Григорий Ряжский - Дети Ванюхина
Всей этой махины, всей ванюхинской ее части. Нина вне ситуации, так что наследовать империю, по идее, должен Максим. А это значит, что и брат его, если тот не против. Вот! – Он оторвался от жены и энергично заходил по комнате туда-сюда. – Ну, поприсутствует Ванька в реальном банковско-финансовом деле, вкрутит в него свою ирреальную арифметику и получит лишний раз доказательство собственной исключительности, опережающей чужие возможности. Чего плохого-то? А для самоутверждения – то, что надо, лучше не бывает, и хаос свой разогреет немного, а то голой наукой заниматься знаешь как отвратительно? Я, к примеру, если бы реально построенных мостов не имел, с ума сошел бы, точно отъехал бы мозгами от ненависти к себе самому и от отвращения к своей науке!
Марик выдохнул и закончил. А закончив, подумал, что плохо, оказывается, самого себя за всю жизнь изучил. Думал, что гораздо тупее в определенном смысле устроен, а вышло, что не очень. В общем, остался Марк Самуилович, несмотря на тяжелый случай, собой доволен. Но и Ирка сдвинулась вроде бы с какой-то новой мертвой точки после Марикова монолога, да и сама почувствовала – сумела раскачать себя все же и размягчить часть внутреннего вещества, начавшего было невозвратно костенеть.
Маме Милочка выложила все разом, сразу, как влетела в дом. И что гости будут послезавтра, на месяц смерти, и что Максик тоже приедет, и что жених ее – Максиков брат из Америки, и что они на одно лицо, так как близнецы, и что про это не знал никто раньше, а теперь узнали все, потому что умер его дедушка по фамилии Лурье, его – в смысле, Айвана, а не нашего Макса, а Айван – это Иван, потому что это одно и то же, если с английского на наш, и он тоже Лурье, как и все они Лурье, и отец, и мать, а живут все в городе Даллас, американского штата Техас, и у нас с ним любовь. А еще, что пирожков картофельных испечь матери поможет, какие Нинка всегда готовила к разным случаям.
– Погоди, – оторопела Полина Ивановна, выслушав дочкину скороговорку, – Лурье, говоришь, умер, старик? Это который Самуил Ароныч, из исполкома?
– Какого исполкома? – не поняла в свою очередь Милочка.
– Ленинского исполкома, какого же, – пояснила мать, – там, где комиссия проходила.
– Чего?
– Вышло, значит, наружу, – покачала головой Полина Ивановна и опустилась на стул. – У меня всегда сердце про это болело, а я гнала все, скрытничала, с Нинулей не хотела этого поднимать, а сама-то знала, что когда-нибудь придет время и, глядишь, объявится другой мальчоночка ее, второй близнец который. Вот и получилось так.
– Так ты знала все, мам? Знала, что у Нинки двойня родилась тогда целиком живая? И дядя Шура тоже знал? – На этот раз Милочке притворничать не пришлось, удивление ее было абсолютно искренним.
Полина Ивановна продолжала глядеть прямо перед собой, перебирая в памяти прошлое:
– Нехорошо я тогда сделала, Мил, зря Нинуле отказаться от него насоветовала, от больного. У Шурки на поводу пошла, его самого больше пожалела, чем ребятенка. А он, получается, и не был тогда никудышным, всех перехитрил, выжил и на тебе жениться еще приехал.
– Я его люблю, мам, просто невозможно как. Сама не знаю, как получилось. Он знакомиться пришел к Максу после похорон дедовых, и я его там увидала, у Макса на Плющихе. – Она подсела к матери и обняла ее. – Меня как будто током дернуло – прям наш Макс как будто, но другой, не родственный, зато очень вежливый. А сам тоже сразу влюбился, и еще он наукой занимается и учится в университете на высшего математика по теории хаоса.
– На кого? – недоверчиво переспросила мать. – На хаоса?
– Ну, это теория такая, – с готовностью подхватила тему Милочка, – вроде теории Эйнштейна, тоже очень важная и еще не доказанная.
– А если не доказанная, чего ж заниматься-то этим? Может, тогда другим лучше заняться чем? – предложила мама.
– Он теперь в «Мамонт» переходит, они так с Максом договорились, вдвоем будут за делами приглядывать, но он больше, потому что – талант к этому. Когда кризис случился, он все деньги спас, всю фирму целиком, мне дядя Дима рассказывал и Макс тоже.
– Так он нормальным совсем остался, значит, Иван этот Лурье, вообще без изъяна по здоровью?
– Ну да! – обрадовалась вопросу Милочка. – Очки только носит красивые и немного нога вбок, но так, что вообще не заметно, если не приглядываться. И рука чуть-чуть…
– Не мудрено-о-о… – протянула мать. – В Шурку, выходит, в отца родного получился. Тот тоже ума был необычного, сама знаешь, кем стал из никого – Александром Егорычем Ванюхиным. А из ученья – только техникум один по военным приборам кончил.
– Знаю, мам, – вздохнула Милочка, прикрыла глаза и подумала, что зла, пожалуй, на Шурика она уже не держит, потому что перекроется обида ее многократно, с лихвой перекроется, когда станет она женой Айвана, а тот – наследником настоящего отца. А еще, подумала, фамилия у нее будет ихняя, американская, Лурье, но на наследстве это вряд ли отразится: здесь ведь уже нет разницы, какая фамилия, главное – как меж собой братья договорились. В том, что именно так и получится, Милочка уже не сомневалась. Хотелось только, чтобы про живот раньше времени никто не въехал, из родителей его, конечно. Ну, и мама тоже, хорошо бы, лишнего до поры не просекла.
– Постой! – вздрогнула внезапно Полина Ивановна. – Но он же родня тебе такая же, как Максютка наш, точно такой же. Как же жениться с ним можно, это ж против природы будет?
– Какой природы, мамуль? Мы ж седьмая вода на киселе, можно сказать, только по дальней линии где-то цепляемся, не впрямую. Внучатые там какие-то или вроде того получаемся. А у них, Айван рассказывал, на сестрах женятся – и ничего, никакого вреда не образуется. На двоюродных, – добавила она и с опаской бросила взгляд в материном направлении, – они там кузинами зовутся, и все нормально.
– Не знаю… – женщина задумчиво повела плечами, – ох, не знаю я, доча, как с этим быть. Чует сердце мое, неправильно это все ж, не по нашим обычаям.
Милочка прижалась щекой к морщинистой материной щеке и зашептала ей на ухо, чувствуя, что осталось совсем немного для воплощения замысла и в этом бастионе, внутри собственных крепостных сооружений:
– А мы, мамочка, не скажем никому больше, чтобы тебе спокойней было. Мальчики и так знают, а родителям его знать необязательно про меня, про наше с Ниной родство, мы с ребятами тоже так решили, что необязательно. Тогда и ты с нами, о’кей?
– Чего? – не поняла сбитая с толку мать. – Кто?
Милочка поправилась и разъяснила:
– Это значит, мы все тебя любим, мам, и об этом тоже просим: и я прошу, и Макс, и Айван просит.
Полина Ивановна тоже обняла ее и, размягченная дочкиным признанием, согласно кивнула в ответ:
