Робер Сабатье - Шведские спички
— Ну, как? Еще ничего старикашка, ловкий…
Луна, чтоб лучше шпионить, спряталась за облачко; сразу потемнело. Когда они добрели до улицы Лаба, Бугра заявил, что не худо бы «задать храпака».
— О, еще успеется…
Старик растрепал мальчику волосы, сказав: «Ну и грива!» — и дал шлепка:
— Пошли на боковую!
Оливье проводил его до дома, попрощался и задумался, идти ли сразу домой или еще погулять. Он сел на край тротуара, поиграл в кости, но скоро бросил это занятие и широко зевнул.
Элоди и Жан уже, наверное, спят в своих одинаковых синих пижамах: молодая женщина, свернувшись калачиком, руки под подбородком, а Жан на спине и хранит вовсю, что он опровергает, когда другие над ним посмеиваются. Сейчас Оливье уже хотел оказаться в кровати, но не решался звонить.
На перекрестке остановилось такси, и из него вышли «две дамы». Они стояли обнявшись и казались очень веселыми. Потом одна внезапно дала пощечину другой, они о чем-то заспорили и исчезли в подъезде. Несколькими минутами позже на улице появился Мак, и Оливье быстро спрятался в темном углу: он боялся гнева униженного «каида». Оливье представил себе, что бы произошло, если б Бугра и Мак подрались, и тут же решил, что победил бы Бугра. Как бы там ни было, но мальчик был не против такой потасовки, и в случае надобности уж конечно помог бы старику.
Оливье занял оборонительную позицию и даже несколько раз ударил кулаком в пустоту: бенц, бенц, бенц! Потом снова зевнул. Скорей бы добраться домой и остаться наедине со своими мыслями. Темнота на улице сгущалась, и он, позвонив у дома номер 77, торопливо поднялся по лестнице. Сейчас ему было не так страшно, как в прежние времена, если, конечно, быстро бежать и вдобавок сжимать кулаки.
Ключик лежал на своем месте — под соломенным ковриком. Мальчик бесшумно открыл дверь, сбросил сандалии, носки, штаны и нырнул в свою узкую постель.
Глава одиннадцатая
Летний дождь падал крупными каплями, которые люди прозвали «монетами в сто су». Это длилось несколько минут, потом выглянуло желтое солнце, небо смирилось, и земля начала дымиться. Никогда еще улица не была такой светлой. Такой ослепительной.
Пока Альбертина Хак, взяв жирный косметический карандаш, переделывала свою бородавку в родинку, Оливье пристроился на жестяном выступе ее подоконника и, покачивая в пустоте ногами, разглядывал их сквозь белокурую завесу своих кудрей. На улице баловался Рамели, со свистом выпуская воздух из надувного мяча, в ожидании упреков от домохозяек, раздраженных этим невыносимым шумом. Две маленькие девчонки прервали игру в «птица летает» и зажали себе уши. Потом папаша Громаляр подошел к Рамели и приложил горящую сигарету к мячу, который тут же лопнул. Рамели начал вопить.
Накануне Оливье вернулся домой так поздно, что Жан, который еще не спал, заметил ему:
— Ты заслуживаешь трепки, но пока пусть останется так.
А Элоди сонным голосом выкрикнула с кровати:
— Сироту не бьют.
Сейчас Оливье забавлялся тем, что выбивал на стене каблуками какой-то ритм; Альбертина попросила его перестать дурачиться.
Сегодня день был особенный. Оливье знал, что в школе на улице Клиньянкур выдавали награды за успехи в учебе. Именно поэтому он притворялся развязным и равнодушным, чтобы скрыть свою грусть, и она все усиливалась и достигла крайних пределов, когда он заметил, что товарищи по школе, празднично одетые, очень довольные, подымаются вверх по улице. На головах у мальчиков были венки, сплетенные из лавровых листьев, а девочки украсили себя лентами и бумажными розами. Их премии — книги (некоторые в красных обложках, остальные в простых) — были перевязаны трехцветной лентой с пышным бантом в форме розана.
