Алексей Свешников - Кошка с Собакой
Я махнул рукой и полез за инструментом.
Машин на дороге было мало. Собака пялилась в окно, кошка дремала у Марины на коленях. Я настроил «климат», чтобы на неё дул горячий воздух, и она откровенно балдела. Мы с Мариной, посмеиваясь, вспоминали наш неудачный поход за ёлкой, я как бы невзначай стал гладить её по коленке. Кошка сразу же недовольно зафыркала. Я рукой тёплый воздух перекрывал. Сказать бы ей что-нибудь, да боюсь ответит…
Отъехав прилично (от города), я свернул на какую-то лесную дорожку, благо снега на ней было немного. Пришлось углубиться на приличное расстояние, чтобы машину не было видно с трассы. Зимой, оказывается, лес так хорошо просматривается!
– Так! Я – в лес, вы сидите в машине.
– Может, выпустить животных прогуляться?
– Хорошо, только если что, ты их искать будешь.
– Да не убегут они. Я, вообще, иногда думаю, что они у тебя всё прекрасно понимают.
– Даже чересчур.
Взяв пилу, я побрёл в лес. Вот как раз там-то снега было достаточно. Ходил я, наверное, с час. Пару раз провалился в припорошённые окопы, матеря себя на чём свет стоит за неуклюжесть. Снег набился в ботинки. Елок не было. Нет, конечно, ёлки были, но совсем не те, какие бы хотелось мне. Чтобы их везти, нужен был лесовоз.
– Эй, мужик, ты чего тут с пилой?
Я обернулся на окрик. Двое деятелей в полушубках, на лыжах и с немецкой овчаркой.
– Поссать пошёл.
– Ага, пизди-пизди. Ёлку ищешь?
При упоминании о ёлке собака зарычала. Натасканная, видать. Надо бы её нейтрализовать на всякий случай. Я свистнул.
– Чего свистишь?
Мужики явно теряли спокойствие.
– А вы сами-то кто?
– А сам не видишь? Патруль ёлочный, таких, как ты ищем. Я лесник, а это… – тут говоривший замялся, показывая на своего кореша, – в общем, тоже лесник.
Вот блин! Небось на весь лес только эти двое мудозвонов и патрулируют, и надо же было прямо на них нарваться. Чего ж им пиздануть-то?
– Не, ребята, я – не ваш. И ёлки у меня тоже нет.
– Давай-давай, оглобли заворачивай. Денег что ли не хватает на ёлку?
Меж деревьев я увидел собаку. Она прыжками приближалась к нам, то, проваливаясь в снег по брюхо, то выскакивая из сугробов, как пробка от шампанского. Было это похоже на полёт ласточек перед дождём.
– Это твоя бежит? – нервно выкрикнул один из мудозвонов.
– Моя. Не боись, не укусит.
– Да мы-то не боимся, – усмехнулся он. – Как бы наш её сам не задрал.
– Это вряд ли, – говорю.
Собака подбежала и села справа.
– У нас тут недопонимание, – её говорю. – Уболтай собрата по экологической нише, чтобы не кусал.
Та кивнула и смело направилась к рвущемуся с поводка кобелю.
– Слышь, держи своего, а то сцепятся! – закричали лесники. Последовала серия обнюхиваний и виляний хвостами. Иногда проскакивали какие-то не то порыкивания, не то повизгивания. Наконец, собака повернулась ко мне.
– Порядок, нас не укусят. А эти двое, – она махнула мордой на лесников, – просто на бутылку стреляют, ходят тут, лохов кошмарят. Юридических прав не имеют ни хуя.
Лесник, державший собаку, аж поводок отпустил. Второй просто сел в сугроб с выпученными глазами.
– Бля, завязываю, – прошептал оставшийся на ногах.
– Ну чего, бириндеи, позвольте откланяться.
Я развернулся и, не спеша, пошёл по своим же следам к машине. Собака в скорости присоединилась ко мне. Незадачливые лесники всё ещё оставались без движения, сколько я их мог наблюдать меж веток и стволов. И только кобелёк жалостно поскуливал нам вслед.
– Охмурила, значит, да ещё и при исполнении, – подъебнул я собаку. – Не влюбилась сама-то?
– Есть немножко…
– Может, вам «чё-как», погулять пока?
– Не, холодно, обещала, что летом заедем, так что с тебя причитается.
– Замётано! А ты ведь сегодня хорошее дело сделала.
– Какое?
– Из-за тебя два человека пить бросили…
Марина дремала. Кошка балдела. Собака романтически молчала, думая, видимо, о лете. Ёлки не было.
Выехав на трассу, я, не спеша, развернулся и взял курс домой. Надо было торопиться, если стемнеет, то точно ни хера не найти будет. А, может, и к лучшему, расхотелось мне рубить!
Вскоре меня тормознул гаишник. Предполагая обычное вымогательство перед Новым годом, я негромко ругнулся сквозь зубы. Кошка привычно повела ухом во сне. В принципе меня нахлобучивать было не за что, но время терять не хотелось. Перепрыгивая через снег, смёрзшийся у обочины в небольшие горные хребты, ко мне приближался гаишник. Шапка была лихо сдвинута на затылок. Пару раз он чуть не наебнулся.
– Слы, зёма, тут такая канитель… Горючка – «ёк», своих – никого на дороге этой бляцкой, похоже, хуй не ночевал, – обрушил он на меня свой словарный запас. Вся живность, включая Марину, вынырнула из сна и уставилась на эту суету.
– У меня дизель.
– Ох, бляха-муха, – зачесал он затылок и, заметив Марину, всё-таки поправился. – Пардон!
Я вежливо ждал. Наконец, гаишник, видимо, проведя нехуёвую рекогносцировку своего серого вещества, предложил другое решение.
– Зёма, ты меня подбрось до поста, а то я без связи тут…
И, спохватившись, добавил:
– С наступающим вас, япона мать!
Делать нечего, пришлось подвозить. Всё-таки Новый год.
– У-у, какой барбос!
– Садитесь, не съест.
– Да я сам сейчас, кого хошь, сожру. Понимаешь, часа два уже тут скачу. Не согреться. С утра не жрал, а на холоде сами понимаете…
– И, что, кроме нас никого на дороге? – удивлённо спросил я.
– Да на дороге-то я минут двадцать, а так всё по лесу шоркался.
– А в лес-то тебе на кой? – я незаметно перешёл на «ты».
– Да за ёлками маханул. Ещё летом присмотрел тут. Знак мы вывешивали периодически, ну и дежурили, так сказать «за превышение»…
Я только покачал головой.
– Ёлки-то срубил?
– А как же!
У меня стал созревать коварный план.
– Далеко до твоего поста?
– Километров пятнадцать, дорога только дрянь. Меня, пока ехал, два раза кидануло, – он осторожно, косясь на собаку пытался устроиться поудобнее, – Правда, я на летней…
– Гнать не будем тогда, – сбавляя скорость, ответил я. – Там у меня на задней полке пакет, согреться не хочешь?
– Водка?
– Вискарь!
– Ух, ты! Прямо точно Новый год.
– Стаканы там же. Пластиковые, правда. А! И шоколадка ещё где-то должна быть. Марин, глянь в «бардаке».
Та подозрительно косясь на меня – чего это я расщедрился – достала закусон и протянула гайцу.
Тот уже, маханув в два приёма грамм сто, бодро захрустел шоколадом. «Такая, видать, у них натура хозяйская», – подумалось мне.
