдуар.
Андре быстро выпрямился и повернулся на каблуках. Помощник взглянул на него. Теперь они стояли совсем близко, лицом к лицу. Рослый мастер наклонился вперед, медленно поднял левую руку и схватил Эдуара за ворот белой куртки. Слегка встряхнув парня, он поднес к его носу огромный кулак и тихо сказал, сдерживая гнев:
— А вам, мой милый, я вот что посоветую — зарубите на носу: терпеть не могу доносчиков. Мы здесь привыкли никого не путать в свои дела. Есть вещи, о которых хозяину не докладывают. Понятно?
Эдуар что-то неразборчиво пролепетал. Мастер выпустил его. Но белая куртка помощника еще долго оставалась измятой на груди. Все опять принялись за работу, и Андре начал насвистывать какую-то песенку.
Теперь Жюльен совсем проснулся. Правда, он все еще чувствовал слабость в ногах, и каждое движение давалось ему с трудом. Время от времени мастер переставал свистеть и сквозь зубы ронял:
— Смотри, пожалуйста, опять спит на ходу. Встряхнись немного, Жюльен, встряхнись!
Доставив рогалики заказчикам, мальчик окончательно пришел в себя. В отеле «Модерн» он мельком увидел Элен, она улыбнулась ему и помахала рукой. Он думал о поведении Эдуара, о том, как держал себя мастер, но больше всего его мысли занимала Элен. Она сама, ее комната, постель, все, что он видел, чем дышал, к чему прикасался минувшей ночью, — все неотступно жило в его душе.
До одиннадцати утра он оставался в цеху; потом госпожа Петьо позвала его:
— Пойдите переоденьтесь, голубчик, есть новые заказы.
Возвратившись в полдень из города, Жюльен увидел, что Морис и хозяин готовят самый большой ящик для мороженого.
— Отвезешь в Монплезир, — сказал ему господин Петьо. — И будь осторожен, это для свадьбы, тут торт из мороженого на тридцать персон.
Ящик с двойными стенками, между которыми был насыпан толченый лед и бурая соль, оказался очень тяжелым. Он едва поместился на багажнике перед рулем. Морис и хозяин с трудом взгромоздили его, пока Жюльен придерживал велосипед.
— Смотри, будь осторожен, — повторил хозяин. — А как приедешь на место, попроси, чтобы тебе помогли его снять.
— Хорошо, господин Петьо.
Жюльен не спеша пустился в дорогу. Не спеша миновал откос бульвара и поехал вдоль канала. Некоторое время он медленно катил, думая о дяде Пьере, о тетушке Эжени, которая часто ему писала, о Диане, которую он навещал почти каждый вторник. По этой дороге он обычно ездил к дяде Пьеру; ему очень редко приходилось отвозить по ней заказы.
Миновав первый шлюз, Жюльен особенно ярко и живо представил себе все, что происходило этой ночью, он вновь увидел Элен. Ему казалось, будто они целые сутки пробыли вместе. Гуляли, предавались любви, вместе позавтракали в маленьком ресторане и решили проведать ее малыша.
…Теперь Жюльен уже не катит на велосипеде. Он уже не ученик кондитера, и дорога стала другой — это широкая дорога вдоль незнакомой реки; машина Жюльена стремительно и бесшумно мчится вперед. Рядом с ним сидит Элен, они едут… едут к ее малышу. Вот уже несколько дней, как они женаты. Она счастлива, она улыбается… Жюльен поворачивает к ней голову, снимает правую руку с руля и обнимает Элен за плечи. Он спрашивает:
— Тебе хорошо?
Однако ответить Элен не успевает…
Жюльен также не успевает понять, что произошло. Вынырнув на поверхность канала, он кашляет и выплевывает воду, попавшую ему в рот и в нос. Сделав несколько взмахов, он достигает берега, хватается за тростник, растущий на откосе, и, перед тем как выбраться на дорогу, горестно повторяет:
— Господи… О господи!
Упершись в землю руками, мальчик двинулся ползком, потом стал на колени. Прямо к нему бежал какой-то мужчина, громко крича:
— Что с тобой? Что с тобой?
Жюльен отряхнулся, посмотрел на подбегавшего человека, потом перевел взгляд на канал. Возле самого берега плавала его шапочка. Он опустился на корточки, сел на береговой откос и подцепил ее носком туфли. Выжал и положил на траву. Теперь человек был совсем рядом. Маленький, пузатенький, в широкой соломенной шляпе и охотничьей куртке… Он побагровел от напряжения и тяжело дышал.
— Что с тобой? — повторил он. — Что стряслось?