Лулу, чьи черные кудри дома попытались кое-как привести в порядок, хорохорился изо всех сил: ему досталась главная школьная награда — стопка из шести книг с позолоченным обрезом. У Капдевера было всего две книги, но он нес их так, чтоб все заметили, какие они тяжелые, что отнюдь не соответствовало действительности. Ребята в пути отстали от своих родителей, чтобы встретиться с Оливье и показать ему книги.
Мальчик не без зависти рассматривал их прекрасные награды. А про себя думал, что как ни красивы эти книги, куда им до книг Даниэля, и, кроме того, придет день, когда он, Оливье, будет читать Золя, о котором говорил ему Бугра. Он очень удивился, когда Лулу вынул из-под своей стопки маленькую книжечку, завернутую в прозрачную бумагу, и заявил:
— А это тебе. Бибиш послал. Он сказал, что это награда для утешения.
Ошеломленный Оливье не решался взять книгу. Он прочел ее заглавие: «Жизнь Саворньяна де Бразза[13]», а перелистывая, увидел картинки, на которых были изображены верблюды и арабы в национальной одежде — джелаба.
— Кто это? — спросил Оливье.
Капдевер надул щеки и с шумом выпустил воздух — это означало, что он и представления не имеет. В конце концов, все это неважно: детей почти всегда награждают книгами, которых они не могут понять.
— Наверно, что-то с колониальной выставки, — предположил Лулу.
Оливье ощутил и радость и грусть. Он не понимал смысла фразы «Награда для утешения», но все же полагал, что «утешение» в каком-то смысле связано со смертью матери.
— Ну что ж, тогда… — сказал он, держа свою книгу бережно, как поднос. И спросил: — Это Бибиш?..
— Да, — ответил Лулу, — это он ли-ч-но тебе дарит!
Господин Гамбье, по кличке Бибиш, принадлежал к той породе учителей начальной школы, которые то проявляли к ученикам чрезмерную строгость, то строили из себя ласкового папочку. Жил Бибиш в районе Лила в домике с маленьким садом, в котором росли три яблоньки. По утрам он вынимал из портфеля два больших яблока и клал на свой стол для всеобщего обозрения. Тот, кто отличался по сочинению, диктовке или по арифметике, имел право на яблоко. Книга, которую он прислал в подарок Оливье, чем-то походила на яблоко из сада Бибиша.
Тем временем этот ужасный Лопес, сложив руки рупором, уже кричал Капдеверу и Лулу:
— Знаете, на кого вы похожи в ваших венках?
Оба мальчика, как и следовало ожидать, решили его проучить. Они протянули свои книги Оливье:
— Держи, Олив! Сейчас мы его «протрем с песочком».
И хотя у них на головах, как у римских императоров, были лавровые венки, ребята бросились в погоню за Лопесом, а Оливье, нагруженный книгами, неожиданно услыхал над собой чей-то голос:
— Замечательно, малыш, это просто замечательно!
Он обернулся. Длинный худой старик в сером костюме смотрел на него сквозь пенсне в золоченой оправе. И, так как Оливье явно не понял его, он указал на стопку книг:
— Значит, ты хороший ученик, да? Не сомневаюсь, первый в своем классе?
— Э-э… нет! — ответил Оливье.
— И притом еще скромный…
Старик любезно покачал головой и пошел, заложив руки за спину, сутулясь, вспоминая, по-видимому, свое далекое детство, когда и он был хорошим учеником.
Когда взлохмаченные Лулу и Капдевер вернулись за книгами, Оливье рассказал им про старика и дети расхохотались. Лулу сразу же попытался принять важный, как у того старика, вид… но его волосы были в ужасном беспорядке и смешно торчали из-под венка, сбитого набекрень.
А Капдевер заявил:
— Ну вот и конец замятиям. Уже каникулы, ребята…
Лулу воспринял эту очевидную истину как открытие.
Он заломил венок на затылок и загнусавил:
— Хм! Хм! Это правда! Каникулы наступили. Вот позабавимся все трое! Ты будешь Крокиньоль, я — Рибульдинг, а Капдевер — Филошар.