Франсин Проуз - Голубой ангел
– Прошу прощенья! – перебивает ее Свенсон. – Полагаю, комиссия понимает, что могут быть и иные причины хвалить работу студента.
Такое вынести невозможно – он не желает, чтобы его судила Кортни, тупая, неблагодарная дрянь. Должна же комиссия понять, что он не в силах сидеть и слушать, как эта идиотка критикует его профессиональную деятельность. Однако реплика Свенсона так изумляет Бентама, что он словно не сразу вспоминает, кто Свенсон, собственно, такой.
– Мы это понимаем, – говорит он. – Но, Тед… будьте добры, подождите со своими замечаниями, пока…
– Прошу прощенья, – говорит Свенсон. – Но это уж чересчур.
– Ничего страшного, – прощает его Кортни. – Я все сказала. И сделала это исключительно потому, что ни у кого другого духу бы не хватило.
– Мы вам очень признательны, – говорит Лорен. – Спасибо за смелость, Кортни.
Проходя мимо Свенсона, Кортни одаривает его ослепительной улыбкой торжествующей добродетели. Что ж, повод радоваться у нее есть. Правда ее раскрепостила. Она может и впредь предаваться сентиментальным размышлениям о жизни в гетто, и никто ее не остановит. Свенсон получил хороший урок. Теперь поостережется критиковать студентов. Впрочем, такой шанс ему вряд ли представится.
Наступает тишина. Где же следующий свидетель? Неужели истерический всплеск Кортни был последним выступлением, финальным аккордом обвинения? Комиссия роется в папках, проверяет списки. У Анджелы тоже заготовлен список. У всех – кроме Свенсона. Бентам смотрит на свой «ролекс». Свенсон бросает взгляд на «касио». Прошел час. Лорен барабанит пальцами по столу. У всех на лицах написано нетерпение.
Свенсон очень надеется, что произойдет хоть что-нибудь. Достаточно небольшой паузы в представлении – и тут же на ум приходит вопрос: а что с ним будет после того, как слушание закончится? Ни жены, ни работы, ни дома. Он вытягивает шею, но видит лишь затылок Анджелы. Бентам говорит:
– У меня в списке значится, что следующий… Мэтью Макилвейн. Может, он забыл или передумал…
Мэтт Макилвейн? Он-то о чем хочет сообщить? Что встретился со Свенсоном и Анджелой у видеосалона? Комиссия, похоже, желает опросить всех, кто когда-либо видел их в одном месте и в одно время. Мэтт может сказать, что встретил их на Норт-стрит: они, жарко поцеловавшись, отправились куда-то под ручку. У Мэтта миллион причин желать Свенсону неприятностей.
– Пойду посмотрю, там ли он, – говорит своим звонким бойскаутским тенорком Билл Гриссом.
Он вскакивает и бежит, перепрыгивая через ступени, наверх. Нет его довольно долго. Наверное, счастливчик, отправился в уборную.
Возвращается он не с Мэттом, а с Арлен Шерли, которую держит под руку. Арлен, одетая в свою ослепительную форму, вся дрожит. Она что здесь делает? Слишком все это близко к Шерри.
Билл едва ли не силком усаживает Арлен на стул. Она сидит потупившись. Ректор Бентам пожимает ей руку. Положенных благодарностей за то, что пришла, Арлен будто и не слышит – она не сводит глаз со своих сжатых в кулачки рук.
Бентам с ней связываться опасается. Пусть Лорен разбирается.
– Арлен, – говорит Лорен, – скажите, заходила ли мисс Анджела Арго в амбулаторию?
– Несколько раз, – отвечает Арлен.
– По какому поводу?
– У нее были… проблемы со здоровьем.
– Какого рода? – Если понадобится, Лорен будет весь день расспрашивать.
Тут Арлен смотрит вопросительно на Фрэнсиса Бентама – позволит ли глава университета отвечать. А как же врачебная тайна?
– Бетти… – ласково говорит Бентам.
– Я – Арлен.
– Бетти – это библиотекарша, – объясняет Лорен. Она тоже не любит Фрэнсиса Бентама. Но Свенсона куда больше.
– Отвечайте, Арлен, – соглашается Бентам. – Медицинские карты студентов – часть их досье…
Так ли это? А что бы сказали юристы? Но Арлен этого не спросит, как не будет перечить ректору.
– Прежде всего, у нее эпилепсия. В мягкой форме, однако… Во избежание приступов надо постоянно принимать лекарства. В тот раз дежурили Шерри Свенсон и я…
Упомянув имя Шерри, Арлен замирает. Да, накладочка вышла. Комиссии известно, кто такая Шерри. Напряжение в зале возрастает. Свенсон замечает вдруг, что на несколько мгновений задержал дыхание.
– Пациентка сказала… – Голос Арлен дрожит. – …Сказала, что ее мучают мысли о самоубийстве. Должна признаться, меня это крайне напугало. Я позвала Шерри. Шерри налила нам всем кока-колы. Помню, Анджела говорила, как боится, что никогда не встретит мужчину, которого сможет полюбить, что у нее никогда не будет детей, да еще и эпилепсия…
На Анджелу это совсем не похоже. Свенсон не может поверить, что эта самоуверенная, упорная девушка позволила себе нести весь этот девичий бред. Но девочка в ее романе именно такая. Неужели Анджела проводила исследование? А на Свенсоне изучала характер мужчины-преподавателя? Вот и ему преподнесен урок – о разнице между литературой и автобиографией.
– И что же вы ей сказали? – спрашивает Лорен.
– Смешно, – говорит Арлен, – но мы с Шерри стали рассказывать ей, как познакомились со своими мужьями. Ну, понимаете, хотели ее утешить.
Члены комиссии глядят на Свенсона, вернее, на его оболочку. Он покинул собственное тело. Его разум запросил передышки – ему надо переварить новую информацию.
Тайна раскрыта. Так вот как рассказ об их с Шерри встрече попал в роман Анджелы. Он не псих, не параноик. Всему есть объяснение. Ну почти всему. Это кажется Свенсону даже забавным и не обидным – по сравнению с мучительной мыслью о доброй, ласковой Шерри, которая рассказывает про романтическую встречу со своим мужем девушке, к которой ее муж как раз испытывает романтические чувства.
– А потом? – спрашивает Лорен.
Хороший вопрос. Об этом может рассказать он, Свенсон. Анджела отправилась домой и в своем романе описала сцену встречи Шерри и Свенсона в приемном покое больницы Святого Винсента. Но он – единственный, кто это знает, единственный, кого это волнует. Никто из них и не догадывается, насколько это связано с выдвинутыми против него обвинениями. Она выуживала подробности его жизни, использовала их в своей работе. И это доказывает, что он был ей интересен, что привлек ее внимание. У Свенсона начинает кружиться голова – так стремительно мечутся его чувства между Анджелой и Шерри. – Потом Анджела успокоилась, – говорит Арлен.
– Прошу прощенья, – перебивает ее Бентам. – Вы хотите сказать, что когда к вам в амбулаторию приходит студент с суицидальными мыслями, вы пьете с ним кока-колу и рассказываете романтические истории?
– У нас не хватает персонала, – говорит Арлен. – Господи! Да мы же направили Анджелу на консультацию к психологу, в Берлингтон.
– В Берлингтон? То есть, по-вашему, мы советуем учащимся с суицидальными наклонностями отправляться самостоятельно в Берлингтон? – В голосе Бентама слышна угроза. Когда они разберутся со Свенсоном, займутся амбулаторией. И следующим, от кого они избавятся, будет Шерри. Что Свенсон натворил! Погубил не только собственную жизнь, но и жизнь Шерри, которая ничем такого не заслужила!
– Вы проверяли, пошла ли мисс Арго на прием к специалисту?
Почему Шерри не проверила? Да потому, что все они – за исключением Свенсона – знали, что Анджела лжет. Шерри, Магда, даже Арлен. Все женщины знали. А Магда даже предупреждала его.
– Невозможно их постоянно держать за руки, – резко отвечает Арлен.
Заметил ли кто-нибудь кроме Свенсона, что классовая борьба таки разгорелась? Арлен, рабочая косточка, уже не в силах сдерживать того, что накопилось, – опостылели ей и маленькие паршивцы, которых она столько лет пестует, и лицемерные британцы, которые пришли сюда завоевателями и считают, что вправе всем здесь распоряжаться.
– Конечно, невозможно, – соглашается Лорен.
– Это все? – спрашивает Арлен раздраженно.
Все, да не совсем. Ее показания усилили неприязнь, которую комиссия испытывает к Свенсону: он не просто предложил студентке помочь опубликовать ее роман в обмен на сексуальные услуги, он предложил это студентке, склонной к суициду.
– Есть еще вопросы к миссис Шерли?
Вопросов нет – никому не хочется в этом копаться. Никому, кроме Амелии, которая, кажется, не заметила вспышки классового конфликта между Арлен и Бентамом.
Амелия говорит:
– Упоминала ли мисс Арго о своих отношениях с профессором Свенсоном?
Арлен едва не лишается дара речи.
– Как это… при Шерри… при жене Теда она бы не стала… А вы?
Амелия пожимает плечами. Сейчас не время и не место объяснять, что говорят или могут сказать друг другу латиноамериканки.
– Ну что ж! – говорит Лорен. – Арлен, вы больше ни о чем не желаете нам сообщить?
– Разве что еще одно… – говорит Арлен голосом, тонким и острым, как игла, которой вводят яд. – Думаю, вам следует задуматься о том, на сколько все это тяжело для Шерри. – Арлен в упор смотрит на Свенсона. Он закрывает лицо руками, но вообще-то хочет заткнуть уши, бормотать какую-нибудь белиберду – лишь бы не слышать ее голос. – Шерри – сильная женщина. Очень сильная.
