Григорий Ряжский - Дети Ванюхина
– Повтори, пожалуйста, по-английски, – попросила Ирина, начавшая подозревать, что все, вообще все услышанное, является частью дурацкого спектакля, затеянного нестандартным сыном. Или собственного дурного сна. Айван повторил, но и теперь это на розыгрыш не походило совершенно. – Когда же ты успел все это? – тихо на этот раз пролепетала Ирина и опустилась на стул. – И банк спасти, и найти себе беременную жену…
Иван бросил взгляд на стену, туда, откуда с пыльного прямоугольника на фоне дымящегося фашистского танка улыбался старший лейтенант Лурье, подошел к матери, присел перед ней на корточки и сказал с нежностью в голосе:
– Потому что мой дедушка работал на фронте войны истребителем германских танков «Тайгер», о’кей? – и эта его новая интонация тоже была раньше Ирине незнакома.
– А как же твой университет? – Она никак не хотела поверить в реальность происходящего, слишком высок в ее жизни получался вес последних событий, пришедшихся на единицу московского времени, слишком неподъемен. – Твоя любимая математика…
– Это потом все, – уже почти совсем спокойно ответил Ваня, – сейчас главное – корпорация «Мамонт» и моя семья. – Ира вопросительно посмотрела на него в ожидании разъяснений, но он лишь улыбнулся и уточнил, как бы между делом, хотя успела проскользнуть и горделивая нотка: – У меня скоро родится ребенок. У нас с Милочкой. Этот ребенок не будет мой, но я буду его отец.
В столовую вернулся Марик, и было видно, что чего-то там он себе надумал и собирался сообщить семье. Он уже было приоткрыл рот, чтобы ознакомить присутствующих со своими выводами, сделанными в бывшей спальне Сары и Самуила, но даже не успел произнести первого звука, потому что Ирина остановила его жестом руки и сказала первой:
– Марик, я никуда не лечу, я остаюсь в Москве.
По причине послезавтрашнего убытия главы семьи Марка Самуиловича знакомство с невесткой решили не откладывать, а ехать в Мамонтовку непосредственно на следующий день. Там же, кстати, думали, повидают и Полину Ивановну, общую Нинину с будущей невесткой мать. Повидают и тоже познакомятся, коли такой неожиданной стороной все обернулось. Милочка, узнав о намеченном плане, порхала от счастья, точнее, от удовлетворения самой собой, от своей неземной привлекательности и сопутствующей ей ловкой оборотистости, хотя успела при этом подумать, что без предков Айвановых, в их отсутствие, все провернуть было бы гораздо сподручней. Подумать подумала, но поделиться мыслью с женихом не решилась. Кстати, вспомнила, что послезавтра же ровно месяц стукнет, как дядя Шура в огне сгорел. Днем она позвонила Дмитрию Валентиновичу и от имени Ивана Марковича попросила подать машину, которая соберет и доставит участников поминочных смотрин к дому Ванюхиных в Мамонтовке. Сама же унеслась наводить порядок по месту постоянного проживания. Об одном, готовясь к приезду будущей родни, не позаботилась Милочка, впрочем, как и Айван: как жениховство их объяснить людям, когда ясно станет всем, что они родня. Не самая, правда, ближняя по крови, но Айван как-никак покойной Люське внуком приходится, а сама-то – дочерью. Ванька, тот вообще, как узнал про некоторые детали подробнее от нее же, в постели на Плющихе, то даже вдумываться в эти обстоятельства не стал, пробормотал лишь что-то про математику свою, про теорию какую-то типа относительности, и поняла она, что это дело ему по барабану. Айвану действительно именно по барабану и было: слишком сладостен был открывшийся перед ним новый образ мира в лице и теле божественной Милочки, со всеми ее бархатными закоулками, ароматными складочками и опытными прикосновениями в нужные точки. Первый же его плющихинский оргазм, сконструированный густым массандровским напитком в сочетании с нежнейшей Милочкиной плотью, настолько потряс его невиданной ранее могучестью эмоционального и физиологического выброса, что впервые о неловкой левой стороне своего не слишком послушного тела Айван вспомнил лишь под утро, когда рука окончательно затекла, будучи вывернутой в непривычном направлении, а не покоилась как обычно вдоль левого бока с чуть отведенной под углом кистью.
