Франсин Проуз - Голубой ангел
– Надеюсь, – отвечает Карлос.
– Я всегда считал, – продолжает Бентам, – что у писателей отличная память. Их профессия это подразумевает.
– Наверное, – соглашается Карлос.
– Тогда постарайтесь вспомнить, – говорит Бентам, – не происходило ли на занятиях чего-либо такого, что показалось вам хотя бы чуточку странным… или необычным?
Карлос обучен стоять навытяжку и сообщать лишь свою фамилию, звание и номер части. Но он не готов устоять перед таким искушением: ректор называет его писателем, а члены комиссии ловят каждое его слово. Разве может он их разочаровать? Разве не обязан сообщить все, что ему удастся вспомнить?
– У нас в группе ходила одна шуточка. Понимаете, мы обсудили несколько рассказов о людях… – Карлос трясет головой. Он сам не понимает, что с ним такое. Даже на флоте было попроще. – …О людях, занимавшихся сексом с… с животными.
Ну да, и начал это Карлос со своим рассказом о юном вуайеристе, его болтливом соседе и немецкой овчарке.
– С животными? – повторяет Бентам.
Билли-антрополога это живо интересует. В каких тайных ритуалах писательского племени практикуется межвидовое совокупление?
– С какими животными? – интересуется Билл. Карлос снова трясет головой.
– Собственно говоря, с курицей.
Бентама это явно забавляет.
– Карлос, уж не хотите ли вы сказать, что некий студент из группы профессора Свенсона написал рассказ, герой которого… совокуплялся с курицей?
– С куриной тушкой, – говорит Карлос простодушно.
Все украдкой хихикают. Бентам смотрит на Свенсона, тот качает головой. М-да… Секс по телефону, секс с животными. Интересный у него получился семестр.
– Понятно, – говорит Лорен. – Тема ширится.
– Это вы о чем? – настороженно спрашивает Карлос.
– Вы же сами сказали, что роман мисс Арго был про яйца. – За долгие годы преподавания Лорен приучилась находить во всем схемы и метафоры. – А теперь еще и куры…
– В романе Анджелы никто с яйцом сексом не занимается, – говорит Карлос.
Ты просто до этого места не дочитал, думает Свенсон. Как низко он пал – гордится тем, что прочел из романа Анджелы больше, чем любой здесь присутствующий.
– Вы сказали «животные», во множественном числе, – напоминает Билл тоном солидного ученого-социолога. – Следовательно, были и другие… животные.
– Корова, – говорит Карлос. – Еще собака.
– В том же рассказе или в других? – спрашивает Амелия.
– В других, – отвечает Карлос.
– Написанных разными студентами? – спрашивает Карл.
– Да. Собака была в моем рассказе.
Вот и сказал наконец правду.
– И всё в прошлом семестре? – спрашивает Бентам. – Ну да.
– Вы хотите сказать, что в прошлом семестре студенты из группы профессора Свенсона писали рассказы, в которых люди вступали в интимные отношения с коровами, курами и собаками?
– С коровой, курицей и собакой, – уточняет Карлос.
– Очень занятно! – говорит Бентам.
– Мы еще говорили между собой, вот, мол, вычислили наконец, что привлекает внимание профессора Свенсона.
Так они решили, что это привлекает его внимание? Да Свенсон изнывал от тоски, продираясь через их жалкие рассказики, и больше всего его заботило одно: как же вести занятия, чтоб его не обвинили в сексуальных домогательствах – в коих его таки и обвинили, стало быть, основания для волнений у него имелись. А внимание его привлек только роман Анджелы Арго.
Несколько минут все молчат – обдумывают последнее заявление Карлоса. Лорен обводит взглядом членов комиссии и, убедившись, что ни у кого вопросов нет, говорит:
– Спасибо, Карлос. Спасибо за то, что пришли сегодня сюда, за то, что отвечали нам честно и откровенно.
– Погодите! – говорит Карлос. – Я бы хотел кое-что уточнить. Лично я считаю, что в рассказах о сексе с животными ничего предосудительного нет. По-моему, студенты имеют право писать о чем захотят!
Поздно Карлос вспомнил о Первой поправке!
– Да, конечно, – отвечает Бентам. – Мы с вами полностью согласны. Спасибо за помощь.
Сколько еще преданных Свенсону студентов предстанет перед комиссией? Может, все. Слушание еще не закончено. Карлос пробирается вверх по проходу, стараясь не встречаться взглядом со Свенсоном.
Дверь снова открывается. По ступеням плавно спускается Клэрис Уильямс, и унылый лекционный зал тут же превращается в подиум, по которому летит, едва касаясь земли, блистательная Клэрис, изгибает свою тонкую, длинную шею, отворачивает голову – словно избегает слепящего света фотовспышек. Свенсону кажется, что дыхание перехватило у всех членов комиссии, и каждый из них задумался, почему такие студентки не идут к ним в семинары.
– Спасибо, что пришли, мисс Уильямс. Даже Бентам сражен красотой Клэрис.
– Не за что, – ровным голосом отвечает Клэрис.
– Я понимаю, вам это может быть неприятно, – говорит Лорен, – поэтому мы постараемся вас не задерживать. Когда вы общались с профессором Свенсоном – в классе или за его пределами, – замечали ли какие-нибудь… странности в его поведении?
– Нет, – качает своей очаровательной головкой Клэрис.
Она поддерживает Свенсона, однако присутствующие сомневаются в ее искренности, поскольку не могут поверить, что нормальный здоровый мужчина западет на Анджелу Арго, когда рядом такая девушка, как Клэрис. Да ясно же – либо она врет, либо Свенсон ненормальный. А является ли безумие смягчающим обстоятельством при обвинении в сексуальных домогательствах?
Свенсон и Клэрис знают: все это – правда. Свенсон думает: да, наверное, что-то со мной не так. Клэрис в качестве сексуального объекта он никогда не рассматривал, зато сколько времени страдал по Анджеле Арго. Смех, да и только. Какой же он мужчина?
Бентам бьет прямо в цель.
– А не было ли в поступках профессора Свенсона чего-либо такого, что заставило бы вас заподозрить его в неподобающем поведении по отношению к другим студенткам?
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Клэрис.
– Не встречали ли вы случайно профессора Свенсона с мисс Арго… в каких-нибудь… неожиданных местах?
– Да, однажды…– шепчет Клэрис; все подаются вперед, и лишь Свенсон откидывается назад. – …Я столкнулась с профессором Свенсоном в общежитии – он выходил из комнаты Анджелы.
– Выходил из комнаты мисс Арго? – изумляется ректор. Свенсон все еще ждет: вот сейчас правдивая Клэрис уточнит, что она не видела, как он выходил из комнаты Анджелы. Она столкнулась с ним на лестнице и сама решила, что шел он от Анджелы. Улика-то косвенная!
– Да, – отвечает Клэрис. Разве Свенсон не учил ее, как важны подробности?
– Вы помните, когда это случилось?
– Помню. Перед самым Днем благодарения – я еще приняла профессора Свенсона за чьего-нибудь отца, который помогает дочери… отнести, например, вещи в машину. И искренне удивилась, поняв, что это профессор Свенсон.
Он и есть чей-то отец. Но не Анджелы Арго.
– Вы профессору Свенсону что-нибудь сказали? – спрашивает Лорен.
– Просто поздоровалась.
– Он вас видел? – спрашивает Билл.
– Видел.
– Вы кому-нибудь об этом рассказывали? – спрашивает Лорен.
– Нет, – отвечает Клэрис. – Зачем?
Действительно, зачем? Зачем ей было об этом рассказывать? Вопрос явно лишний. Да только святая удержалась бы и никому не насплетничала. Так откуда же Бентам знал, о чем именно спрашивать Клэрис? И тут Свенсон догадывается: Клэрис сама им все рассказала, когда узнала, что комиссия занялась сбором сведений. Теперь он понимает, что дело приняло серьезный оборот, с этого самого мгновения события покатятся, как снежный ком с горы, за предательством Клэрис последует еще одно представление: студенты будут пинать его, лежачего, ногами.
– А какой был у профессора Свенсона вид, когда он покидал помещение, где проживает мисс Арго?
– Я бы сказала… смущенный, – отвечает Клэрис.
– А может, виноватый! – настаивает Бентам.
– Скорее, смущенный, – повторяет Клэрис.
– Благодарю вас, – ледяным тоном говорит Бентам. Он не привык к тому, чтобы его поправляли такие вот девицы. – Комиссия признательна вам за помощь.
Теперь поток мучителей и обвинителей уже не сдержать протоколом, определявшим до сей минуты порядок и время их появления. На лестнице Клэрис едва не сбивает с ног Кортни Элкотт. Она, как Анджела с Карлосом, тоже изменила имидж, помадой не злоупотребляла, серьги сняла, как сняла широкие штаны и необъятный свитер. На ней темно-синий костюм – наверное, его надевает ее мамаша, когда отправляется на дамский ланч в «Ритц».
Кортни усаживается на стул. Она не хочет, чтобы ее благодарили, не ждет вопросов. Поток слов вырывается из нее, как шампанское из бутылки.
– Никто этого не скажет, – говорит она. – Я точно знаю, никто здесь об этом не скажет, но я решила – кто-то ведь должен. Мы все понимали – что-то происходит. На занятиях нас всех опускали. Профессор Свенсон либо критиковал в пух и прах твою работу, либо подначивал на это других студентов. Особенно Анджелу: он вынуждал ее говорить все те гадости, которые на самом деле хотел бы сказать сам. Но когда дошел черед до нее – до ее главы из романа, или что там это было, – никому и слова поперек сказать не дали, а когда мы пытались высказаться, он нам заявил, что мы все дебилы, а Анджела – гений. Ну вот мы и решили, что он либо спит с ней, либо еще что…
