Герман Кох - Летний домик с бассейном
Признаться, в своих расчетах я не принимал во внимание Ралфово колено. Просчитывал, мог ли он дойти до другого развлекательного центра и вернуться обратно. И мог ли быть дома, когда Юдит звонила ему. Но я совершенно упустил из виду его колено.
Зачем Ралфу Мейеру с больным коленом идти больше километра к другому центру? А потом обратно? Это не только маловероятно, но почти невозможно физически.
— Тебе надо обязательно нагружать его движением, — сказал я. — Если будешь сидеть сиднем, оно может потерять подвижность.
Ралф вытянул правую ногу. Пошевелил толстыми пальцами в пластиковом шлепанце. Застонал. Даже губу прикусил, как я заметил, глянув на него. Если он играл, то играл очень хорошо. Я не исключал ничего. В том числе и что вся эта чепуха насчет колена наиграна. Что он использует колено как алиби.
— Я поговорил со Стэнли и Эмманюель, — продолжал он. — Вы можете оставаться в этой квартире сколько захотите. Мы что-нибудь придумаем.
Я хотел было ответить, что в этом нет нужды, что через несколько часов мы уедем, но вовремя осекся. Как знать, может, известие о нашем отъезде станет для него облегчением. А я не хотел, чтобы он испытывал облегчение. Пока не хотел.
— Где Алекс? — спросил я.
Глядя прямо перед собой на подсвеченную синим воду бассейна, я внимательно следил за физической реакцией Ралфа. И он вправду переменил позу. Чуть наклонился вперед, потер рукой лицо, потом опять откинулся на спинку стула.
— Наверху. — Ралф скрестил ноги, на сей раз без стона. — Спит. Хочешь еще? — Он поднял с земли бутылку, поднес к моему стакану.
— О’кей. Он тебе что-нибудь говорил?
Ралф налил себе и только потом ответил:
— Мальчишка совсем в кусках. Чувствует себя виноватым. Я ему сказал, что он не должен чувствовать себя виноватым.
Я глубоко вздохнул. Поднес стакан к губам. Лед растаял. Тепловатое, разбавленное водой виски.
Почему он не должен чувствовать себя виноватым? Может, у него есть все основания чувствовать себя виноватым.
Вот так я мог сказать. Но не сказал. Ощутил волну жара на лице, а это нехорошо. Голова должна оставаться холодной. В буквальном смысле.
— Да, ему незачем чувствовать себя виноватым, — сказал я. — Но ведь, возможно, он что-то видел? А рассказать не смеет. Как раз оттого, что чувствует себя виноватым.
— И что же он в таком случае должен был видеть? — Ралф снова переменил позу, быстро отпил несколько глотков виски. Язык тела. Если принять во внимание язык его тела, то и он рассказал мне не все, что должен бы. Хотя, возможно, он лишь выгораживал своего сына.
Теперь я подумал и кое о чем еще. Как ни глупо, однако же раньше эта мысль мне в голову не приходила. Юлия ничего не помнит. Но Ралфу я об этом не говорил. И Алексу не говорил, и вообще никому. В сущности, кроме нас с Каролиной, никто об амнезии не знает. Или все-таки? Я попробовал как можно детальнее восстановить в памяти минувшие часы. Кто не заходил к нам в комнату, а кто заходил и когда именно.
Все старались поменьше нас донимать и с расспросами не приставали. Юдит… Уложив Томаса и Лизу, она спустилась к нам, о чем-то спросила. Знает ли Юлия, кто или что… Она еще в шоке, ответили мы. И не знает. Вероятно, память заблокировало, сказал я, как часто бывает в таких случаях. Говорили мы шепотом. А когда Юлия открыла глаза, замолчали. Эмманюель ни о чем больше не спрашивала, Стэнли позднее тоже. Вполне возможно, Юдит рассказала Ралфу, чтó слышала от нас внизу. А тогда… Возможно, Ралф обосновался подле меня с бутылкой виски, поскольку знал, что Юлия рано или поздно опознает своего обидчика?
Разве только… В висках у меня резко застучало. Разве только Юлия уже была без сознания… Об этом каждый читал в газетах. Украдкой подбрасывают что-то в напиток. Таблетку, от которой девочки быстрее пьянеют. Становятся смешливее. Уступчивее. Или даже попросту отключаются. Отпускают все тормоза и идут с мужчиной, с которым идти бы не следовало. А иной раз от такой комбинации алкоголя и таблеток они теряют сознание.
Я старался не думать об этом и все равно думал. Мужчина — по всей вероятности, взрослый мужчина — наклоняется к бесчувственной тринадцатилетней девочке и… Больной, говорит народ. Такие типы явно больные. Но это не болезнь. Болезнь можно вылечить, во всяком случае лечить. А здесь совсем другое. Изъян. Дефект конструкции. Треснувшую бутылку лимонада изымают из продажи. Вот так надо поступать и с подобными типами. Не лечить. А сразу изымать. Уничтожать всю партию. Не хоронить. Не кремировать. Мы не желаем, чтобы этот прах смешался с воздухом, которым мы дышим.
Я поморгал глазами. Правым глазом, сообразил я; до сих пор я не обращал внимания, но после возвращения с пляжа левый глаз вообще не открывался. Боли не причинял, нет, просто не открывался. Сперва я попробовал заставить веко подняться, но безуспешно, тогда потянул пальцами за ресницы. Потер опущенное веко, нажал на него кончиками пальцев, глаз все равно не открылся. Симптом нехороший, я знал. Прежде чем сесть в машину, мне предстояло неприятное дельце. Что у тебя с глазом? — спрашивал меня буквально каждый. Может, посмотреть хорошенько, что там с глазом? — спросила одна Каролина. Нет, отрезал я.
Я глянул вбок, на грузное тело актера. Он сидел, опершись локтями на ляжки и подперев голову ладонями. Через несколько часов мы уедем. Первые двадцать четыре часа, они важнее всего, сказала Каролина. Я должен что-нибудь сделать. Чего позднее сделать уже не смогу. Позднее он уже успеет все просчитать. Успеет тщательно выбрать ответы. Сейчас пять утра, и он выпил полбутылки виски.
— О чем ты, собственно, думал, когда свалил ту девчонку на землю? — спокойным тоном спросил я.
Секунду-другую царило молчание.
— Sorry? — переспросил он. — Что ты сказал?
— Я спросил, какова была задняя мысль. Когда ты собирался пнуть норвежку.
Ралф громко шмыгнул носом. Искоса поглядел на меня. Я ответил на взгляд. Перехватил его, как говорится. Одним глазом, конечно, но открытым глазом я худо-бедно удерживал его взгляд. Старался не мигать.
— Ты что, дурака из меня делаешь или?.. — Он усмехнулся, но я остался серьезен.
— Такова у тебя стандартная реакция, когда женщина, на сей раз девушка, тебя отвергает? Ты пытаешься ее избить? Пинками отправить в больницу?
— Марк! Я тебя умоляю! Кто, собственно, кого пинал? В смысле сам подумай, как это звучит. Пинками отправить в больницу…
Он снова вроде как скривился от боли и потер колено. Я видел его насквозь: он пытался перевернуть ситуацию и одновременно обратить все в шутку, но не вполне успешно. Я видел по его глазам, подернутым влагой, — будто замерзший пруд, где поверху тонкий слой воды, а под ним лед, твердый как камень. Внезапно я сообразил, когда раньше видел этот взгляд: во время игры в пинг-понг, когда он пробовал гасануть. И в тот раз, когда поскользнулся, в первые секунды, когда никто еще не рискнул засмеяться: он чувствовал только боль и пока не решил, как реагировать.