Милочка что-то про постельные отношения между родственниками слыхала, но гипотетический этот негатив являлся столь ничтожным по сравнению с грядущими замужними благами, что гораздо проще было вычеркнуть такие думы из головы вон и более к ним не возвращаться. Ну, а про сердечную часть речи на повестке вообще не стояло, не было пока необходимых к тому подключений. Не очень, если честно, заботили ее теперь и Айвановы родители, сами Лурье. Во-первых, была у нее в братике Максовом уверенность абсолютная, так что ни одно сомнение уже не одолевало, а во-вторых, отец все одно отваливает, да и не отец он ему, если разобраться. Ну а мать, Ирина Леонидовна, остается, но разломать уже ничего не сможет, да и не захочет после всего. Кстати, и не мать она тоже ему, если строго уж совсем подходить к истории Айванчиковой.
В тот день, когда сын объявил им свои последние планы, после чего ушел ночевать к брату, Ирина поняла, что радовались они с Мариком преждевременно тому, что без последствий все останется и образуется само собой. Не образовалось. А осталось, как теперь видно, с результатом хотя и не трагическим, но довольно неясным. И не в скорых, а в отдаленных последствиях.
Возражать против спонтанного решения жены остаться с сыном Марик не стал, вернее, не решился сделать это прямо сейчас. Подумал, все равно ничего в этот раз не добьется, только Ирку страдать лишний раз заставит. Решил, что делать это он будет постепенно, системно, применив план ведения инженерных работ, когда необходимо сменить у моста опоры (быки, устои), не затронув основных конструкций перекрытия (пролетные строения). С этой целью попробовал пошутить даже:
– Хотя бы одного внука с гарантией получим, как минимум. А свой, чужой – нам с тобой не привыкать, да, Ирк? А законные свои пойдут – тоже в зачет, тоже в общую копилку. Мы их всех потом к нам перетащим, ковбоями сделаем, Ванька ранчо купит нам акров под восемьсот, больше и не надо, да?
– Да… – слабо отозвалась жена, вытирая глаза, но соглашаясь с приторной Мариковой бравадой лишь затем, чтобы не раскручивать новые горькие спирали бессмысленных несогласий.
– Теперь смотри, – продолжал хорохориться муж, – учеба учебой, я все понимаю, конечно, сам учиться любил, как ненормальный, ты знаешь, но с другой стороны, если все пойдет дальше, как уже покатилось, – я имею в виду «Мамонта» этого его ванюхинского, – то это же шанс сам по себе невероятный, небывалый просто в жизни шанс. – Теперь Марик говорил вполне заинтересованно, даже несколько возбужденно. – Это значит, наш сын в этой стране не просто приезжий пацан из Техаса, а управляющий крупнейшей финансовой структурой, особенно теперь, после кризиса этого недавнего. – Он с надеждой посмотрел на жену и снова смешно так спросил: – Да, Ирк? – и не дав ей времени на ответ, тут же страшно закатил глаза и в новой попытке растормошить ее заорал: – Или ты в нашего сына не веришь, Ирина, а-а-а-а?! Во все его таланты? Или деньгами «слоновыми» брезгуешь? – Ирина хмыкнула в последний раз, подтерла влажный нос и слабо улыбнулась. Тогда Марик угомонился, решив, что отыграл ситуацию достаточно, и обнял жену. – Нет, я серьезно, Ирк. Максик этот, кажется мне, очень мальчуган симпатичный, на нашего во многом похож. Кроме наших талантов, само собой. Так что дело к тому идет, что не только управляющим история закончится, а… – он внимательно и без тени улыбки на этот раз посмотрел Ирке в глаза, пытаясь обозначить для обоих новую тему, которой смог бы перекрыть повод для огорчений, – а и совладением, наверное.
